Александр Мацкин - Орленев
несколько раз летом 1902 года и больше к ней не возвращался.
По его словам, произошло это потому, что, пока он ссорился с Су¬
вориным, заказывал новую пьесу, разучивал и потом переучивал
роль, прошел почти целый год, а в октябре 1902 года Суворин
поставил «Царя Дмитрия Самозванца» в своем театре, после чего
Орленев не стал к ней возвращаться, он не любил повторять чу¬
жой успех. Это одна причина, была и другая, он ее не упомянул:
его оттолкнула от роли Самозванца атмосфера скандала и повто¬
ряющихся неудач.
В эти первые годы нового века всероссийской славе Орленева
незримо сопутствовала тень скандала. Может быть, так он, еще
недавно комедийный актер, расплачивался за свой громкий успех
в трагических ролях. Даже В. Н. Давыдов, умнейший представи¬
тель старой традиционной школы, не прощал Орленеву наруше¬
ния субординации и в беседе, опубликованной в киевской газете,
советовал ему отказаться от царя Федора и вернуться к водевилю,
к влюбленным гимназистам и лакею Слезкину. Правда, попутно
Давыдов задел и Далматова, упрекнув его в самообольщении и
самонадеянности, и Яворскую, отвергая ее игру как сплошь изло¬
манную. Интервью маститого актера не прошло незамеченным, и
журнал «Театр и искусство» в передовой статье назвал такое «пе¬
ремывание косточек товарищей» в высшей степени неприличным
и едва ли возможным в какой-либо другой среде, кроме актер¬
ской22. Орленев мог бы пройти мимо этого незаслуженного вы¬
пада, но Давыдов был его старшим товарищем и даже в некото¬
ром роде наставником в ранние годы гастролерства. Как мог он
отмахнуться от его оскорбительных слов!
Особенно досаждали Орленеву постоянные скандалы с антре¬
пренерами; он хорошо знал, что театр это не только искусство,
это еще и предпринимательство, подвластное законам рынка
с его конкуренцией, рекламой, взлетами и спадами спроса и т. д.
Но бремя коммерции во всей тягости обрушилось на него теперь,
в годы его профессионального гастролерства. Как-то в тяжелую
минуту безденежья по неосмотрительности он подписал контракт-
ловушку с мошенником и вымогателем Потехиным и попал в кре¬
постную зависимость к этому пауку-антрепренеру, вынуждав¬
шему его день за днем играть «Орленка». Только вмешательство
дельного и знающего тонкости вексельного права юриста спасло
Орленева от кабалы. Как часто антрепренеры диктовали ему свою
волю, и противиться им нельзя было. Ведь и «Царя Дмитрия Са¬
мозванца» в Николаеве он сыграл раньше срока, без надлежащего
антуража, по настоянию антрепренеров Беляева и Ивановского,
торопившихся познакомить провинциальную публику с последней
новинкой до того, как она прошла на столичной сцене. Чаще
всего в те сезоны Орленев выступал в антрепризе Л. О. Шильд-
крета, которого высоко ценил и © мемуарах назвал большим тру¬
жеником, страстно любившим театр23. Но и порядочному Шильд-
крету, чтобы удержаться на поверхности и сохранить хоть ка¬
кой-нибудь капитал для оборота, приходилось хитрить, урывать
копейки, комбинировать и вечно пугать труппу призраком бан¬
кротства и нищеты. Листаешь страницы журнала «Театр и ис¬
кусство» начала века и раз за разом находишь скандальные за¬
метки и письма по поводу антрепризы Шильдкрета с участием
Орленева и ответные письма Шильдкрета, относящиеся к 1902 го¬
ду (астраханский случай) и к 1903 году (батумский случай).
Первый скандал начался с сенсационной заметки о бегстве
труппы Орленева — Шильдкрета из Астрахани 19 апреля 1902 го¬
да. Если верить «Астраханскому листку», это была хорошо об¬
думанная и разыгранная как по нотам авантюра. Обещав наутро
после окончания гастролей расплатиться с долгами, антрепренер
ночью, под покровом темноты, соблюдая конспирацию, вместе
с труппой погрузился на пароход, следовавший вне расписания,
и скрылся в неизвестном направлении, посмеявшись над доверчи¬
выми кредиторами и рабочими сцены. Газета не пожалела кра¬
сок, а журнал «Театр и искусство» не устоял перед соблазном и
перепечатал эту криминальную историю, выдержанную в духе
приключений Рокамболя24. А две недели спустя тот же журнал
поместил пространный ответ Шильдкрета, утверждавшего, что
заметка в астраханской газете — плод вымысла ее корыстолюби¬
вых издателей. Доказательства он привел веские. Ни от кого не
таясь, заблаговременно Шильдкрет зафрахтовал пароход на удоб¬
ные для гастролеров ночные часы, еще днем отправил на при¬
стань громоздкий багаж, расплатился с теми, кому был должен,
получил паспорта актеров (по установленной процедуре), хранив¬
шиеся в полиции, и поздним вечером, сыграв напоследок «Ор¬
ленка», вся труппа на восемнадцати дрожках в сопровождении
двух ломовиков с остатками багажа отправилась па пароход.
Вместе с этим кортежем приехали на пристань для проводов Ор¬
ленева и энтузиасты из публики — их было человек тридцать25.
Какая же это тайна и какой Рокамболь? Просто издатели «Астра¬
ханского листка» потребовали у антрепренера большие деньги за
рекламу, он проявил твердость, не уступил, и они сочинили кле¬
вету. Нам теперь трудно разобраться во всех подробностях скан¬
дала, похоже, что тут Шильдкрета на самом деле оболгали. Од¬
нако дурной осадок от «астраханской интриги» у Орленева
остался.
Более громким был скандал в Батуме; теперь пострадали ин¬
тересы многих людей — всей труппы, антрепренера и самого Ор-
ленева. Все они жаловались друг на друга, обвиняли в легкомыс¬
лии и недобросовестности, писали в редакции газет и журналов,
просили о вмешательстве властей, вплоть до чинов полиции. По
газетной хронике и некоторым документам, сохранившимся в ар¬
хивах Русского театрального общества26, печальное это происше¬
ствие рисуется в таком виде. Последние месяцы 1902 года труппа
Орленева провела в поездках по России и к рождеству добралась
до крайней точки маршрута — Батума. Гастроли были нелегкие,
сборы едва покрывали расходы, только в Баку им повезло и дела
поправились. Труппа была недружественная, разбитая на партии
сторонников Орленева и сторонников Шильдкрета. Всю поездку
не прекращались ссоры, они возникали по любым поводам и от¬
равляли существование и правым и виноватым. В Батуме эта
распря достигла такого накала, что Шильдкрет решил навести
порядок и уволил актера Нечаева * как одного из зачинщиков
смуты.
Пароход из Батума в Новороссийск отходил в два часа ночи.
На пристань Орленев приехал в последние минуты, уже после
второго звонка, и, поднявшись на палубу, услышал крик: Шильд¬
крет требовал, чтобы Нечаев убрался с парохода, потому что
труппа объявила ему бойкот. Нечаев пытался протестовать, но
билета у него не было и выбора тоже не было. Вслед за ним со¬
шел на берег и возмущенный Орленев. Он был пьян после про¬
щального ужина, устроенного батумскими почитателями его ис¬
кусства. Но я думаю, что если был бы трезв, то поступил бы
точно так же; человек импульсивный, он всегда заступался за
тех, кто терпит обиду, не думая о последствиях своих поступков.
На этот раз последствия были драматические: пароход ушел, и
труппа, специально подобранная для репертуара гастролера,
осталась без дела. Журнал «Театр и искусство» напечатал тревож¬
ную заметку: «Нам телеграфируют из Феодосии — Орленев бро¬
сил труппу. Оставил на произвол 28 человек»27. И это ведь
правда! Проснувшись утром в батумской гостинице, Орленев по¬
нял, в какое положение попали его товарищи, наскреб какие-то
деньги и перевел их в Новороссийск, не зная, что из-за бушевав¬
шего несколько суток шторма актеры попали в Феодосию, где
долго перебивались с хлеба на воду. До конца своих дней Орле¬
