Александр Мацкин - Орленев
страстной газетной критике и в стоустой молве очернило Орле¬
нева как неврастеника, неспособного справиться со своими неду¬
гами, искусство которого безнадежно замкнулось в границах кли¬
ники. Он отбивался от этой молвы, но не всегда успешно. ..
Такой горестно нелегкой была жизнь Орленева в первые, по
внешним признакам безмятежные годы гастролерства.
В эти первые годы нового века на путях странствий Орленева
часто возникала Ялта. Он едет из Пензы в Астрахань и почему-то
оказывается в Крыму. Он отправляется по своему излюбленному
гастрольному маршруту по городам юга и юго-запада, начиная
с Одессы и кончая Черниговом, и тоже не минует Ялты. Чаще
он бывает здесь ранней осенью, в начале сезона, когда на улицах
курортного города, славившегося благоустройством, красотами
природы и целебным климатом, можно было встретить знамени¬
тых людей русского искусства — Горького, Ермолову, Леонида
Андреева, Бунина, Немировича-Данченко, Рахманинова — и ря¬
дом с ними пеструю разноликую толпу: адвокатов с громкими
именами и скромных земских деятелей из глубин России, универ¬
ситетских профессоров и быстро завязывающих знакомство шу¬
леров, отставных генералов и столичных кокоток; это была шум¬
ная и нарядная Ялта «Дамы с собачкой», за фасадом которой ра¬
зыгрывались невидимые трагедии.
Гораздо реже Орленев приезжал в Ялту в глухое время года,
в зимние месяцы, когда здесь помимо местных жителей остава¬
лись только тяжелые легочные больные (и лечащие их врачи) и,
по словам Чехова, пе было ни дворян, ни мещан, потому что «пе¬
ред бациллой все равны», и эта бессословность составляла неко¬
торое достоинство маленького провинциального, но уже захвачен¬
ного строительной горячкой южного города. Иногда приезды
Павла Николаевича в Ялту были молниеносны, день-два, он тра¬
тил на дорогу гораздо больше времени, чем проводил здесь,
а иногда эти посещения затягивались на недели, как это было
осенью 1901 года.
В письмах А. П. Чехова к О. Л. Книппер с 25 августа по
10 сентября 1901 года Орленев по разным поводам упоминается
шесть раз. По каким же поводам? Письмо первое (25 августа) —
это простое уведомление, регистрация факта: в Ялту приехал
Орленев и вместе с Дорошевичем обедал у Чеховых. Второе
(27 августа) — к Чехову «ходит много приезжего народа», среди
сегодняшних посетителей он называет Орленева и адвоката Ка-
рабчевского. Третье (28 августа) — на этот раз роли меняются:
Чехов был в гостях у Орленева, познакомился с Левентон (Нази¬
мовой) ; попутно мы узнаем, что «она живет с ним на одной квар¬
тире». Четвертое (после некоторой паузы — 5 сентября) — Чехов
не совсем здоров, у него болит спина, болят руки, настроение не¬
важное, и, несмотря на это, он «неистово хлопочет» насчет спек¬
такля в пользу Благотворительного общества; уже известна про¬
грамма вечера: «Будет играть Орленев, будет петь цыганка Варя
Панина, которая теперь здесь». Пятое (7 сентября) — только
беглое упоминание — «сейчас был у меня Орленев». И, наконец,
шестое и последнее (10 сентября) — Орленев все еще в Ялте и
«сейчас приходил ко мне» 1. Через три с лишним месяца, в декабре
1901 года, он опять приедет в Ялту, теперь на короткие гастроли,
и опять навестит Чехова, о чем Антон Павлович тотчас же сооб¬
щит жене в очередном письме (20 декабря).
Эта расписанная по дням хроника, как мне кажется, может
объяснить, почему, круто ломая маршруты, Орленев так часто
приезжал в Ялту; здесь, когда позволяли обстоятельства, подолгу
гостила у родных Алла Назимова и здесь поселился Чехов, кото¬
рого он считал самым замечательным из встретившихся ему
в жизни людей.
Чехов принимает Орленева с радушием, ему нравится нена¬
вязчивый юмор актера, его бескорыстность и общительность: оп
не только хорошо говорит о себе и о своих скитаниях, он хорошо
слушает других, что у таких завзятых рассказчиков редкость.
В воспоминаниях Бунина о Чехове есть интересная запись, тоже
относящаяся к осени 1901 года: «До моего приезда в Ялте жили
Дорошевич, умом которого восхищался Чехов, и артист Орленев,
которого он считал талантливым, по беспутным; последнего я за¬
стал» 2. Чехов знал слабости Орленева, да, он был человек ветре¬
ный, увлекающийся, неустойчивый, годы беспорядочной богемной
жизни не прошли для него даром. Но в его непутевости была
черта, которую он не переступал,— он не обижал слабых, он заде¬
вал сильных, в нем было больше рыцарственности, чем необуздан¬
ности, говоря по-карамазовски — больше гимна, чем позора.
В одном из ранних писем Чехова, датированном 1883 годом,
сказано, что у русского актера все есть, кроме одного —
внутреннего джентльменства, то есть интеллигентности, воспи¬
танности духа. У Орленева при всем его легкомыслии и браваде
эта воспитанность была, и потому с таким трудом добытая им
свобода часто казалась ему обременительной. Ведь нельзя жить
в атмосфере вечного крохоборства, выматывающих душу закулис¬
ных дрязг, бессовестного антрепренерского торга. И он снова и
снова решал уже не раз решенный вопрос — как быть дальше,
как распорядиться собой?
С Чеховым он особенно не откровенничает, держится свободно,
по подтянуто, почтительно-влюбленно, без намека на фамильяр¬
ность. И все-таки Чехов видит, что у Орленева бывают тяжелые
минуты сомнений. Он приходит в гости, приходит чаще всего по
вечерам и, рассказывая,— играет; его памяти нужен только не¬
большой толчок. Одна веселая сценка, другая, третья, и все из
актерского быта — запас анекдотов у него неистощимый. Но
когда наслушаешься этих анекдотов, становится грустно — ни¬
щета, водка, трактирные нравы, разбитые судьбы, бесприютная
старость. И это ведь не древняя история, это сегодняшний день,
к которому причастен и Орленев. Он посмеивается, посмеивается
и вдруг виновато улыбнется. Чехов замечает эту улыбку и мягко
говорит, что ему надо пойти в хороший театр. Ведь он человек
современный, и репертуар у него современный, зачем же ему
держаться за рутину и предрассудки, зачем делить судьбу со слу¬
чайными людьми. Орленев неуверенно возражает, спор у них не
получается. Он принял все решения, но твердости в его позиции
нет; все обдумав и взвесив, он и теперь не знает, что для него
лучше — оседлость или бродяжничество?
В Ялте в те же годы (осень 1901 и 1902-го) он часто встре¬
чается с Дорошевичем, отношения у них близкие, и Орленев в от¬
крытую делится с ним сомнениями относительно своего будущего.
Взгляд на гастролерство у знаменитого столичного фельетониста
другой, чем у Чехова. Дорошевич говорит Орленеву: «Ведь вы не
сами захотели быть гастролером, а вас случай создал; ну и поль¬
зуйтесь им, как судьбою своей. Будьте одиноким, разъезжайте и
диктуйте законы»3. Слова не только лестные, в них есть еще
ореол романтики, на которую так падок Орленев. Ездить и дикто¬
вать законы! Ничего лучшего и не придумаешь, пусть все ос¬
тается так, как оно есть!
Гастролерство Орленева продолжается и захватывает новые
пространства. Раньше он ездил по губернским и уездным горо¬
дам, теперь он забирается в глушь, на десятки верст в сторону от
железной дороги. Параллельно, как только у него появляется но¬
вая роль, он ездит в уже знакомые большие города, где у него
есть своя аудитория. Слава его растет, гонорары тоже, антрепре¬
неры за ним охотятся и не отказывают в деньгах. Однажды, из¬
державшись, он вместе с Назимовой надолго застрял в Италии на
озере Комо и для надежности обратился сразу к трем русским
антрепренерам с просьбой о помощи. Они немедленно откликну¬
