Лев Гомолицкий - Сочинения русского периода. Стихи. Переводы. Переписка. Том 2
К XVI-му:
Это море, и мнится птицы-Рок[156] могучей… Птах-гора известна из «Тысячи Ночей». Это славная персидской мифологии, по многу раз поэтами восточными описывавшаяся, птица Симург. «Велик он (говорит Фирдуси в Шах Наме), как гора, а крепок, как твердыня; слона уносит в когтях своих», и дальше: «увидев рыцарей (Симург) сорвался, как туча, со скалы, на которой живет, и несся по воздуху, как ураган, бросая тень на всю рать конную». Смотри Гаммера Geschichte der Redekünste Persiens, Wien 1818, стр. 62. И этот остров, в бездне плавающий, туча! – С вершины гор, вознесенных над страной облаков, если взглянем на тучи, плывущие над морем, кажется, что лежат они на воде в форме больших белых островов. Любопытное это явление я наблюдал с Чатырдага.
К XVII-му:
Руины замка в Балаклаве – Над заливом этого названия стоят развалины замка, построенного некогда Греками, выходцами из Милета. Позднее Генуэзцы возвели на этом месте крепость Чембало.
Примечания к переводам
Перевод сделан размером оригинала: силлабическим стихом, 13-тисложным с делением по цезуре 7 плюс 6 слогов. Каждый 6-й и 12-й слог в этой строке (предпоследние в обоих периодах) обязательно-ударные, каждый 7-й и 13-й (последние в периодах) обязательно-безударны. Остальные слоги в смысле ударения метрически (т. е. согласно схеме силлабического стиха) непредусмотрены, безразличны. От распределения в них ударений, или иначе – от распределения среди них необязательно-ударяемых и необязательно-безударных слогов зависит ритм силлабического стиха.
В переводе мною были допущены следующие сознательные изменения:
в сонете II. Морская тишь – в 10-й строке «есть одно» – в оригинале «есть полип».
в сонете XVI. Гора Кикинеиз – во 2-й строке «птица-Рок» – в оригинале «птах-гора»; как можно понять из примечания автора (см. Примечания Мицкевича), здесь идет речь о птице восточных легенд, носящей в Тысяча и одной ночи (на которые ссылается также Мицкевич) имя птицы-Рок. В строке 13-й «мой тюрбан» – в оригинале «колпак», м. б. феска; в черновых набросках в этом месте – «тюрбан».
Неточность Мицкевича в XIV сонете – «соловьи Байдара» вместо «Байдар» – сохранена в переводе.
В XVIII сонете оставлено слово Мицкевича «бардон» (значение его см. в примечании к сонету).
В экзотическом словаре сонетов транскрипцию оригинала можно было сохранить лишь в словах, не ассимилированных русским языком, как изан, намаз, джамид (мечеть), дрогман (толмач), фарис. Выражения халат (у Мицкевича хылат), балдахин (у Мицкевича бальдаким) и т. д. оставлены в их русском звучании. Транскрипция оригинала не изменена лишь в единственном подобном случае: в слове муслимин (мусульманин), употребленном Мицкевичем в его неиспорченной арабской первоначальной форме.
Архаизмы, вроде truna (trumna – гроб) или же слова szczeblować (введено Трембецким, автором Софиювки, которого как стилиста почитал Мицкевич; глагол этот произведен от szczebiel – ступень лестницы и значит всходить по ступеням) – непереводимы. Недостаток этот возмещен в переводе некоторой общей архаизацией языка в духе русской поэзии, современной Мицкевичу.
Руссицизмы (остров, бурьян, курган, сквозь или русские окончания, как в слове liściami), теряющиеся в русском переводе, несколько возмещены также архаизацией: в польском языке руссицизмы часто ассоциируются с некоторыми старопольскими выражениями, которые приближались к русской речи.
Фонетические особенности языка Мицкевича, на которых он так настаивал (см. письмо Лелевелю, где свои «грамматические грехи» Мицкевич называет умышленными и остается при том, что «должен слушаться своего уха и ему верить», от 9 авг. 1827) и которым придавал определенное значение (там же: «я отвык от звуков родной речи»), также по возможности нашли отражение в переводе. В поисках соответствующих им форм переводчик позволил себе некоторые отклонения от грамматических образований, существовавшие или существующие в русском языке. Польское узкое е, столь характерное для Мицкевича, которое он всюду графически отмечает при помощи знака сужения, в переводе передано аффектацией русского суженного е перед твердыми согласными. Польской рифме на узкое е: Krymie – imie – drzémie отчасти может соответствовать русская пролете – полете – примете.
К сонету I. Аккерманские степи. – Аккерман (ак-керман – белый город) – город в Бессарабии на правом берегу Днестровского лимана; перешел к России из-под турецкого владычества в 1806, когда был занят герцогом де Ришелье. Аккерманские степи тянутся между устьем Днестра и Одессой.
Этот сонет, составляющий лирическое вступление к циклу, не имеет непосредственного отношения к Крыму. Он написан значительно ранее на хуторе у Мархоцкого, общего знакомого с Собаньскими, в Любомле, куда Мицкевич ездил гостить из Одессы (Быстржицкий).
Фолькерский в «Сонете польском» (Библ. Нар. сер. 1, 82 стр. 76–81) обращает внимание на то, что четверостишья в этом сонете посвящены зрительным впечатлениям, терцины – звуковым. Не нарушают этого порядка и «волны лугов шумящих», так как «шум здесь скорее выражает неспокойное колебание трав… (сравни шум, оптически потрактованный в сонете Алушта днем, строка II)… Тишина трехстиший усиливает появившееся уже чувство пустоты. Тишина эта, впрочем, не мертвая: обостряется также и слух поэта. В звуковых впечатлениях появляется теперь градация, куда войдет и заключительная неожиданность сонета, так как легче поэту услышать лет журавлей, качание мотылька на траве, скольжение ужа среди растений, чем голос с далекой Литвы. Ведь поэт не слышит его не потому, чтобы не мог не слышать…» Далее Фолькерский обращает внимание на то, что в первоначальной редакции сонета журавлей заменяли дикие гуси. «У сокола, – пишет он, – тут была понятная заинтересованность в преследовании оком жертвы, тогда как в окончательной редакции он высматривает журавлей вполне бескорыстно. Является желание заметить, что этот сокол охотился за гусем, а убил рифму. Кто знает, не эта ли перемена сонетной рифмы… стала исходным пунктом столь романтической карьеры журавля в польской поэзии?»
Другое расхождение первоначальных набросков с окончательной редакцией: «лампа Аккермана», толкуемая обычно как маяк в Аккермане, сначала была во множественном числе – «лампы Аккермана», м. б. огни города.
Сохранилось несколько черновых вариантов первого сонета. Вот перевод одного из них по тексту в примечаниях Быстржицкого в изд. Библ. Нар.
Познал и я степного езду океана
(Когда воз мой) стремниной зеленой уходит
Среди волн нив шумящих, в цветов половодьи
Видно кое-где красный островок бурьяна.
Ночь застала в пространствах бескрайного плана
Звезд ладьи путеводных ищу в неба своде:
Там вдали блестит небо, звезда там восходит,
То блестит Днестр, то всходят лампы Аккермана.
В глухом молчаньи ночи лёт неспешный слышен
Диких гусей, дрожащих стражи соколиной,
(Слышится, что кузнечик шепчет своей милой)
И что кузнечик шепчет на ухо любимой
И где уж скользкой грудью травинки колышет
(Я дремлю в)
Как любо дремать, видеть и всё вокруг слышать
(Негами сна и бденья совместно томимым)
(В полусне полуяви чувством, сном томимым)
Спящим и чутким вместе, чувством сном томимым.
(Стой! как тихо! слышно стая пролетает
Журавлей, путь их сокол взором не проникнет,
Я слышу (где) былинкой мотылек качает
(Или уж с)
И где уж скольким ликом к растению никнет.
В такой тиши вниманье так слух напрягает,
Что зов с Литвы б услышал… в путь никто не кликнет.)
Этот сонет, как первый в цикле или же благодаря своей цельности, пользовался наибольшим успехом у русских переводчиков. Еще при жизни Мицкевича, который умер в 1855 году, он был переведен Вяземским, Козловым, Бенедиктовым, Познанским, Семеновым, Данилевским и другими. Чтобы дать понятие о старых переводах и степени их верности, приведу параллельные их тексты рядом с дословным переводом. Переводы принадлежат Козлову (буква К), Фету (Ф) и Майкову (М).
Дословный перевод:
Я выплыл в сухого / простор океана,
Воз ныряет в зелень / и как лодка погружается,
Среди волн лугов шумящих, / среди цветов половодья
Миную коралловые / острова бурьяна.
Перевод Козлова:
В пространстве я плыву сухого океана,
Ныряя в зелени, тону в ее волнах;
Среди шумящих нив я зыблюся в цветах,
Минуя бережно багровый куст бурьяна.
Перевод Фета:
Всплываю на простор сухого океана
И в зелени мой воз ныряет, как ладья,
Среди зеленых трав и меж цветов скользя,
Минуя острова кораллов из бурьяна.
Перевод Майкова:
