Николай Глазков - Избранное

В мире самой хорошей,
Как и всем прочим, льстя,
Можно сказать разве ложь ей?
Нет. Нельзя.

Что-нибудь в этом роде
Писать не имею прав.
Вы никогда не умрете,
Жизнью смерть поправ.

Вам посвящаю песни те,
Что будут снова и снова,
А если умрете — воскреснете,
Даю Вам честное слово.

Звезд на небе мириады,
И растут над ними травы.
Для чего же в мире яды
И различные отравы?

Хорошо смотреть на волны,
Нарифмовывая строки.
Для чего же в мире войны,
А в домашних битвах — склоки?

Очень долго я думал про
Мир нелепостей и идеалов,
Пока не догадался, что зло и добро
Разность каких-то потенциалов.

Над томами домов,
Над телами домов
Вверх взлетают шары,
Так как не тяжелы.
Они такие же, как бусы,
Как огурцы и как арбузы,
Как зернышки от кукурузы,
И как пиковые тузы.
Они такие же, как пятна,
Остановившиеся ядра,
Что утром спустятся обратно.
К чему они — весьма понятно:
Они над светлою Москвою,
Которая затемнена,
Как несусветное морское
И в то же время стен стена.

И там и тут
По прутьям проволок колючих
Они пройдут,
Как лучшие из лучших.

Любых высот
Достигнут, если надо,
И в дот и в дзот
Швырнут они гранату!

Чтоб немцы наш народ не покорили,
Они сметут всех немцев, как лавина.
И если будут улицы в Берлине,
Они пройдут по улицам Берлина.

Пришла пора осенняя,
Покончившая с летом;
Хочу, чтоб вся вселенная
Была моим портретом.

Я не люблю баталии
И не гожусь в варяги.
Найдутся лишь в Италии
Мне равные вояки.

С неумностью эклектика
Впадаю я в эстетство,
Хотя мне диалектика
Была присуща с детства.

Предугадать, что близится,
Даю себе заданье
И не могу унизиться
До самооправданья.

Что-то рыбкается, и ползается,
И решается вечным спором.
Пусть другой кто-нибудь воспользуется,
А бездельник умрет под забором.

Пусть, как прежде, пророк-фантаст —
У разбитого у корыта…
Ну и выпрыгну в «Окна ТАСС»,
Ибо двери мои закрыты!

Пошел тропой,
Сошел с тропы
И сгинул вдалеке…
У нас с тобой
Растут грибы,
Грибы на потолке.

Они от сырости растут,
Ты их, как я, прости,
Раз тут
Им хорошо расти.

Все те, которые глупы,
Привыкли к плоским залам.
Для них на потолке грибы —
Белиберда и заумь.

Из них любой на стол бы влез,
Чтоб сбить гриб кочергой!
А нам идти не надо в лес:
Природа под рукой.

Правдою неправды умудренный
Хамельон
Не хочет белой быть вороной
Средь черных ворон.

Не очень умный и ученый,
Не очень смелый;
Он средь ворон совсем не черный,
А только серый.

Ну, а тому, кто открыватель,
Тому, кто первый,
Тому быть надо в черном аде
Вороной белой.

В среде мещан нерастворенный
Пророк Поэтограда,
Я белой остаюсь вороной —
Так мне и надо.

Все изменяется под небом,
Цепь изменений — божий глас;
И книги по сравненью с хлебом
Подешевели во сто раз.

Своею всякий занят соткой,
Дабы картошка завелась.
А книги по сравненью с водкой
Подешевели в двадцать раз.

Мои стихи хотя как водка,
Но разделили судьбы книг,
Ибо окно они — не фортка,
И много свету через них.

Весь белый свет стихам цена,
Окно стихов не затемнят.
Но нет поэту мецената…
И сам себе ты меценат.

В дурацких хлопотах утонешь.
Времени уходит треть
Минимум на то лишь,
Чтоб с голоду не умереть.

Все творчество мое простое,
И в нем коварных мыслей нет;
Но хорошо, что я построил
Глазковский университет.

Мои стихойные исканья
В нем обязательный предмет,
И мной сработан не из камня
Глазковский университет.

Меня признают — я уверен —
Раньше, чем через двести лет,
И будет лучшей из таверен
Глазковский университет.

Но в наши дни всемирной дури
И героических побед
Вступать я не рекомендую
В Глазковский университет.

Пользуясь тем, что я не жена писателя,
Муж которой на фронте,
Не считаясь с тем, что я поэт,
Полагая, что обедать не обязательно,
Мне в Литфонде
Не дают талонов на обед.

Разве это справедливо?
Нет.
А на базаре купить что-либо
Не хватает монет.

Все на свете очень сложно,
Королевна!
Жить со мною невозможно
Ежедневно.

Доля истины и здесь есть,
Королевна!
Приходи дней через десять
Непременно.

Я в словах довольно точен,
Королевна!
Только будь со мною очень
Откровенна.

Соберутся пять парнишек,
Прочитают двести книжек,
И начнут ребята сдуру
Создавать литературу.

Понапрасну ум мрача,
Изучают Кумача,
Тем не менее, однако,
Изучают Пастернака.

Ничего не понимают,
Как и чем живет страна;
На зато упоминают
Всех поэтов имена.

Москва послевоенная.
Ее себе представь:
Живут в ней повседневная
И праздничная явь.

Рассветная — занудная
От серой суеты,
Вечерняя — салютная —
Уводит в мир мечты.

Вечная слава героям
И фронтовое «прости».
Фронт не поможет второй им,
А мог бы им жизнь спасти.

Лучше в Америке климат
И дешевизнее быт;
Но мертвые сраму не имут,
А вы отказались от битв.

Вы поступаете здраво,
Пряча фронты по тылам;
Но в мире есть вечная слава,
Она достается не вам.

Идет война, неся события
И всё и вся бросая в бездну.
И не забыть ее
Нам даже в царствии небесном.

Потом — потом война закончится,
Сдадутся немцы нам на милость,
А нам, конечно, не захочется,
Чтобы все это повторилось.

Руки разные на белом свете,
И у всех различные названья,
У меня рука — как у медведя,
А у Вас предмет для целованья.

Но своей руки не обменяю
На такую, как у Вас, — красивую.
И своей судьбы не променяю
На такую, как у Вас, — счастливую!