Евгений Плужник - Ой упало солнце: Из украинской поэзии 20–30-х годов

Свиреп могучего Аттилы гнев.
Но рядом смерть — с лицом его раба.
Он понял это и окаменел:
Вот и его предрешена судьба.

Затих… В глазах — земля горит огнем;
В душе постылой — дрожь, смертельный страх.
Окончен карнавал. Обман кругом.
Лежат сокровища французские — всё прах.

Вдали — руины, слез кровавый дождь,
Проклятья, ненависть и дикий стон —
Все это на земле оставил вождь.
На доброе был неспособен он.

Такой от дедов получил завет:
Грабеж, насилие… Конец мечтам.
Тысячу лет пугали гунны свет.
Подвел черту всему Аттила сам…

Закончен эпилог Ягайлового сна:
Последний землекрад от нас ушел…
Судьба его коварна и грязна.
И пал еще один кровавых дел престол.

Читаю книгу сердца твоего.
Но что ты думаешь, я не узнал.
И не увидел в книге я того,
О чем с тревогой эти дни мечтал.

Ты предо мною грустная стоишь —
Оранжерейным тоненьким цветком,
Глаза туманит горестная тишь
О будущем иль, может, о былом.

В железной клетке держишь крик души,
Как в дым вулкана, прячешь тайны мук.
Не скрытничай, прошу тебя, скажи,
Про все скажи, ведь я твой верный друг.

Пойми, молчанье не заглушит боль,
Не зарубцуют ран росинки слез.
Не вечны наши дни с тобой… Позволь
Узнать, кто столько бед тебе принес?

Перед тобой — улыбки расцветают.
В тебе такая молодость огня,
Что у меня, как жалюзи спадают
Стальные с сердца, радостью звеня.

Ты для других — сокровище лихое
Своею солнцесильной красотой.
А мне твое сиянье неземное —
Как для цветка рассвет с живой росой.

Прошу, если я стану вдруг немилым,
Ты не спеши жестоким словом бить.
Позволь уж — хоть и буду я постылым —
Мне рядом тенью бессловесной быть.

Я мысли тайные, конечно, скрою,
Ища в глазах твоих веселый жар,
Чтоб, отразив его, тебя зажечь собою —
И малая искра родит пожар!

Спасибо я принес любимой:
За то, что нет страданьям меры,
За то, что я живу без веры,
Что одинок, как пес паршивый.
Будь счастлива, благодарю!
Тебя ни в чем я не корю.
И все же хоть один лишь день
Прими моих терзаний тень
И проживи его, как я.
И вдруг тогда, отбросив лень,
Ты вспомнишь, может, про меня —
И будь веселой, как весна!
Гуляй и смейся так, как я
С тобою лишь в мечтах гуляю
И без надежды страх скрываю…

Когда тебя встречаю я в трамвае
Средь безразличных и чужих людей,
Глаза невольно сразу прикрываю
И бессловесно выхожу скорей.

Спешу забыть, когда мы были рядом.
Те дни пьянили крепче, чем вино.
Я тщусь запрятать их смятенным взглядом
В завалы сердца, в темноту, на дно.

Пусть там лежат ненужными вещами.
Их блеск померк, уже не тот, что был.
Ищи веселья с новыми друзьями,
Меня ж забудь, как я тебя забыл…

Над зыбкой моею склонялись не няньки, а ели,
           Им Прут помогал.
Под музыку ветра, кружась, танцевали метели,
           Шум хворь отгонял.
При стаде овец я рос под присмотром мужчин
           На полонине.
Я с детства влюблен в остроконечные шапки вершин
           В солнечной сини…

Вновь ты передо мной! Слепит меня твой снег.
И, мнится, я иду в долину, как в весну.
Жар солнечных лучей и ветра тихий смех —
О чем же ты грустишь там, в ледяном плену?

Взгляни: как веселит нас зеленью Хомяк,
Как Поп-Иван короной бледною блеснул,
Как шумный Прут в волнах полощет лета флаг —
О чем же ты грустишь там, в ледяном плену?

Гора, моя гора! Мне ль не понять тебя.
В объятьях вечных льдов лежит твоя судьба,
Душа ж твоя огнем горит в рассветный час.

И летом, и зимой ты прячешь щедрость дум,
Не веет над тобой ветров горячий шум.
О, как же это все роднит, Говерла, нас.

С родинкой терпения явились мы на свет.
С лицом, что отразило увядших листьев цвет.
Жизнь нашу озаряло звезд гаснущим огнем —
           Грустные идем.

В осенней серой хмари прошли наши года.
Безлунной ночи ветер нас нянчил иногда.
В тисках судьбы жестокой мы жили и живем —
           Грустные идем…

Над нами не играли оркестры бурных дней,
Не грело солнце лета, гром был травы немей.
Безропотно мы жили, забывшись полусном,—
           И с грустью отойдем…

Над горною рекою
Я с думами стою.
Душа течет тоскою
В бегущую струю.

Как облака повисли
На камни брызги звезд.
Искрятся в шуме мысли,
Словно кометы хвост.

Вода поет и стонет
О чем-то о своем.
И в волны глухо тонет
Избитых далей гром.

С застывших круч в долины
Спешит — не удержать.
Ее бурлящей сини
И стужам не сковать.

Когда льет непогода
Дождей крутой навал —
Как грозы с небосвода,
Вниз рвется лесосплав.

Каменья, словно души,
Сорвавшись эхом с гор,
Спадают с плеч Давбуша
В вечнозеленый бор.

Стою над пенной рябью.
Ты — счастье, дикий рок.
Больное сердце рабье
Уносит твой поток.

Оно средь бревен в дрожи
Летит в слепящий блеск.
Да, мне всего дороже
Твой неумолчный плеск.

Я иду… Над ночной почерневшей стерней
Ветер свищет разбойною пулей.
Я, как блудный скиталец, бреду стороной,
Жажду сини взлохмаченной бурей.

Я плыву… Мне бы остров свободы найти,
Обрести бы желанную сушу.
И с собою любовь бы туда привести,
Отогреть бы застывшую душу.

Я лечу… Я лечу сквозь бураны огня.
Вечен путь мой средь сумрака смрада.
Бессловесной печалью рокочет волна —
Но мне жалости этой не надо.

Село в тоске…
Понурые деревья,
Окаменев, качаясь, спят.
А тучи рваные висят
Над избами как древние поверья.

Однообразны дней осенних лица.
В душе — гнездится пустота.
Спадает бисер слез с куста,
Где пес бездомный по ночам ютился.

Он убежал за теплым ветром в поле
По жухлой, слипшейся траве.
Мечтаю с болью в голове:
Где ж мне найти хоть миг счастливой воли?

Надежно бродит холод по подворью,
А солнца не было и нет.
Я у дождя ищу ответ —
Он бьет и бьет по лужам с нудной дрожью.

Вчера о прошлом лете месяц плакал.
Сегодня целый день дождит.
Стерня прибитая блестит,
Да ветер воет бешеной собакой.

Твой голос — рыданье без слов,
Молитвы крутая боль,
Мелодия белых цветов,
Дыхание утренних зорь…

Твой голос — жестокий укор —
И сердце болит сильней…
Твой голос — надгробный аккорд
Разбитой жизни моей…

Вы представляете, как гаснут волны,
Закутанные в тихий плач полей?
В долину мирно сходит сумрак томный,

На смену свету розовых лучей,
Спешащему на запад, где за лесом
Закат горит в густой тени ветвей…

Давно уснуло солнце за навесом
Сползавших туч по склонам синих гор —
И ночь вошла великим геркулесом…

Но кое-где ласкали звезды взор,
И падал свет спокойствия на души —
Манил к себе невидимый простор…

В тиши слепой не уловили уши
Шагов идущего с любовью сна.
Лишь посвист ветерка покой нарушил…

Волнение, что ж — осень не весна.
Дыхание зимы — острей, чем гвозди.
Короны гор укрыла белизна.

Слова беспамятства блестят, как звезды,
Молитвами — без звуков и без слов,
А с неба падают уж снега грозди.

А там гуляла журавлей любовь,
Которые тогда над нами плыли.
Но прошлое не возвратится вновь…

А впрочем, в моем сердце не остыли
Бушующие волны прежних дней.
Они пока еще слышны и милы,
Как песня улетевших журавлей…