KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Поэзия, Драматургия » Поэзия » Лев Гомолицкий - Сочинения русского периода. Стихи. Переводы. Переписка. Том 2

Лев Гомолицкий - Сочинения русского периода. Стихи. Переводы. Переписка. Том 2

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Лев Гомолицкий, "Сочинения русского периода. Стихи. Переводы. Переписка. Том 2" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

 Дословный перевод:

Я выплыл в сухого / простор океана,
Воз ныряет в зелень / и как лодка погружается,
Среди волн лугов шумящих, / среди цветов половодья
Миную коралловые / острова бурьяна.

 Перевод Козлова:

В пространстве я плыву сухого океана,
Ныряя в зелени, тону в ее волнах;
Среди шумящих нив я зыблюся в цветах,
Минуя бережно багровый куст бурьяна.

 Перевод Фета:

Всплываю на простор сухого океана
И в зелени мой воз ныряет, как ладья,
Среди зеленых трав и меж цветов скользя,
Минуя острова кораллов из бурьяна.

 Перевод Майкова:

В простор зеленого вплываю океана:
Телега, как ладья, в разливе светлых вод,
В волнах шумящих трав, среди цветов плывет,
Минуя острова колючего бурьяна.

Уж мрак падает, нигде / дороги ни кургана;
Смотрю в небо, звезд ищу, / проводников лодки,
Там вдали блестит облако? / Там денница всходит?
То блестит Днестр, то взошла / лампа Аккермана.

 (К)

Уж сумрак. Нет нигде тропинки ни кургана;
Ищу моей ладье вожатую в звездах;
Вот облако блестит; – заря на небесах…
О нет! – То светлый Днестр; – то лампа Аккермана.

 (Ф)

Уж сумрак – ни тропы не видно, ни кургана;
Не озарит ли путь звезда, мне свет лия?
Вдали там облако, зарницу ль вижу я?
То светит Днестр: взошла лампада Аккермана.

 (М)

Темнеет; впереди ни знака, ни кургана.
Вверяясь лишь звездам, я двигаюсь вперед…
Но что там? Облако ль? денницы ли восход?
Там Днестр; блеснул маяк, лампада Аккермана.

Станем! – как тихо! – Слышу / тянущихся журавлей,
Которых бы не настигли / зеницы сокола;
Слышу, где мотылек / колысается на траве,
Где уж скользкой грудью / касается злака.
В такой тиши так ухо / напрягаю внимательно,
Что услышал бы голос с Литвы. – / Едем! никто не зовет!

 (К)

Как тихо! постоим; далеко слышу я,
Как вьются журавли; в них сокол не вглядится;
Мне слышно – мотылек на травке шевелится,
И грудью скользкою в цветах ползет змея.
Жду голоса с Литвы – туда мой слух проникнет.
Но едем, – тихо всё – никто меня не кликнет.

 (Ф)

Как тихо! – Постоим. – Я слышу, стадо мчится:
То журавли; зрачком их сокол не найдет.
Я слышу, мотылек на травке шевелится
И грудью скользкой уж по зелени ползет.
Такая тиш, что мог бы в слухе отразиться
И зов с Литвы. Но нет, – никто не позовет!

 (М)

Стой!.. Боже, журавлей на небе слышен лёт,
А их – и сокола б не уловило око!
Былинку мотылек колеблет; вот ползет
Украдкой скользкий уж, шурша в траве высокой.
Такая тишина, что зов с Литвы б далекой
Был слышен… Только нет, никто не позовет.

 К сонету II. Морская тишь. – Тарханкут – западный мыс Крыма, который обогнула экспедиция Витта, по пути из Одессы в Евпаторию.

 Фолькерский обращает внимание на «страстность» этого сонета, вопреки его тишине: влага, «играющая персями», мечтающая о счастьи молодая невеста, гидра памяти, «вонзающая в грудь когти».

 У Козлова сонет переведен свободно рифмующимся (18 строк) 6-тистопным ямбом:

О Море! в глубине твоих спокойных вод
Меж твари дышущей страшилище живет;
Таясь на мрачном дне, оно под бурю дремлет,
Но грозно рамена из волн в тиши подъемлет…

 Вот дословный перевод сонета:

Уж ленту флага / ветер едва тронет,
Тихими играет персями / проясневшая вода;
Как мечтающая о счастьи / невеста молодая,
Пробудится, чтобы вздохнуть, / и вскоре снова уснет.
Паруса, подобно знамени, / когда война окончена,
Дремлют на мачтах нагих; / корабль легким движеньем
Колышется, как бы / прикован цепью;
Матрос отдохнул, дорожный / развеселился кружок.
О море! среди твоих / веселых созданий
Есть полип, что спит на дне, / когда небо хмурится,
А в тишине длинными / развевает руками.
О мысль! в твоей глуби / есть гидра воспоминаний,
Что спит средь злых судеб / и страстной бури,
А когда сердце спокойно, / вонзает в него когти.

 К сонету III. На парусах. – В старых переводах название переведено «Плавание». Образ парусного судна, поднятого на гребни бурей, здесь двоится, напоминая Пегаса: это и конь (удила), и птица (крылья). Любопытно сравнение духа, витающего среди пучин, с размахами мачты и воображения, вьющегося «как пряди зыбких парусов» (Козлов). Фолькерский замечает, что в общей трагичности сонетов На парусах выделяется неожиданным последним возгласом ликования. В дословном переводе сонет выглядит так:

Шум сильнее, гуще морские / снуют страшилища,
Матрос взбежал на лестницу: / готовьтесь, дети!
Взбежал, растянулся, повис / в невидимой сети,
Как паук, сторожащий / трепет силка.
Ветер! – ветер! – Ярится корабль, / срывается с удил,
Переваливается, ныряет / в пенистой вьюге,
Подносит выю, растоптал волны / и сквозь небеса летит,
Облако лбом сечoт, / ветер ловит под крылья.
И мой дух мачты размахом / качается средь пучины,
Вздымается воображенье, / как коса этих парусов,
Невольный крик соединяю / с веселой свитой,
Вытягиваю руки, падаю / на грудь корабля,
Кажется, что грудь моя / к бегу его понуждает:
Легко мне! бодро! любо! / знаю, что это быть птицей.

 К сонету IV. Буря. – Четвертым сонетом заканчивается первый «морской» цикл Крымских. Это «чайльд-гарольдовское» вступление к экзотическим картинам Крыма. Буря – самый романтический, с оттенком сантиментальности в конце, сонет Мицкевича. Козлов перевел его 4-хстопным амфибрахием:

И Ангел губитель по ярусам пены
В корабль уже входит, как ратник на стены.

В этом сонете несколько случаев узкого е, отмеченного графически Мицкевичем знаком сужения. Польское узкое е, выговаривающееся как и (вместо мягкого е – ie) и как ы (вместо твердого), не является ни провинциализмом, ни жаргоном. Это манера говорить, «акцент», присущий части польской интеллигенции. На письме оно в настоящее время не обозначается и не считается литературным. Мицкевич придерживался этого акцента, настаивал на нем и несколько афектировал. В Крымских есть несколько случаев сужения е в корнях слов, в одном из них такое е рифмуется: drzémie с Krymie и imie; остальные случаи: stér, żołniérz, paciérz, szérszym, stércza, bohatéra, srébrne. Суженное е в окончаниях встречается у Мицкевича в формах род. пад. ед. ч., предл. пад. ед. ч. прилагательных и местоимений, в сравнительной степени прил. и в глаголах наст. вр. ед. ч. первого и третьего лица. Всего в сонетах ок. пятидесяти случаев сужения е.

 В дословном переводе IV-й сонет выглядит так:

Сорваны паруса, руль разбит, / рык вод, шум вьюги,
Голоса тревожной толпы, / помп зловещие стоны.
Последние канаты матросам / вырвались из рук,
Солнце кроваво заходит, / с ним остаток надежды.
Вихрь с торжеством завыл; / а на мокрые горы,
Взносящиеся этажами / из морской пучины,
Ступил гений смерти / и шoл к кораблю,
Как солдат, атакующий / пробитые стены.
Те лежат наполовину мертвы, / тот заломил руки,
Этот в объятия друзей, / прощаясь, падает,
Те молятся перед смертью, / чтобы смерть отогнать,
Один путник сидел / в молчаньи в стороне
И подумал: счастлив, / кто силы потеряет,
Или молиться умеет, / либо имеет с кем прощаться.

 К сонету V. Вид гор из степей Козлова. – Степи Козлова занимают пространство между Козловым (Евпаторией) и Тарханкутом. Отсюда Мицкевичу представился впервые вид на отдаленную вершину Чатырдага, имеющую форму шатра (отсюда название: чатыр – шатер). Чатырдаг высится между Симферополем и Алуштой в горном хребте, тянущемся от Балаклавы к Феодосии. Пятый сонет романтически свободно заканчивается обрывком 15-й лишней строки, разрывающей форму сонета. «Величие Чатырдага, – пишет Фолькерский, – разбило этот сонет и проникло за его границы в 15-тую строчку, которая должна бы принадлежать лишь воображению читателя и быть исключительно его делом». «Восклицание  “Аа!”, – разъясняет Мицкевич, – выражает лиш удивление пилигрима перед отвагой Мирзы и чудесами, которые тот видел на вершине. По-восточному следовало бы выразиться, что пилигрим на слова эти вложил в уста палец удивления» (Быстржицкий). Полемизируя с Клячкой, Фолькерский указывает на восточный характер метафор в реплике европейца-Пилигрима и на большую умеренность в стиле азиата-Мирзы. Первые восточные образы, появляющиеся здесь, заимствованы, как и большинство в Крымских, у Гаммера. Восточный колорит придан выражениями: Дивы, Аллах, Мирза, караваны, хылат (халат), турбан (тюрбан). Сонет переведен Лермонтовым 4-хстопным ямбом и не в форме сонета. Козлов перевел его также свободно, причем партия Пилигрима переведена у него 4-хстопным ямбом (14 строк), партия же Мирзы 6-тистопным ямбом (8 строк). Дословный перевод:

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*