Лев Гомолицкий - Сочинения русского периода. Стихотворения и поэмы. Том 1
Нет у нас и данных, чтобы судить о том, какие настроения появились у Гомолицкого, когда вторжение германских войск в Советский Союз обозначило радикальное изменение всей обстановки в Европе и мире. Обращает на себя, однако, внимание то, что в те месяцы в творчестве поэта кристаллизуются черты, свидетельствующие о внутреннем сближении с польской поэтической традицией. Продолжая писать по-русски, он, кажется, становился одержим мыслями о возможных польских параллелях или эквивалентах создаваемого. Позднее Гомолицкий утверждал, что вторую тетрадь «Притч» писал в 1942-1944 гг. «одновременно» на русском и на польском языках. Опубликованные на польском языке после 1956 года тексты автопереводов (в стихах и прозе) не позволяют, однако, датировать их военными годами. Но сами по себе стилистические черты новых «Притч», резко отличающие их от довоенных, дают основания предполагать, что Гомолицкий как поэт «думал по-польски» в процессе их писания по-русски. Явно думал он «по-польски», когда в 1942 году приступил к полному переводу «Крымских сонетов» Мицкевича размером оригинала, силлабическим стихом, подготовив целую книгу, снабженную солидным комментарием571. Эта работа подтолкнула его к переходу на силлабику в собственной лирике – так появились его сонеты (№ 440-443 нашего собрания) и не дошедший до нас, тогда же законченный «трактат о русском силлабическом стихосложении»572. Можно сказать, что так – «через стихосложение» – совершалось превращение Гомолицкого из русского поэта в польского литератора. Перевод «Крымских сонетов» имел результатом и другое (до нас не дошедшее) произведение – драматическую поэму «Мицкевич в Тавриде»573. Она, как и статья в «Крымских сонетах», подхватывала эстафету, начатую серией нашумевших статей Д.В. Философова о русском окружении Мицкевича, напечатанных в Молве в начале 1934 года. Гомолицкий стал частым гостем известного варшавского библиофила Яна Михальского и пользовался его громадной библиотекой, в первую очередь – для своих занятий Мицкевичем574. Он встречался и с «фанатиком из сонма мицкевичеведов» Леонардом Подгорским-Околувом575. «В полуразрушенной квартире тот огорчался по поводу гибели коллекции газетных вырезок, которые собирал еще перед Первой мировой войной. Например, его волновал вопрос о бурьяне из аккерманских степей576 или то, что он никогда не держал в руках годовых комплектов „Одесского Вестника”»577.
Большое впечатление на Гомолицкого оказали в те месяцы «лоскутные обрывки „Цветов Польши”, которые доходили во время оккупации. Через океан, через фронты. Я перепечатывал их на машинке, они воздействовали наравне с листовками578. Тогда же я прочитал в машинописной копии „Бал в опере”579 – потрясающе!»580
Сцены варшавского восстания Гомолицкий описал в некоторых из последних «Притч» и в своей книге «Часосбор»581. После разгрома восстания, в октябре 1944 г., «выходя из пылающей Варшавы, я уносил с собой блокнотик со стихами, переписанными бисерным почерком, как раз с мыслью о спасении»582. Гомолицкие поселились в окрестностях Варшавы, откуда «был виден большой дымный гриб над пылающим городом. Дровяной сарай, сбитый из неровных досок и прилепившийся к лачуге, – таким было наше временное убежище. Железная кровать с сенником, на которой мы спали, рядом – железная печурка, которую я скупо кормил кусками угля, собираемыми на путях узкоколейки. Работал я грузчиком на угольном складе, но оттуда ничего выносить не удавалось»583. В столицу Гомолицкий попал сразу после освобождения города (после 17 января 1945): «Когда я вернулся на пепелища, город еще тлел. На разрушенных улицах расположились наши войска, устроившие там стоянку. Я обходил квартиры знакомых, разумеется, те, которые сохранились, – они были выгоревшими или разграбленными. Во дворах – кладбища крестов»584.
1 марта 1945 г. Гомолицкий получил временное удостоверение личности, в котором профессией своей указал «бухгалтер». 6 июня 1945 г. он вступил в Польскую рабочую партию. Он стал также членом первого призыва только что созданного Общества польско-советской дружбы (ОПСД) и в 1945-1948 годах в Лодзи выполнял обязанности руководителя местного отделения этого общества. Кроме того, в 1945 г. Гомолицкий был принят в члены Союза польских литераторов (в 1950 г. он был заместителем председателя правления Лодзинского отделения этого Союза и дважды избирался в члены этого правления: в 1948-1950 и в 1956-1958 годах). В 1946 г. он вступил и в Союз польских художников. Следует напомнить, что не пострадавшая от разрушений Лодзь сделалась в 1945 году культурным и научным центром страны. Из числа знакомых Гомолицкого здесь в то время оказались, в частности, русские – Сергей Гессен, Сергей Кулаковский, Ксения Костенич, а из поляков – Влодзимеж Слободник. Сюда же из Варшавы переселился и товарищ его юности в Остроге Пантелеймон Юрьев. В круг ближайших контактов Гомолицкого вошли его добрый знакомый с 1930-х годов, переводчик русской поэзии Северин Поллак и литературовед Янина Кульчицкая-Салони (она родилась в Петербурге и была русской по матери), которая позже назовет его наиболее замкнутым из всех известных ей людей585. Здесь в Лодзи Гомолицкий в 1946 встретился с вернувшимся из эмиграции в США Юлианом Тувимом. «Я остановился перед витриной книжного магазина, и – кто-то обнимает меня сзади. Впервые после многих лет я увидел его лицо вблизи, внимательный, дружелюбно-внимательный взгляд: Вы живы, как это хорошо! Смысл этих слов – как это хорошо, что мы вообще еще живы. Возвратившись на родину, он разыскивал людей, которых знал перед <войной>. В ходе той первой встречи он пожаловался мне, что не может напечатать “Бал <в опере>”»586.
К концу 1940-х годов Лодзь свое положение утрачивала, и издательства и редакции журналов, а вслед за ними и писатели перебирались в столицу. Не считавший Лодзь конечным пунктом назначения, Гомолицкий с 1949 г. и до последних лет жизни обращался к руководству Союза писателей и в Министерство культуры и искусства с просьбой рассмотреть возможность своего возвращения в Варшаву, которую называл «городом моей самореализующейся зрелости»587. Однако хлопоты его успехом не увенчались, и до конца дней своих он остался жить в Лодзи в доме Союза польских литераторов на ул. Бандурского, 8 (затем Мицкевича, 15), кв. 21.
С 1945 года началось интенсивное участие Гомолицкого в польской прессе. Он печатался в ежедневной газете Polska Zbrojna (Вооруженная Польша), адресовавшейся не только к армии и привлекшей к сотрудничеству лучших журналистов и литераторов. Но основным органом печати, в котором он работал с осени 1945 г., был ведущий литературный еженедельник Kuźnica («Кузница»). Стефан Жулкевский588 собрал в редакции писателей, которые еще до войны либо со времени войны стали придерживаться левых взглядов (Мечислав Яструн, Ян Котт). Секретарем первичной партийной организации Польской рабочей партии в редакции был Северин Поллак. Среди сотрудников и авторов были и писатели, которые, несмотря на то, что их трудно причислить к левым по своим политическим позициям, сочувственно отнеслись к изменению общественного строя в Польше (Зофья Налковская, Ярослав Ивашкевич, Юлиан Тувим). «Кузница» выдвигала требование о «возвращении к реализму», обращалась к просветительским традициям и «прогрессивному течению» в романтизме. Журнал резко выступал против церкви и политических позиций Армии Крайовой. Гомолицкий писал для «Кузницы» в первую очередь статьи, посвященные русской и советской литературе, в частности большие эссе о Пушкине, Грибоедове, Салтыкове-Щедрине.
В этом кругу «Кузницы» создавалась под редакцией Мечислава Яструна и Северина Поллака антология «Два столетия русской поэзии». Гомолицкий был автором объемистого послесловия «Этапы развития русской поэзии» и биографических заметок о поэтах589. Книга вышла в свет в 1947 году, и понятно, почему в ней, после августовского постановления ЦК ВКП(б) 1946 года о журналах Звезда и Ленинград, не могла быть представлена Анна Ахматова. Несмотря на такое проявление послушности, антология вызвала резкое недовольство советских и польских партийных инстанций. Во втором издании (1951) книга претерпела существенные метаморфозы: удалены были многие тексты (из 24 стихотворений Пастернака, в первом издании представленного больше всех других живущих поэтов, осталось 7)590 и авторы – Владимир Соловьев, Сологуб, Вячеслав Иванов, Кузмин, Гумилев, Мандельштам, Цветаева, Кирсанов. Введены были Вс. Рождественский, Николай Тихонов, Антокольский, Сурков и Константин Симонов. Для послесловия Гомолицкого места больше не оказалось, были внесены затребованные изменения в биографические справки.
В ноябре-декабре 1946 года Гомолицкий находился с делегацией Общества польско-советской дружбы в СССР. Он побывал в городе своего детства – в Ленинграде. 11 ноября он выступал на встрече, устроенной в Москве секретариатом Союза советских писателей, в ходе которой шла речь о будущей польской антологии русской поэзии. В письме жене он с гордостью сообщал, что на выступлении его присутствовали Константин Симонов и Владимир Лидин, что он познакомился с Верой Инбер, был в кукольном театре Образцова и на опере в Большом театре591. Затем делегация отправилась в Грузию. В Тбилиси Гомолицкий по просьбе Тувима собирал материалы о Руставели и его поэме «Витязь в тигровой шкуре», которую тот намеревался перевести.
