Лев Гомолицкий - Сочинения русского периода. Стихи. Переводы. Переписка. Том 2
К сонету XI. Алушта днем. – Алушта расположена на южной оконечности Крыма в 30 верстах к северо-востоку от Ялты. Она стоит на развалинах крепости Алустон, построенной Юстинианом I в VI в. В средние века крепостью владели генуэзцы, называвшие ее Люста или Алюста. До 1902 г. Алушта была промышленным поселком. Восточные выражения в сонете: намаз, халиф и балдахин (в оригинале бальдаким от Бальдек, старого названия Багдада, где выделывались ткани для балдахинов).
Дословный перевод:
Уже гора с персей мглистые / отрясает халаты,
Ранним шумит намазом / нива златокoлосая,
Кланяется лес и сыплет / с майского волоса,
Как с четок калифов, / рубин и гранаты.
Луг в цветах, над лугом / летающие цветы,
Мотыльки разноцветные, / точно радуги коса,
Балдахином из бриллиантов / покрыли небо;
Дальше саранча тянет / свой саван крылатый.
А когда в воды скала / глядится лысая,
Кипит море и, отброшено, / с новым штурмом стремится;
В его шумах играет свет, / как в глазах тигра,
Жесточайшую предвещая бурю / для земного края;
А на глубине волна / легко колышется
И купаются в ней флоты / и стада лебедей.
К сонету XII. Алушта ночью. – Алушта расположена в долине, окруженной четырьмя горами: Чатырдаг, Бабугон, Демерджи, Каробах. Со стороны Алушты солнце заходит за Чатырдагом, что объясняет образ сонета «на плечи Чатырдага падает лампа миров». Это образное описание заката Фолькерский считает прообразом захода солнца в первой части Пана Тадеуша: «Уж круг лучистый опускается на вершины бора… И бор чернел, подобный огромному зданию, солнце над ним багровое, как пожар на кровле» и т. д. Сонет заканчивается лирическим, стилизованным в духе восточной поэзии, отступлением:
Ты с одалискою Востока,
О ночь восточная! сходна:
Лаская нежно, и она
Лишь усыпит, но искрой ока
Огонь любви опять зажжен,
Опять бежит спокойный сон.
(Козлов)
Дословный перевод:
Резвятся ветры, дневная / спадает засуха;
На плечи Чатырдага / падает лампа миров,
Разбивается, разливает / потоки багрянцев
И тухнет. Заблудший пилигрим / озирается, слушает:
Уж горы почернели, / в долинах ночь глухая,
Источники ропщут, как сквозь сон / на ложе из васильков;
Воздух, дышащий ароматом, / этой музыкой цветов,
Говорит сердцу голосом, / тайным для уха.
Засыпаю под крыльями тишины и темноты:
Внезапно будят меня разящие метеора блески,
Небо, землю и горы / залил потоп золотой!
Ночь восточная! ты, подобно / восточной одалиске,
Масками усыпляеш, / а когда ко сну близок,
Ты искрой ока снова / будиш для ласки.
К сонету XII. Чатырдаг. – Последняя вспышка экзотических выражений: муслимин (точная арабская транскрипция слова мусульманин, в первоначальном значении – повинующийся воле Всевышнего, переводилось обычно как правоверный), минарет, падишах, яньчары (янычары), турбан (тюрбан), гяур, дрогман (арабск. тарджаман – толмач). Сонет этот был переведен в 1826 г. на персидский Гафизом Топчи-Пашой (Быстржицкий). У Козлова:
От дальних скал за облаками
Ты под небесными вратами,
Как страж эдема Гавриил,
Сидишь себе между светил,
Ногами попираешь тучи…
…Стоишь, как драгоман созданья,
И лишь тому даешь вниманье,
Что говорит творенью Бог.
Дословный перевод:
Мирза
Дрожа, муслимин целует / стопы твоей скалы,
Мачта крымского судна, / великий Чатырдаг!
О минарет мира! / о гор падишах!
Ты, выше скал уровня / бежав в облака,
Сидишь себе под воротами / небес, как высокий
Гавриил, стерегущий / эдемское зданье;
Темный лес твоим плащом, / а янычары страха
Твой тюрбан из туч вышивают / молний потоками.
Нас солнце ли томит, / или мгла окрывает,
Саранча ли посевы пожрет, / гяур ли жжет домы, –
Чатырдаг, ты всегда / глухой, неподвижный,
Между миром и небом, / как дрогман творенья,
Подослав под ноги / земли, людей, громы,
Слушаеш только, что говорит / Бог сущему.
К сонету XIV. Пилигрим. – Тут в переводе сохранена ошибка Мицкевича: соловьи Байдара, вместо Байдар. Это один из трех сонетов, переведенных Козловым сонетною формой:
Роскошные поля кругом меня лежат;
Играет надо мной луч радостной денницы;
Любовью душат здесь пленительные лицы;
Но думы далеко к минувшему летят и т. д.
В дословном переводе:
У стоп моих край / обилья и красы,
Над головой небо ясное, / возле прекрасные лица;
Что же отсюда стремится / сердце в места
Далекие – увы! / еще отдаленнейшее время?
Литва! Пели мне приятней / твои шумящие леса,
Чем соловьи Байдара, / Салгира девицы,
И веселее я топтал / твои трясины,
Чем рубиновые туты, / золотые ананасы.
Столь далекий! столь иное / привлекает меня очарование;
Что ж, рассеян, / вздыхаю без устали
По той, которую я любил / в дни моего утра?
Она в милой отчизне, / которая у меня отнята,
Где ей всё о верном / говорит возлюбленном,
Топча свежие мои следы, / о мне помнит ли?
К сонету XV. Дорога над пропастью в Чуфут-кале. – Чуфут-кале древняя крепость, обратившаяся в руины. Тут был поселок караимов, о котором и пишет Мицкевич в своих примечаниях. Этому же поселку посвящено XIV-е стихотворение в цикле А. К. Толстого «Крымские очерки». Влияние этого сонета Мицкевича также явно в стихотворении Бенедиктова «Между скал», IV-м в цикле «Путевые заметки и впечатления (по Крыму)». Единственный здесь восточный образ: колодез Аль-Кагира (т. е. Каира, колодез Иосифа, глубиною в 88 м., высеченный в горе Джебель Мокоттам по приказанию султана Саладина (Быстржицкий)). Дословный перевод:
Мирза и Пилигрим.
Мирза:
Сотвори молитву, брось поводья, / отверни в сторону лицо:
Тут ездок конским ногам / разум свой вверяет.
Дельный конь! смотри, как остановился, / глубь оком размеряет,
Преклонился, край зарослей / копытом хватает,
И повис! – Туда не смотри! / туда павший зрак,
Как в колодце Аль-Кагира, / о дно не ударит;
И рукой туда не указуй – / нет у рук оперенья;
И мысли туда не спускай, / ибо мысль, как якорь,
С лодки малой брошен, / в безмерность глуби
Перуном падет, моря / дна не пронзит
И лодку с собой увлечет / в бездну хаоса.
Пилигрим:
Мирза, а я взглянул! / Сквозь мира ущелья
Там я видел… что видел, / скажу – после смерти,
Ибо на живущих языке / нет на то звука.
К сонету XVI. Гора Кикинеиз. – Поселок Кикинеиз расположен в 3 км. на восток от Байдар (Быстржицкий). Прф. Ст. Виндакевич обращает внимание на приподнятый патетический стиль Крымских: «Мицкевича занимают во время этого путешествия лишь величественные явления, грандиозные развалины; он ищет исключительно возвышенных мыслей; все слишком личные и менее общие воспоминания он исключает из Сонетов» (Пшегл. Польск. 1896).
В конце сонета трагическое предчувствие: «едем и первый с конем – я кинусь»…
Челма ли заблещет на той стороне,
Но если не узришь ее пред собой,
Знай: людям не ехать дорогою той.
(Козлов)
Дословный перевод:
Посмотри в пропасть. – Небеса, / лежащие внизу,
Это море; – средь волн / кажется, что птах-гора,
Перуном поражена, / свои гигантские перья
Распустила крýгом, широчайшим / чем радуги полукруг,
И островом снега накрыла / голубое вод поле.
Этот остров, плавающий / в бездне, – это туча!
С ее груди на полмира / падает ночь мрачная;
Видишь ли пламенистую / ленту на ее челе?
Это молния! – Но стой! / пропасть под ногою;
Мы должны ущелье перескочить / на всем коня лёте;
Я скачу, ты с готовым / бичом и шпорой,
Когда исчезну из глаз, смотри / в те скал края:
Если там перо блеснет, / это мой колпак будет;
Если нет, уже людям / не ехать той дорогой.
В альбоме П. Мошинского сохранился черновой вариант этого сонета. Вот перевод его второй редакции:
КИКИНЕИЗ, ДОРОГА НАД ПРОПАСТЬЮ
Пилигрим и Мирза
П: Меж расщелин сверкает синевы виденье?
М: Это море. – П: А в волнах пятна снега эти?
М: То облака, мы сверху видим их в полете.
П: А мхи вон там вдоль брега? – М: Мхи? – чинар скопленье.
П: Камни путь завалили. – М: Тут были селенья,
Буря их сокрушила; обломки мечетей,
Насыпаны деревья – торчат сучьев плети;
А над ними, ты мыслишь, мошкары движенье?
То орлы!.. Но стой – пропасть: под ногой опоры
Нет; отъедем: скачу я лётом горной лани;
Ты ж с уздою короткой, с готовою шпорой
Следи, когда исчезну: меж утесов граней
Перо не промелькнет ли на моем тюрбане;
Если нет – уже людям здесь не ехать в горы.
К сонету XVII. Руины замка в Балаклаве. – Балаклава город на южном берегу Крыма в 14 верстах от Севастополя. Был основан скифами. Затем принадлежал грекам под названием Символон. В XIV им завладели генуэзцы, переименовав в Чембало. Настоящее название дано турками и значит «гнездо рыб». Тут еще сохранились развалины башен и стен со времен греческих и генуэзских. Это единственный сонет, в котором Мицкевич обращает внимание на античные развалины. Пятая строка начинается глаголом Трембецкого szczeblować – подыматься по ступеням. В восьмой неточность (провинциализм?) obwiniony в смысле обвитый. В последней строке архаизм baszta.
