Анатолий Гейнцельман - Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 1

Как облака клубятся настроенья,
То пух лебяжий, то седой свинец,
То ангелы, то адские виденья,
То иммортелей солнечных венец.

Как облака плывут стихотворенья,
Неведомо откуда и куда,
Печали или радости мгновенья,
Не приводящие нас никуда.

Как облака проходит жизнь поэта:
То молнией расшитая гроза,
То море ослепительного света,

То умиленья тихая слеза, –
И вдруг исчезновенье без ответа,
Сиянье звезд и моря бирюза.

Дремлют голые в саду платаны,
Старые приятели мои,
Пригибаясь мерно, как тартаны,
Хором с них ликуют воробьи.

Словно пыльные висят крыланы
Шарики семянные в тени,
На лиловые в ветвях лианы
Кажутся похожими они.

Лишь один остался лист дрожащий,
Золотой, проеденный червем:
Это я качаюсь в голой чаще,

Это я, повешенный живьем,
Атом бесполезный и скорбящий,
Дух, давно ушедший в Божий Дом.

Когда в ночи свирепый осьминог
Охватит сердце склизкими плетями,
И я кажусь себе в острожной яме,
Где никакой уже немыслим Бог;

К тебе, дрожа от головы до ног,
Я прижимаюсь хилыми руками,
Чтоб жить нерукотворными мечтами
И в облаках достроить наш чертог.

Давным­давно, как изумрудный плющ,
Вокруг тебя обвился я, мой Ангел:
С тобой в пыли земной я вездесущ,

С тобой при жизни в ангельском я сане,
С тобой в страданьи вечном всемогущ,
С тобой мечтаю о священном Ганге.

Гремит громадный красный камион.
Из­за угла автомобиль навстречу.
Меж ними я бреду на Геликон,
Но никого безумьем не калечу.

Пришел конец мой. Жалкий детский стон.
Сейчас пред Богом я за всё отвечу...
– Спаси, святая Роза из Ромен!
Безвинно я попал на эту сечу! –

Вдруг кто­то окрылил мое плечо,
И, как кузнечик, я свершил скачок,
Молясь своей Мадонне горячо,

Как палестинский в старину ходок.
Меня спасло вмешательство твое,
Мой чудотворный, алый мой цветок!

Декабрьское малиновое солнце.
Парчой покрыты ожерелья гор.
Рубинами горят у вилл оконца
И кипарис, угрюмый Святогор.

Броней одеты из червонной бронзы
Селяне, пашущие косогор,
И пинии, идущие как бонзы
Процессией в завороженный бор.

Малиновый я сам меж красных ягод,
Запрятавшийся в терния шипы,
И хочется небытия мне пагод,

Где золотые светятся столпы.
Я молодею с каждым часом на год,
Завидя Божьи в естестве стопы.

Небо – пелеринка институтки,
Горы – Сандрильоны сапожки,
В горностай оделся лес для шутки,
В белых шапках бродят мужики.

Ослики в пуховых белых куртках,
Белые у гончара горшки,
Белые сидят на клетках утки,
Без перчатки белой нет руки.

Будто все свалились с неба звезды,
Горностаем чистым нас покрыть.
В белых саванах стоят погосты,

Что навеки усмиряют прыть.
Это вечности святой форпосты, –
Хорошо совсем, совсем не быть.

Меж черных стен взвивается спираль.
Гора незримых в темноте ступеней.
Я поднимаюсь... Преисподней шваль
Трясущихся касается коленей...

Я здесь живу, но попаду едва ль
В свою обитель: помутился гений,
Подгрызла сердце вечная печаль
И хороводы скорбных сновидений.

Повсюду стены, не найти дверей,
Трясется ключ в застынувшей руке...
И я уже не Божий иерей,

А узник жалкий в каменном мешке.
Ступени вверх. Ступени вниз... Скорей,
Скорей, спасенье в гробовой доске!

Тебя искал полжизни я на свете,
Полжизни жил, творя стихи с тобой, –
И в солнечной неслися мы карете
На звездный пир в пустыне голубой.

Мечты любила ты в моем Завете,
Живя стихами, как цветок любой
Живет лучами призрачной кометы,
И опьянялись ритмом мы с тобой.

Что в том, что мы лазоревые тени
Скользящих над пустыней облаков
И что живем лишь несколько мгновений:

Как пчелы, мы живем нектаром слов,
Как мотыльки, узором сновидений,
Не чувствуя ни яви, ни оков.

Что остается впереди? Могила,
Сосновый, лесом пахнущий кокон,
Хоть я большая творческая сила,
Светящая из тысячи окон.

Кумейская сулила мне сивилла
Загадочный и величавый сон,
Но жизнь моя, как облако, проплыла,
И я давно покинул Геликон.

Классические все увяли мифы
И Фидия величественный стиль.
Мятежные сыны мы Гога – скифы,

Что обратили мир в золу и пыль.
Расшибся Арго, наш корабль, о рифы,
И над курганом шелестит ковыль.

Когда приходит созиданья день,
Вселенная как мастерская Божья,
Не Смерть тогда у нашего изножья,
А Саваофа голубая тень.

Цветет на глине кладбища сирень,
Вулканы дышат из морского ложа,
Как лебеди, плывут галеры дожа
Под песнопенье пенистых сирен.

Живет кристалл и неприметный атом,
Повсюду лабиринт метаморфоз,
Простая плесень как живое злато,

На каждом камне венчик алых роз,
И сумерки пылающим закатом
Горят на крыльях радужных стрекоз.

Мириады звезд. Мириады лет.
Трагическая смена поколений.
И Бог везде, и Бога нет.
И ни к чему мятется скорбный гений.

И ослепляет полуденный свет
Запутавшихся меж звенящих звений,
И ни к чему тебе, седой поэт,
Слагать гирлянды праздных песнопений.

Залезь в спираль, как сонная улитка,
И рожки в синеву не выставляй!
Тюремная железная калитка

Назначенный тебе судьбою край,
И ты, не выползая вновь на пытку,
Меж алых роз спокойно умирай!

Ползли мы по ступенчатой спирали
На колокольню мирового храма.
Три дня уж мы без устали взбирались.
Меж облаков сокрылась панорама.

Сквозь трифоры парами мы дышали,
И жизненная прекратилась драма.
С вершинным мы стремленьем умирали,
И принимал нас милосердный Брама.

Вдруг стертые сокрылися ступени ...
Над нами золотая лишь игла
Да облаков серебряные тени...

Но за плечами было два крыла...
И мы взвились в отчизну сновидений,
Как ласточек крылатая стрела.

Когда Ты примешь мой мятежный дух,
Что искорка лишь духа Твоего,
Не сохраняй меня, как злых старух,
Как в диком поле гнойное стерво,

Как снег в овраге, как лебяжий пух.
Нет, атом влей тревожный в естество,
Чтоб я, как я, уже навек потух,
Собой усиля в мире божество.

Влей в звездные меня Свои аорты,
Чтоб я по ним кружился, как болид,
И созерцал другие натюрморты,

Иль где­нибудь меж мшистых Ниобид
Зацвел в цветов несеянном аккорде
Под бушеванье диких нереид.