Сэмюэль Кольридж - Поэмы и стихи

Язык мой влажен, рот мой свеж,
До нитки я промок,
И каждой порой тело пьет
Животворящий сок.

Встаю — и телу так легко:
Иль умер я во сне?
Иль бесплотным духом стал
И рай открылся мне?

Но ветер прошумел вдали,
Потом опять, опять,
И шевельнулись паруса
И стали набухать.

И воздух ожил в вышине!
Кругом зажглись огни.
Вблизи, вдали — мильон огней,
Вверху, внизу, средь мачт и рей,
Вокруг звезд вились они.

И ветер взвыл, и паруса
Шумели, как волна.
И ливень лил из черных туч,
Средь них плыла Луна.

Грозой разверзлись недра туч,
Был рядом серп Луны.
Воздвиглась молнии стена,

Казалось, падала она
Рекою с крутизны.
Но вихрь не близился, и все ж
Корабль вперед несло!

И мертвецы, бледны, страшны,
При блеске молний и Луны
Вздохнули тяжело.

Вздохнули, встали, побрели,
В молчанье, в тишине.
Я на идущих мертвецов
Смотрел, как в страшном сне.

А ветер стих, но бриг наш плыл,
И кормчий вел наш бриг.
Матросы делали свое,
Кто где и как привык.

Но каждый был, как манекен,
Безжизнен и безлик.
Сын брата моего стоял
Плечом к плечу со мной.

Один тянули мы канат,
Но был он труп немой".
"Старик, мне страшно!" —
"Слушай Гость, И сердце успокой!

Не души мертвых, жертвы зла,
Вошли, вернувшись, в их тела,
Но светлых духов рой.

И все, с зарей оставив труд,
Вкруг мачты собрались,
И звуки сладостных молитв
Из уст их полились.

И каждый звук парил вокруг —
Иль к Солнцу возлетал.
И вниз неслись они чредой,
Иль слитые в хорал.

Лилась то жаворонка трель
С лазоревых высот,
То сотни щебетов иных,
Звенящих в зарослях лесных,

В полях, над зыбью вод.
То флейту заглушал оркестр,
То пели голоса,
Которым внемля в светлый день,

Ликуют небеса.
Но смолкло все.
Лишь паруса

Шумели до полдня.
Так меж корней лесной ручей
Бежит, едва звеня,

Баюкая притихший лес
И в сон его клоня.
И до полудня плыл наш бриг,
Без ветра шел вперед,

Так ровно, словно кто-то вел
Его по глади вод.
Под килем, в темной глубине,
Из царства вьюг и тьмы

Плыл Дух, он нас на ветер гнал
Из южных царств зимы.
Но в полдень стихли паруса,
И сразу стали мы.

Висел в зените Солнца диск
Над головой моей.
Но вдруг он, словно от толчка,
Сместился чуть левей

И тотчас — верить ли глазам? —
Сместился чуть правей.
И, как артачащийся конь,
Рывком метнулся вбок.

Я в тот же миг, лишившись чувств,
Упал, как сбитый с ног.
Не знаю, долго ль я лежал
В тяжелом, темном сне.

И, лишь с трудом открыв глаза,
Сквозь тьму услышал голоса
В воздушной вышине.
"Вот он, вот он, — сказал один,

Свидетелем Христос —
Тот человек, чьей злой стрелой
Загублен Альбатрос.
Любил ту птицу мощный Дух,

Чье царство — мгла и снег.
А птицей был храним он сам,
Жестокий человек".
И голос прозвенел другой,

Но сладостный как мед:
"Он кару заслужил свою
И кару понесет".

Первый голос
"Не умолкай, не умолкай,
Не исчезай в тумане —
Чья сила так стремит корабль?
Что видно в океана?"

Второй голос
"Смотри — как пред владыкой раб,
Смиренно замер он,
И глаз огромный на Луну
Спокойно устремлен.
губителен иль ясен путь —
Зависит от Луны.
Но ласково глядит она
На море с вышины".

Первый голос
"Но чем, без ветра и без волн,
Корабль вперед гоним?"

Второй голос
"Пред ним разверстый, воздух вновь
Смыкается за ним.
Назад, назад! Уж поздно, брат,
И скоро день вернется,

Все медленней пойдет корабль,
Когда Моряк проснется".
Я встал. Мы полным ходом шли
При Звездах и Луне.

Но мертвецы брели опять,
Опять брели ко мне.
Как будто я — их гробовшик,
Все стали предо мной.

Зрачки окаменелых глаз
Сверкали под Луной.
В глазах застыл предсмертный страх,
И на устах — укор.

И ни молиться я не мог,
Ни отвратить мой взор.
Но кара кончилась.
Чиста Была кругом вода.

Я вдаль глядел, хоть страшных чар
Не стало и следа, —
Так путник, чей пустынный путь
Ведет в опасный мрак,

Раз обернется и потом
Спешит, ускорив шаг,
Назад не глядя, чтоб не знать,

Далек иль близок враг.
И вот бесшумный, легкий бриз
Меня овеял вдруг,

Не зыбля, не волнуя гладь,
Дремавшую вокруг.
Он в волосах моих играл
И щеки освежал.

Как майский ветер, был он тих,
И страх мой исчезал.
Так быстр и легок, плыл корабль,
Покой и мир храня.

Так быстр и легок, веял бриз,
Касаясь лишь меня.
Я сплю? Иль это наш маяк?
И церковь под холмом?

Я вновь на родине моей,
Я узнаю свой дом.
Я, потрясенный, зарыдал!
Но в гавань мы вошли…

Всевышний, разбуди меня
Иль сон навек продли!
Весь берет в лунный свет одет,
И так вода ясна!

И только тени здесь и там
Раскинула Луна.
А холм и церковь так светлы
В сияющей ночи.

И спящий флюгер серебрят
Небесные лучи.
От света бел, песок блестел,
И вдруг — о дивный миг! —

В багряных ризах сонм теней
Из белизны возник.
Невдалеке от корабля —
Багряный сонм теней.

Тут я на палубу взглянул —
О Господи, на ней
Лежали трупы, но клянусь,
клянусь крестом твоим:
Стоял над каждым в головах
Небесный серафим.

И каждый серафим рукой
Махнул безмолвно мне,
И был чудесен их привет,
Их несказанный, странный свет,
Как путь к родной стране.

Да, каждый мне рукой махал
И звал меня без слов.
Как музыка, в моей душе

Звучал безмолвный зов.
И я услышал разговор,
Услышал плеск весла

И, обернувшись, увидал:
За нами лодка шла.
Рыбак с сынишкой в ней сидел.
О, доброта Творца! —

Такую радость не убьет
Проклятье мертвеца!
И третий был
Отшельник там,

Сердец заблудших друг.
Он в славословиях
Творцу Проводит свой досуг.
Он смоет Альбатроса кровь
С моих преступных рук.

Отшельник тот в лесу живет
На берегу морском.
Он славит Божью благодать,
И он не прочь потолковать
С заезжим моряком.

Он трижды молится на дню,
Он трав язык постиг,
И для него замшелый пень
— Роскошный пуховик.

Челн приближался, и
Рыбак Сказал:
"Но где ж огни?

Их столько было, как маяк,
Горели здесь они".
"Ты прав, —
Отшельник отвечал,
И видят небеса:

Не отзывается никто
На наши голоса.
Но как истрепан весь корабль,
Истлели паруса, —

Как листья мертвые в лесу,
Что вдоль ручья лежат,
Когда побеги снег накрыл,
И филины кричат,

И в мерзлой чаще воет волк
И жрет своих волчат".
"Вот страх-то! — бормотал Рыбак.
Господь, не погуби!"
"Греби!" — Отшельник приказал
И повторил "Греби!"

Челнок подплыл, но я не мог
Ни говорить, ни встать.
Челнок подплыл.
И вдруг воды
Заволновалась гладь.
В пучине грянул гром, вода
Взметнулась в вышину,