Симон Чиковани - Стихотворения и поэмы

Нам написал с поля битвы; с планшетом
И со стихами ты не расставался;
Где-то упал на равнине, при свете
Зарева раненым туром казался.

Глянул на поле, прибитое танком;
Встретился взглядом с ночною звездою.
Сердца частицу оставил нам, так как
Много стихов погибало с тобою.

Хрупкая ветка в тиши поникала
Там, средь развалин, над телом упавшим;
В сумерках крепость Орбели сверкала,
Лист пролетал по дороге к Муаши.

Быстро привстал, говорят, над дорогой;
Кровь, говорят, на носках проступила.
Слышал не тихие реки, а грохот,
Снилась душе ладжанурская сила.

Горец, ты силу осилил стремнины,
Через болото пробился к рассвету.
Гром твоих строчек — он близок мне; ныне,
Младший мой брат, я ищу тебя, — где ты?

Голос твой, тон — как горы гулкий камень.
Сможешь согреться ль в низине душою?
Против войны ты шагнул в ее пламень,
Смелую жизнь свою отдал весною.

Ночь; а я дверь оставляю открытой,
Путник ли явится — всё может быть:
Может, с фиалкой войдет перебитой,
Быстро войдет — не придется звонить

В доме открытыми двери оставил,
Бес подозрений ко мне зачастил:
Как бы кто пулю в меня не направил,
Полный до края стакан не разбил.

Что же я дверь оставляю открытой,
Ночь, а не путник, идет; в полутьме
Видно, что ночь эта очень сердита,
Да не нужны ее россказни мне.

В доме остались открытыми двери,
Сердце и дверь не закрыл на замки:
Я бы хотел получить можжевельник,
Рододендрон, из Тушети носки.

Дайте мне рододендрон, можжевельник!
Путника хочется мне заманить,
Сердце оставить открытым и двери —
И никому не придется звонить.

Твой голос в народе. Бывало, при жизни
Претил тебе звук, если отзвук пустой.
Каймою стихов окружил ты отчизну,
Сказал о Багдади одною строкой.

Ты кинул Риони строку и оттиснул
Свой след на песке; над волной постоял;
Послушал, как ветер поет в Кутаиси,
Басистую нежность горы перенял.

Стал голос алмазом, стал режущей силой,
Волна окрылила тебя синевой;
Твой голос потом распахнулся в России
Красивою тяжестью и широтой.

И гор голоса говорили с тобою,
Туман над хребтом ты плечом разорвал
И разноголосьем и крупной рукою
Границы державы не раз обнимал.

Твой шум не прервался; твой шум настоящий;
А след на песке лишь заметнее стал;
Ты свой в этой жизни, ты непреходящий,
И нежно, бывало, твой гром рокотал.

А бархатный бас твой в народе. При жизни
Претил тебе звук, если отзвук пустой.
Каймою стихов окружил ты отчизну,
Сказал о Багдади одною строкой.

Ту строчку, что не расставалась с тобою,
Десницей на русской земле посадил.
Твой голос сравнил бы я с первой весною,
С грузинской любовью еще бы сравнил.

Вечереет откровенней,
Входит ослик в ночь проворно;
Уточняется мгновенье
Цветом ночи, краской черной.

         Ты желал бы с приговоркой
         Выпить чай неторопливо;
         Подмигнул подружке бойкой,
         Показал ей дар, любимой.

Плот рисуешь на досуге;
Спел арбуз твой сотворенный;
Над Курой поет дудуки
О ночах, о краске черной.

         Ночью яркое светило
         Нам нашел в ущелье; с нами —
         Зеленщик, участник пира.
         Грузия, ты — Пиросмани!

Грезил свежестью цоцхали,
Виночерпий, ты — рыбачил;
В дождь упал, на лоб упали
Дождь и лестница в придачу.

         Ночь над улицею узкой
         Охраняла стены эти;
         Дом твой тихий, как церквушка,
         Разрисован кистью в Цхнети.

Относился плохо к телу,
На ходу болел; ночами
Рисовал отсюда Веру,
А оттуда Ортачала.

         Бегал вдоль Куры — попали
         Сомы в сети; дни короче —
         На горе тебя догнали
         Ночь, орел и краска ночи.

Шагал вдоль балконов-рисунков ночами
И думал, что спит Маргарита — устала;
Любил ее, слал ей корзины с цветами —
Квартира в душистых цветах утопала.

Назло дудукистам не пьянствовал скрыто;
Вина не хотел, хоть застолье шумело.
А бледная нежность твоей Маргариты
Два раза на белом холсте потемнела.

А некий кутила шатался по скверам,
Он шел по кварталу, простак одинокий.
О, как Маргарита, я крикну, посмела
Обречь твою бедность на крайность дороги!

А может, ошибся? В Цагвери запела
И слух иностранный сейчас услаждает;
А может, внезапно слегла, заболела
И где-нибудь лечится и увядает.

         Не завистью был знаменит, а любовью.
         Художник, познал ты святую беспечность,
         А Грузия только плелась за тобою,
         Ее обогнал — и шагнул прямо в вечность.

Я думал так: сильнее твой размах.
В душе росток завянет — сам я сгину.
Ну что же, знаю, погребешь мой прах,
Жаль вот: до срока я тебя покину.

Хотел борьбой участвовать в борьбе,
Строка словами предков говорила.
Смерть на дороге встретилась тебе,
Дивлюсь, что ей меня ты уступила.

Хотел туманом тонким при луне
Твой край обвить, чтоб ты им любовалась.
На родине бросали жребий: мне
Гурамишвили мельница досталась.

Сам выберу последнее жилье
На пастбище, в горах, знакомых с детства.
Прощай, стихов сокровище мое,
Прощай, о чаша маленькая сердца.

Оставил бражников. Ушел, дорогой зван.
В душе ростки завянут, сам я сгину.
Неужто я исчезну, как туман,
Ужель тебя до срока я покину?

Сам выберу последнее жилье
На пастбище, в горах, знакомых с детства.
Прощай, души сокровище мое,
Прощай, о чаша маленькая сердца.

Утро настанет, и в лес мы уходим,
Ветви раскачиваем и гуляем;
В снежном лесу тишину мы находим,
Наши следы на снегу оставляем.

Царствует вечер в лесу, ну а утро
Там, возле дачи, по-моему. Дышим
Тихо, прислушиваясь поминутно,
Слово иль речь только где-то заслышим.

Ясени тронув, подходим к березам,
В веточках бука наш взгляд отдыхает;
Множество дум своих в лес мы приносим,
Множество мыслей нам лес возвращает.

Ивы, вчера поругавшись, смутившись,
Ветви прямые сегодня нагнули.
Как паруса, в тишине прорубившись,
В лес мы вдвоем далеко заглянули.

Лес приобщить к нашей тайне желая,
Ясеней снежные ветви качаем;
В небо уносится мысль голубая,
Мы же следы на снегу оставляем.

Мы осторожно скользим, словно глину
Ищем гончарную; нам не стоится.
Если не встретится утро нам, длинный
Вечер в лесу всё равно еще длится.