Анатолий Гейнцельман - Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 1

Не нужно никакой нам власти,
Не нужно никаких цепей!
Пусть одинокими в ненастьи
Стоим мы, как степной репей.

Нагрянет буря, – мы согнемся,
Как на болоте тростники,
К защите вместе соберемся,
Зеленые сомкнув штыки.

И руки подадим друг другу,
Как отпрыски одной семьи,
Что, чужды стадному испугу,
В родную грудь земли вросли.

Но лишь пройдет для всех опасность,
Мы снова – каждый по себе,
И сознаем, что всё напрасно,
Что тайна в каждой есть судьбе.

Уж все деревья в изумруде,
Иные – как сплошной рубин.
Бог всюду в этом вешнем чуде,
И сам я – Божий херувим.
Ковер чудесный из Шираза –
Ромашки, одуванчик, мак.
Лебяжьи тучи – от экстаза –
Как бы торопятся на брак
С влюбленным солнцем на зените.
Как стайки пестрых мотыльков,
Резвятся дети у самшита, –
И нет уж тягостных оков.
Божественно всё, всё в природе
В такой великолепный день,
Всё драгоценно на свободе,
Лазурна даже наша тень.
Тепло, – как будто мамы пальцы
Ласкают детское лицо,
Как будто бы, склонясь на пяльцы,
Невесте подаешь кольцо.
Бог всюду, – в каждом изумруде,
Рождающемся на ветвях,
В проснувшемся словесном чуде,
В души сокрытых родниках.

Под окном моим базар.
Над окном моим пожар:
Тучи на небе горят,
Солнечный надев наряд.
Ноги у меня – свинец,
Но я Эроса гонец:
Крылья у меня в мозгу –
На шумливом берегу.
Как магнитная стрела
Только полюсом жила.
Так я солнцем лишь живу,
Глядя в синюю канву.
Я безумный Ихнатон,
Фив священных фараон, –
Никакие муравьи
Не тревожат сны мои.
Жизнь трагический лишь фарс,
Я ж солнцепоклонник парс,
Не ищу уже дорог,
Солнце мой единый Бог!

Чрез синюю ведет нас сцену
На гор белеющую стену –
Как кучевые облака –
Судьбы незримая рука.

Всё преходяще в этом мире,
И растекается всё шире.
Всё переливчато, как пар.
Как солнечный в волнах пожар.

Нет неизменного начала,
Нет благодатного причала, –
Как зыблющийся мы песок,
Или ныряющий челнок.

Мы все – мгновенное ничто,
Земли смешное божество, –
Перо лебяжье в синеве,
Роса алмазная в траве.

И после всех метаморфоз, –
Шипы колючие без роз.
Нас всех незримая рука
Клубит, как эти облака!

Между роз над чашей круглой
Неустанно бьет фонтан.
Сидя с удочкою, смуглый
В воду смотрит мальчуган.
В воду смотрят олеандры,
Смотрит группа тополей,
Я смотрю с лицом Кассандры,
Словно вижу мавзолей.
Смотрят тучи тиховейно
В маслянистый синий глаз,
Сыплется алмаз с бассейна,
Радуги над ним экстаз.
Отраженный мир прекрасней,
Чем действительный, стократ,
Всё в нем стильней и прозрачней,
Всё тебе – любезный брат.
Тучи, липы, олеандры,
Даже лабиринт морщин,
Это – зыбкие меандры,
Это Ангельский уж чин.
Всё в искусстве – отраженье
Страшной яви, как во сне,
Цель всего – преображенье,
Слов узоры на канве.

Одно на куполе небесном
Ты, облачко, плывешь, одно, –
И появлением чудесным
Я поражен, гляжу в окно.
Одно, как лебедь с гибкой шеей,
Летишь ты на далекий юг,
Как чистый серафим с лилеей,
Бежавший от полярных вьюг.
Спустись на горную вершину,
Где я уж мысленно стою,
Спой человеческому сыну
Навеки баюшки­баю.
Ты соткано из слез, конечно,
Каких­нибудь печальных глаз,
И более ты быстротечно,
Чем стихотворческий экстаз.
Слети хотя бы на мгновенье,
Чтоб остудить мой жаркий лоб,
Чтоб мог, окончив песнопенье,
Я с верою улечься в гроб.

Над волнами реют альбатросы,
Белые безбрежности матросы,
Серафимы ледовитых стран,
Любящие вьюгу и буран.
Нет у Ангелов огромней крылий,
Нет в Эдеме белоснежней лилий,
Нет загадочнее круглых глаз, –
Дней творенья в них еще экстаз.
Что им бушеванье океана?
Нет для них блаженнее пеана,
Чем заламыванье сизых волн:
Рев морской – гармоний странных полн.
Тайн они наверное не знают,
Но зато без устали летают,
Как небес божественный символ, –
Волны, небо, тучи – их престол.
Черный глаз их видит душу моря,
Символ божества у них во взоре,
Нет для них тоски усталых звезд,
Нет стеснительных, печальных гнезд.

По временам я уж совсем не существую,
Как будто в темную преобразился тую,
Что чувствует лишь корни под собой
Да ветра завывающий гобой,
Качанье легкое ветвей,
Где гнездышко свил соловей.

Одни лишь корни в мраке что­то ощущают,
Когда в сосновые коконы проникают
И дух усопших тянут из гробов,
Чтоб выше всё зеленый рос покров,
Чтоб больше всё в нем было гнезд,
И всё грустней сиянье звезд.

Как хорошо беспечное ветвей зыбленье,
Совсем как вдохновенное стихотворенье,
И ликованье птичьих голосов,
Сопранных всё – без низменных басов,
Да окарин пернатых свист, –
В экстазе самый малый лист.

Душа наверное – лишившись оболочки –
Должна от радости дрожать, как все листочки,
Как яркие лучи блистать огнем,
Как солнца блик сверкать на всем живом.
Смотри, как много душ вокруг,
Ты скоро сам войдешь в их круг!

Мне Бог внушил высокое стремленье,
И ввысь растут мои стихотворенья,
Слагаясь из простейших русских слов, –
И в них бушует музыка валов.
Он мне разверз смежившиеся веки,
Чтоб я не успокоился навеки, –
И я творю без цели красоту,
Влюбленный в воплощения мечту.
Всё снова Он живит мои химеры,
Чтобы хоть луч остался чистой веры,
И в храм приводит рыбаря Петра,
Чтобы словесная не умерла игра.
Здесь вновь сижу я на скалистой круче
И созерцаю огненные тучи,
Встающие из синих недр морских,
И из меня струится синий стих.
И море, как лазоревое поле,
Сверкает подо мной, как чешуя,
И ран душевных уж не слышу боле,
И нет как будто жалкого меня!
Я лепечу и сладостно бушую,
И Ангелы со мною аллилуйю
Поют лазоревую у причала,
Сирены вторят грохотом кимвала.
Из облаков сияет Божий глаз,
И всё вокруг – молитвенный экстаз.

Что б мы ни мыслили о мире,
Мы – безнадежные нули,
И нет спасенья в звездном клире,
Хотя бы крылья отросли.

Там только дико воют сферы,
Несясь неведомо куда,
Нет рая там Христовой веры,
Нет даже Страшного Суда.

Мы из подножного ведь мира,
И только муравьям ровня, –
И скорбная поэта лира
Поет метаморфозы дня.

Гармония для нас – в пустыне,
Где всё задумчиво молчит,
Где даже коршун в небе синем
Молитвенен, как эремит.

Ты хочешь знать, зачем ты существуешь?
Открой окно и погляди на мир,
Иль, если ты меж стен сырых бедуешь,
Возьми суму, – и я твой поводырь!
Вокруг – кольцом недвижимые волны
Мечтательно завороженных гор,
Они духовности лазурной полны,
В них Вечности неизъяснимый взор.
Над головой муар необычайный
Жемчужных искрящихся облаков,
За ними звездные сокрыты тайны,
За ними синие дворцы богов.
Там море духа, света и движенья,
Но родина для творчества не там,
Не там рождаются стихотворенья,
И часто мы тоскуем по крестам.
Нам нужны ювелирные работы,
В степи родной – зеленый филигран,
Бессонные полночные заботы,
Следы едва заживших в сердце ран;
Вот это поле с пестрыми цветами,
Благоухающее в солнцепек,
С жужжащими мохнатыми шмелями,
И радужный атласный мотылек.
Они нам братья, – младшие, но братья:
Они одушевляют мертвый мир,
Они не знают нашего проклятья,
Вся жизнь их – нескончаемый лишь пир.
И камень жив, он пламенен как солнце,
Десяткам ящериц дает он жар.
Смотри, глаза у них, как два червонца,
В глазах у них – творения пожар.
Прижмись и ты к нему! Как мать родная,
Он отогреет твой застывший прах,
Скатился он наверное с Синая,
Где встретил Бога Моисей в горах.
Будь с братьями меньшими в хороводе,
Как голубой цветок благоухай,
Живи еще неслыханной свободой,
В душе твоей еще возможен рай!