Евгений Плужник - Ой упало солнце: Из украинской поэзии 20–30-х годов

Соловью мила калина.
Птах, не пой!
Не моя ты, о дивчина!
Я не твой.

Ой, дивчина, черна доля.
Птица, пой!
Чрез широко дико поле
Брел покой.

Брел покой тупой, безмолвный
Сам с собой,
Голосов был разных полный,
А немой.

Он берет меня с собою
Под полу
И ведет меня по полю
В ночь и тьму.

И ведет в глуху долину
Без конца…
Я не твой, а ты, дивчина,
Не моя.
………………………
Соловью мила калина.

Пой, птах, пой!
Видно, сгину я, дивчина,
С той мечтой.

Пришло, что должно было быть!
Еще на свадьбе хмель шумит
В твоем доме,
А ты была б уж рада знать,
Где станешь ты меня встречать
Лишь как знакомая.

Видишь ту лазурь над нами?
Там миры есть за мирами,
Солнца, месяцы и зори.
Там мы встретимся навеки,
Как встречаются все реки
В синем море.

Море синее, скажи мне,
Где берешь очарованье,
Что смотреть на тебя, море,
Можно вечно день и ночь?

«Хочешь знать, — сказало море,—
Посмотри на мои волны,
Как они все мчатся, мчатся,
Мол, минуты, дни, лета.

Ты вглядись перед собою,
Где лазурь целует плёсы —
Так целуются от века
Лишь действительность с мечтой.

А опустишь взор ты книзу,
Сквозь плавучих волн опалы,
То подумай: сколько в мире
Есть и будет вечных тайн!

Я дарю тебе понятье
Бесконечности и бездны —
Вот с чего в меня ты вечно,
Словно в зеркало, глядишь».

Загляделся я на море
И на небо голубое,
И на те, что так далёки,
Словно тучи, берега,
Загляделся — и не знаю,
То ли волны бьют о берег,
То ли в небе мчатся тучи.
Иль плывут мои мечты?

Над волнами и над морем
Понесу свое я горе,
Может, утоплю, может, загублю,
Может, долю приголублю,
Кто знает?
Ой, минуют даром ле́та,
Зря я обошел полсвета,
Не утратил там я горя,
Доли не нашел за морем —
Ее нет!

Видишь, брат мой,
Верный друг,
Отлетают серым клином
Журавли на юг.

Слышно: кру! кру! кру!
На чужбине помру,
Пока море перелечу,
Крылья изотру…

Мельтешит в очах,
Бесконечен шлях,
Тает, тает в синем небе
След по журавлям.

Где ж вы, мои родные нивы.
Иль недостоин вас узнать?
«Не видишь? Нас изрыли взрывы
Снарядов и гранат».

Где ж ты, гай мой? Что с тобою?
Березняк где и дубрава?
«Разметала нас зимою
Небывалая расправа».

Крыша где та, что упрямо
К ней я шел неудержимо
И стремился, словно к маме?
«Где? Спроси с огня и дыма».

Где ж родителей могилы?
«За церквушкой, у крыльца…»
Замолчите! Нет уж силы,
Чтоб дослушать до конца.

Вечерний звон, вечерний звон
        витает за горою.
Проклятье злу, добру поклон
        и вечный мир с собою.
Вот день минул, как и не бы́л,
        уж ночка, час покоя.
Что потерял, что позабыл,
        не заберешь с собою.
Терзанья хаос и обид,
        пляс смеха и рыданья,
Все в каждом срезе повторит
        бег жизни в мирозданье.
Твое житье, твое бытье
        лишь звук в едином хоре,
И ты и я развеемся
        в бездонном вечном море.
И дивный пляс, и грозный пляс,
        зла музыка играет.
Столь краток сказ: расцвел — угас,
        и вечность ожидает.
Плетем венок, плетем венок
        из бытия мгновений,
Чтоб танец жизни не умолк
        в грядущих поколеньях.
Еще шажок, еще момент,
        а там — воспоминанья.
Житья момент — один фрагмент
        в цепи существованья.
………………………
Вечерний звон, вечерний звон
        витает за горою.
Проклятье злу, добру поклон
        и вечный мир с собою.

Ты крепко верь, а вера чудо деет,
Без веры всюду тлен и суета.
Ввысь — дух, хотя и сердце в боли млеет —
        лишь твоя вера была бы свята́!

О, чтоб проклятие насилью вечным было!
Средь мира, на войне и всюду,
Оно нас камнем придавило —
Когда же камень этот сбросим, люди?

Настанет день, отвалятся все плиты,
И воины, вооруженные брехней,
Упадут ниц. Воспрянет правда, вся избитая,
Смертельным саваном укрытая,
Поднимется — и мир пойдет за ней.

Мой друг, люби житье,
Людей люби, природу,
А кривду брось в небытие,
Как камень в воду.

Не сожалей! Склони на грудь
Свое чело, любовью ясное.
Хоть день достойны правды будем,
Мы, как святые, выйдем к людям
С тем светом, что во тьме не гаснет.

Кто-то зовет меня в день и в ночь,
Из тихой хаты гонит прочь.
Не знаю кто, куда пути,
А должен идти, должен идти!

Меж нами море крови,
Меж нами реки слез —
Где ж тот челнок любови,
Чтоб нас он перевез?

Подруга дорогая — ностальгия —
По бездорожью моего скитанья,
Ты для меня любовь и литургия —
Шагаешь рядом по путям изгнанья.
Прядешь нить совести от тех проталин —
В которых бьется скорбь родных развалин.

Рисуешь мной покинутые нивы —
Они пьянят сильней настоя меда,
Они с далеких лет в сознанье живы.
Разлука — лед, но ты — моя свобода!
И ты растопишь в холоде чужбины
Разлуки лед, словно в песках пустыни.

Ты — яркая звезда во мраке ночи.
На океанских волнах и в Канаде.
Средь разрушений римских твои очи
Сияли радугой и были мне отрадой,
В них видел я засеянное поле
Моих — и Черногорья, и Подолья.

Повсюду немота… А в дыме от кадила
Сидит всесильный царь — родитель наших бед.
Из-под короны взгляд — на подать и обет.
Не замечает кровь, что нашу дань обмыла.

Из-под короны взгляд: на купола, хоромы —
Пылает солнце в них. У нас же мрак всегда.
Он смотрит и на нас, бросая иногда
Из-под прикрытых век то молнии, то громы.

Уже не первый век сидит он, крест целуя,
Возводит на костях своих людей дворцы.
Что наша боль ему — богатств полны ларцы.
А мы кричим ему: хвала и аллилуйя!

Родной мой, отчий край далекий,
Ты богом и людьми забыт.
Лежишь, как ратник одинокий,
Израненный… но не убит.

Кругом разгуливает горе,
За упокой души трубя.
А ветер панихидой вторит
По нам, покинувшим тебя.

Сорвало нас, как листья с сучьев,
И бьет судьба в других краях.
Трудна скитальцев доля сучья —
Жить нищим на чужих хлебах.

Я жду конца…
Нет! Нет! Жду — боя!
Еще я жив и силы есть.
И я клянусь перед тобою:
Отца не запятнаю честь.

Приду к святым твоим могилам
И молча упаду в траву.
Напьюсь твоим простором милым
И оживу!