Борис Коплан - Старинный лад. Собрание стихотворений (1919 - 1940)
II
Душа и мысли дома, далеко;
Взор грязных нар совсем не замечает,
И шуму, крику слух мой не внимает,
И словно предо мной волшебною рукой
Раскрыта дверь туда, где дышится легко.
Я вижу милую: она меня ласкает;
С ней мальчик наш – любимый наш сынок…
И музыка в ушах поет и не смолкает,
И – я не здесь лежу – лежу у милых ног,
И вновь жена меня на радость обрекает.
19 апреля 1931
III
У истоков реки я о чуде молил,
Заклиная и небо, и землю;
И безумными были заклятья мои;
Я молился, рассудку не внемля.
Мне казалось, что ветер и солнце со мной
Разделяли безумье и горе;
И река посылала волну за волной
На скитанье в холодное море.
Вся природа внимала страданьям моим…
Ты слыхала ль, подруга родная,
Как у тихой реки я о чуде молил,
Небо, землю и всё заклиная…
21 мая 1931
IV
Мгновеньями я был в вражде,
В бореньи с фатумом пугливым;
Я ночь будил немым призывом
К забытой в космосе звезде.
22 октября 1931
V
Мы стоим в первобытном тумане
На заброшенной в космос земле…
9 ноября 1931
VI
Шавань, Шавань! Эпохой Мадлэн
Мы назвали тебя в горькой доле.
Там впервые в болотистой мгле
Нам мерещился призрак воли.
Мы за призраком этим гнались,
Об этапной тоске забывая,
И душою парили ввысь,
О чудесном спасенье мечтая…
Жутко вспомнить: на озере Выг
Я тебя дожидался в изгнанье;
Умереть я готов был за миг,
Лишь за миг вожделенный свиданья.
20 августа 1932
Симбирск
Посвящается Софьюшке
I
Мне хочется только с тобой говорить,
С тобою читать и смотреть на мир.
Без тебя – я в тоске от зари до зари,
Без тебя – я беден и сир.
Довольно разлуки! Я был не прав,
Бросая упрек в небеса:
Мне не надо искать тепла у костра
И рвать на себе волоса.
Я жду… Ты придешь, великий мой друг,
Чтоб лаской меня согреть.
Угрозы не страшны мне зимних вьюг,
Далеко болотная бредь.
Я жду, чтобы новую жизнь начать
(И ты, и Алеша – со мной),
Чтоб конец положить одиноким ночам
И вражду прекратить с землей;
Чтоб в любимом труде снова радость узреть,
Чтобы с Фатумом кончить игру.
Я жду… Ты придешь, чтобы лаской согреть,
Мой великий, мой солнечный друг.
25 октября <ноября> 1931
II
К ногам твоим упасть с мольбою –
Простить меня за тяжкий бред;
И в тихом городке с тобою
Забыть обиды мутных лет;
И так зажить, чтобы ты знала
Лишь радость неги и труда,
Чтобы душа твоя звучала,
Как не звучала никогда.
16 декабря 1931
III
Ветер траурным сторожем мчится
По кладбищу, качая кресты.
И встают незнакомые лица
Из-под снежных могильных простынь.
И истленными машут руками,
Отгоняя предутренний сон,
И чуть слышно звенят венками,
Вспоминая печаль похорон.
Стая воронов спит на ограде –
Гости частые сирых могил –
А над ними мигают в плеяде
Очи ясные горних светил.
Там в овраге завыла волчица…
Или это почудилось мне?..
Стынет кровь… Сердце пойманной птицей
Бьет тревогу в ночной тишине.
Но смотри! Фиолетовой зорькой
Заиграли венки и кресты:
Это солнечный луч небостворки
Распахнул для земной нищеты.
Стало радостно в городе мертвых.
Никнут страх и тревога в груди.
У могил, в пробудившихся ветлах,
Ветер, утро встречая, гудит.
23 января 1932
IV
Всё разумно в подлунной природе:
Оттого я и духом не пал,
И служу на крахмальном заводе,
И не сетую: жизнь глупа.
Привыкаю в космическом плане
На судьбу человека взирать.
Волга течь никогда не устанет, –
Мне же время придет умирать.
Я умру не в Симбирске, конечно:
Жизнь (пусть трудная) – вся впереди,
Лишь бы совесть была безупречна
И любовь не иссякла в груди.
Часто путь моих мыслей мне странен,
И грядущее вижу во мгле,
Словно я – в первобытном тумане
На заброшенной в космос земле.
Это – тягостный след одиночки,
Но и он пройдет, как зима,
А теперь – зеленеют почки
И весенний струят аромат.
Рано утром иду за Свиягу
На завод, а жена – на базар.
На реке серебристою влагой
Хорошо освежить глаза.
И отрадно домой возвращаться
(Пусть устала от цифр голова) –
Я не знаю большего счастья,
Как с любимыми бытовать.
Я решаю: изгнанье – награда,
О какой я мечтать не смел.
И видение Ленинграда
Словно было мне только во сне.
14 мая 1932
V
Всей прелести не передать
Ни стихами, ни полотном:
Вечерняя Волга! Вода
Трепещет в ковше золотом.
Неслышно плывет пароход –
Феерический транспорант, –
И тянутся в небосвод
Затопленные острова.
Невестами реют сады,
Весенний пьют аромат;
Навстречу им с каждой звезды,
Как с лиры, струится романс.
И чудо творит соловей –
Великий контрапунктист, –
И вторит ему Лорелей,
И в трелях рождается Лист.
В такие минуты забудь
Обиды и суету!
Восторженно дышит грудь,
И жизнь, и любовь – в цвету.
16 мая 1932
Мелекесские ноктюрны
I
Ночь сошла. Но не хочется лечь.
Побеседовать, что ли, с собой,
Или сон моих милых стеречь?
Тишина. Лишь сверчок за трубой
(Русской печи певец-соловей)
Развлекается речью своей.
Вдохновенно пирует луна
На космическом празднике звезд.
Опьяненной душе не до сна:
Чует творчества сказочный рост,
Приближение чует поэм.
Я стою, очарован и нем.
Vita nova… Скажи, Мелекесс,
Ты случайно ли встал на пути,
Или волей благою небес
Суждено, наконец, мне найти
В дни изгнанья спокойный очаг,
Словно в бурю желанный маяк.
Далеко суета городов
С «человеческою клеветой».
Снова верить я жизни готов,
Упиваться ее красотой;
Больше плесени нет на душе.
Хорошо мне в моем шалаше.
Пусть шалаш, пусть изба – всё равно:
Бог с тобою, богатство столиц!
Солнце ласковей смотрит в окно,
Веселей щебетание птиц
Здесь – в деревне, где счастье – со мной,
Где живу неразлучно с женой.
Чуждый зависти, чуждый измен,
Я дышу полной грудью теперь.
Я забыл ужас каменных стен,
Мне не снится чугунная дверь…
Здесь, где светлый течет Черемшан,
Отдохнет от тревоги душа…
А потом – снова, жизнь моя, в путь,
За миражною славой труда!
Снова к людям, в столичную муть
(Неизбежная то череда).
Но – мужайся! Достанет мне сил,
Что в изгнании я накопил.
17 ноября 1932
II