Лев Гомолицкий - Сочинения русского периода. Стихотворения и поэмы. Том 1
Академическая карьера, между тем, наталкивалась на препятствия. Книга Гомолицкого Wielki realista Aleksander Puszkin (Великий реалист Александр Пушкин, 1954) подверглась разносу с ортодоксальных позиций. Рецензент обвинил автора в том, что тот не совершил необходимого пересмотра трудов прежних польских пушкинистов, и в заключение констатировал, что «работа эта, в сущности, вредна»607. Гомолицкий задумывал роман о декабристах и погрузился в изучение российского периода жизни Мицкевича. За плечами у него уже был опубликованный в 1949 г. «Дневник пребывания Адама Мицкевича в России 1824-1829» («Dziennik pobytu Adam Mickiewicza w Rosji 1824-1829») – летопись, насчитывавшая свыше 370 страниц текста. Это был первый опыт подобной хроники жизни Мицкевича. Спустя год появился сборник статей Гомолицкого Mickiewicz wśród Rosjan (Мицкевич среди россиян).
С другой стороны, Гомолицкого влекла историческая проза. В 1949-1951 годах он написал задуманный с широким размахом роман из истории лодзинского пролетариата, который опирался на обстоятельную, добросовестно собранную документацию. По замыслу он должен был составлять трилогию. Отдельные ее части: «Локаут», «Забастовка» и «Баррикады» («Lokaut», «Strajk», «Barykady») – были лишь сериализованы в газетах.
В 1953 г. Гомолицкий, внезапно покинув университет (или будучи оттуда уволен?), пошел на фабричную работу в прядильне Комбината хлопчатобумажной промышленности им. Мархлевского (ранее – фабрика Познаньского) в Лодзи, причем пошел не на несколько недель или месяцев, как это делали литераторы сталинской эпохи, но на целых два года. Результатом этого стали не только две напечатанные в 1954 году пропагандистские брошюры репортажного типа, но и роман «Белое руно» («Białe runo»), опубликованный лишь в 1962 г. и показом неприкрашенной действительности ломавший существовавшие рамки литературы социалистического реализма. Ежи Ржимовский назвал «Белое руно» «производственным антироманом»608.
Последние крупные русистские работы Гомолицкого вышли в 1954 г. – «Избранные произведения» Пушкина, где он составил комментарии к поэмам и сказкам, и в 1955 г. – «Войнаровский» Рылеева под его редакцей. В 1955 году Гомолицкий представил в издательство PIW машинопись подробной хроники российского периода жизни и творчества Мицкевича. Несмотря на положительные оценки рецензентов рукописи, работа над изданием застопорилась, поскольку никто не соглашался финансировать ее: Союз литераторов – так как данная работа не являлась литературной, Польская Академия наук – по той причине, что автор не состоит ее сотрудником.
На волне «оттепели» Гомолицкий стал одним из организаторов Лодзинского издательства609. Но должность его в издательстве была довольно скромной – с 1957 года вплоть до выхода на пенсию в 1971 году он проработал там старшим редактором610. Печатавшее главным образом местных писателей или тех, кому не удалось пристроить рукописи в столице, Лодзинское издательство было обречено на «провинциальность». Первым в серии «Библиотека поэтов», организованной при нем, вышел в 1957 сборник Гомолицкого Czas spopielały (Испепеленное время), посвященный пережитому в военный период. Автор утверждал, что стихи эти были созданы во время войны. Дело, однако, обстоит сложнее. По меньшей мере три стихотворения – это автопереводы611. Сборник был принят плохо. «Поразмыслив, я согласился: анахронистические рифмы, излишек и гипертрофия метафор, многое попахивало вторичным авангардом»612. Свой второй стихотворный сборник Гомолицкий в декабре 1958 г. сдал в другое издательство – PIW, однако оттуда машинопись через год вернули. Он чувствовал, что в качестве польского поэта потерпел фиаско, хотя внутренняя издательская рецензия замечательного литературного критика Ежи Квятковского, указывавшая на слабости стихов Гомолицкого, тонко подметила и их достоинства:
Этот поэтический дневник лет оккупации опрделенно заслуживает публикации. Поэзия Гомолицкого – сдержанная и, как говорится, «мужская». Свою драгоценную умеренность в передаче того содержания, которое – обладая в соответствии с самой природой вещей большим эмоциональным зарядом – очень трудно поддается выражению, поэт достигает:
1) пользуясь миром античных символов и аксессуаров, причем этот прием позволяет автору сохранять видимость эмоциональной дистанцированности перед лицом действительности, переплавленной в лирическую поэзию;
2) благодаря применению так называемой большой метафоры, которая придает этим стихам характер обобщения и – в сочетании с конспективным характером образности – обогащает их восприятие и обеспечивает интеллектуальное воздействие, одновременно увеличивая воображаемую эмоциональную дистанцию;
3) благодаря умышленно употребленной графической системе (отсутствию прописных букв, отсутствию пунктуации), что в сочетании с особенностями синтаксиса некоторых стихотворений дает эффект монотонного, бесстрастного голоса, делающего более выпуклым – по принципу контраста – всю весомость и ужас содержания. Итак, это, следовательно, такая поэтика, которая воздействует косвенно, которая делает акцент на одном слове – «искусство». И вместе с тем это поэтика, стремящаяся к далеко идущему «сотрудничеству» с читателем – как в интеллектуальном, так и в эмоциональном отношении. Это стихи о взволнованной растроганности, подвергшейся компрессии, сжатию, – чтобы разрядиться в психике читателя. Перед нами – решение, реализующее постулаты той эстетики, которую сегодня можно назвать господствующей (влияние авангарда, Ружевич), хотя и не в исключительном режиме. Правда, стихам Гомолицкого свойственна не только эта мнимая холодность – их воздействие на читателя вообще не слишком сильно. Возникает впечатление, что – приглушая, сдерживая голос – поэт не располагает большой его силою. <...>613
Объяснение своего поражения в польской поэзии Гомолицкий привел в эссе «Встречи на Геликоне», отчасти посвященном стихотворным переводам, которые сам он определил как готовность поддаваться иллюзиям или как мистификаторство. «Можно еще задуматься, – продолжал он, – над такой возможностью: а сумел ли бы тот же самый поэт, пишущий на разных языках, воплотить те же самые мысли и эмоциональные картины в мир отдельных, своеобразных языковых традиций. Однако, поскольку трудно себе вообразить личность, даже самую гениальную, которая с одинаковой свободой перемещалась бы в столь различных культурных стихиях, – то легко догадаться, что возникали бы произведения с весьма неравноценными художественными достоинствами. И практика это подтверждает. А стало быть...»614
И всё же Гомолицкий таких попыток не прекратил. В 1958-1960 годах он опубликовал несколько стихотворений, часть из которых представляли собой переводы стихотворений из цикла «В нави зрети» и из «Притч»615, а также поэтический цикл, включавший в себя, в частности, и автопереводы616. В 1969 г. появился его цикл «Из „Дорожных черновиков”»617, сопровождавшийся характерным замечанием, записанным на копии сопроводительного письма в редакцию: «Я пишу стихи, потом меняю их, и таким способом возникает проза. Стихи – это набросок прозы»618. В 1983 г. писатель напечатал еще два образчика поэтической прозы619, из коих первый представляет собой рифмованную прозу или стихотворение, разбитое на абзацы, а не строфы.
После 1956 года Гомолицкий на некоторое время вернулся и к книжной графике, проектируя суперобложки ряда своих книг, вышедших в Лодзинском издательстве, и иллюстрируя немногочисленные собственные стихи, появлявшиеся в прессе. Наиболее серьезным его свершением было полное графическое оформление томика Станислава Черника «Старый плуг»620.
В этот период он совершил вторую поездку в СССР. Состоялась она сразу вслед за международным скандалом, разразившимся из-за присуждения Нобелевской премии Борису Пастернаку. Гомолицкий с середины ноября до середины декабря 1958 г. находился в Москве по научной командировке Министерства культуры и искусства, собирая материалы для своей работы по Мицкевичу. В получении доступа в архивы ему оказывал содействие Борис Полевой, секретарь правления Союза писателей СССР, ведавший иностранными связями. Результаты этих исследований опубликованы в книге Гомолицкого Przygoda archiwalna (1976), а предварительное сообщение – заметка об участии Мицкевича в похоронах Веневитинова – появилась в массовом советском еженедельнике Огонек. Она должна была придавать особый оттенок двойной (и внутри-польской, и советской) «благонамеренности» проекту, над которым работал гость. Однако это не помогло публикации его монументального труда – полной хроники русского периода Мицкевича. Последние сведения о попытках его продвижения в издательстве относятся к декабрю 1959 г.621 Работа так никогда опубликована и не была. Экземпляр машинописи, хранящийся в архиве автора, насчитывает 1300 страниц.
