Симон Чиковани - Стихотворения и поэмы

Я посетил в Гандже убогий твой приют,
Как будто прочитал незримые страницы:
Отсюда ты ушел, но здесь стихи живут —
Я с ними до утра не мог наговориться.

Мне голосом твоим поведали они
О горестной судьбе, о муках и печали,
Как в скорби и тоске твои сгорали дни,
Как юные мечты ночами умирали.

Услышанное здесь я точно записал,
За строки от себя суди не слишком строго;
Всю ночь в моей груди твой колокол звучал,
К рассветной синеве вела твоя дорога.

Оседлан конь и ждет, и помыслы чисты,
Родной земли простор зовет и вдохновляет.
Пусть сердцу моему достанет доброты,
Пусть гордый конь в пути усталости не знает.

Не тревожь, Катина,
Ночь глуха и черна,
Не подвязывай гриву Мерани!
…Сон растаял, и сказка уже не слышна
Из далекой предутренней рани.

Чист, как мрамора срез,
Звук возник и исчез,
Но оттаяла памяти мука,
Народилась звезда, воссияла с небес
Продолженьем пропавшего звука.

Ты сказала: «Прощай,
Не кляня, вспоминай,
Утешайся, чинару лаская,
Не забудешь меня,
Не разлюбишь меня,
Не притронется к сердцу другая…»

В непроглядной ночи
Хоть молись, хоть кричи —
О, монашества злое заклятье!
Чаша горя полна,
Расплескай, Катина,
Легким сном пролети над кроватью!

В храме — пыльная мгла,
Запустенье, зола,
Запах ладана мертвенно-сладок,
Пусть свеча догорит,
Пусть надежда молчит,
Пусть царит в небесах беспорядок!

Здесь рассвет и закат
Друг за другом спешат —
Однолики, как волны прибоя…
Сердце рвется туда, где кладбищенский сад
Засыпает могилы листвою.

Шепчут листья: «Приди,
На колени пади —
Там, над кладбищем, звезды родные!»
Мне бы спрятать одну, как птенца, на груди —
Я забыл бы невзгоды земные.

Злобный дух, не гнети!
Сердце, мир обрети,
Будьте вечными, отчие стены!
Мчит Мерани меня,
Я по воле коня
Отдаляюсь и нощно и денно.

Я в иные миры
Мчусь быстрее Куры,
Звон Сиони меня провожает,
Купол неба влечет
В одинокий полет,
Ветер свечи мои задувает.

Из Картли гонимый жестокой судьбою,
С израненным сердцем я прибыл в Ганджу.
Здесь спит Низами под могильной плитою…
Быть может, скитаньям конец положу?

Я верил в прекрасный цветок Цинандали —
Он сорван, я руки чужие кляну!
Есть роза в Ширазе, но только едва ли
К ее лепесткам я губами прильну.

Теперь я чиновник… Заботы, заботы…
Мне строить поручено башню и мост.
Усталой душе не осилить полета —
С ганджинских болот до сияющих звезд…

Тружусь, хоть и каркает ворон треклятый,
Что юность увянет в пустой беготне…
Мой дом обнищавший, пожаром объятый
Встает предо мной еженощно во сне.

Но дело меня увлекло понемногу,
Я стал понимать незнакомый язык,
Нашел я в Гандже и коня и дорогу,
Вот только к верблюдам пока не привык.

Я в бедном ганджинце увидел собрата —
И тоже пришелся ему по душе…
Здесь жил Низами. Здесь он умер когда-то.
Я, странник, приютом обязан Гандже.

Я узник Ганджи, не правитель,
Мне власть тяжелее оков,
Я — бедный, печальный хранитель
Не читанных миром стихов.

Мне, грешному, даже не снится
Покоя святая вода,
А юность — лучиной дымится,
Погаснет вот-вот навсегда.

О, вера! О Нина святая,
На крест уронившая прядь!
Всё чаще Коран я читаю —
Здесь нечего больше читать.

Ко мне лихорадка пристала,
Заели работа и зной,
Как мошки над дубом усталым,
Несчастья кружат надо мной.

О Картли всё время тоскую.
Мне снилось: упал я с коня
И в жесткую землю чужую
Чужие зарыли меня…

Я вынес бы долю Фархада,
Я выгрыз бы сердце горы
За взгляд мимолетный в награду,
За рокот бессонной Куры,

Но помню недобрые взоры,
Насмешки в сердечном кругу…
Простите, картлийские горы,
Вернуться я к вам не смогу.

Где горный мой родник? Я больше не могу!
Рассыпались мечты, вокруг тоска — стеной.
В рокочущей ночи на мткварском берегу
Чинарой быть бы мне, склоняться над волной…

Я вышел в долгий путь, когда миндаль зацвел,
Бессонный пономарь, в какую даль бреду?
В Тбилиси мне никто на помощь не пришел,
А здесь Нахичевань — и вовсе пропаду!

Неможется с утра — но я же не старик!
Со мною Лурджа мой, готовый поскакать
Хоть в горы Шамиля — как ветер, напрямик.
Низина мне вредна, как трудно здесь дышать!

Смогу ли одолеть к вершинам Картли путь?
На шее, как ярмо, род обнищавший мой…
До Анчисхати я дойду ль когда-нибудь?
Увижу ли туман Табори голубой?

Траву глухой тоски слезами орошу —
Под лезвием мечты пусть падает к ногам…
Со мной мои стихи, лишь ими я дышу,
Они — моя стезя, мой воздух, мой бальзам.

Амкари и джами в предание ушли —
На мткварских берегах не сыщешь больше их…
Как тает снег весной — ушел бы я с земли,
Когда б тбилисский гул в душе моей затих.

Ты помнишь ли меня, Священная гора,
Властительница дум, алтарь моих страстей?
Здесь сердце сожжено, растаял дым костра,
Отплакали ветра над юностью моей…

Тбилиси, ты в груди. Тоски не превозмочь,
Взор застилает мне дерев твоих листва,
К свече моей души летит за ночью ночь,
Сгорают мотыльки, свеча едва жива…

Отец скончался. Дрогнул старый дом,
Мы обнищали во мгновенье ока.
Самой судьбой — безжалостным врагом —
Я уязвлен, растоптан я жестоко.

Дворянство — звук, не кормит, не поит!
Ждать не хотят и часу кредиторы,
Наш виноградник им принадлежит,
И крест украсить нечем будет скоро!

Хозяйкой в доме стала нищета,
Все перед ней растерянно застыли…
Свободной птицей не парит мечта,
Свет заслонили вороновы крылья.

Я прикрутил надежды фитилек,
Теперь в Гандже пытаюсь прокормиться.
Мой отчий дом от этих мест далек,
Но дверь его мне каждой ночью снится.

Я привыкаю к лошади чужой —
Мой верный Лурджа будет продан вскоре…
Толпятся, зреют тучи над Ганджой,
Рокочет гром тревожным эхом горя.

Родное небо над родным двором,
Ограда, дуб — мне так вас не хватает…
Не ранен в битве — волей рока хром, —
Не болен я, — а боль не отпускает!

Меня забыли все, в Гандже я одинок.
Страстей моих пожар пылает всё сильней,
Но сердца моего он закалить не смог,
Не меркнет синий цвет далеких юных дней.

Горячка извела, я ночью — как огонь!
Лягушки не дают уснуть в полночный час…
Лишь веки я сомкну — несет меня мой конь,
Над берегом Куры звучит ее отказ…

С достойными людьми я хлеб не разделил,
Корыстных болтунов друзьями посчитал…
Я лавров и цветов на гроб не заслужил,—
Отчизна, разреши, чтоб я тобой дышал!

Я всеми позабыт среди чужих болот…
Я бренный этот мир залью потоком слез:
К Сатаре я — во сне — обедать шел на плот,
Мтацминда снилась мне в убранстве синих звезд…

На выжженной бахче я всеми позабыт!
Судьбою пополам разорвана душа:
Живая часть ее в родной земле лежит,
Другой дала приют из милости Ганджа…

Такие, Маико, печальные дела…
Лукавый ангел мой успел меня забыть…
Тяжелая тоска мне на сердце легла,
Когда бы не стихи — не знал бы, чем и жить.

Осыпались цветы под ветром бытия,
Растаяла мечта, как ястреб в вышине…
Мтацминда снится мне — тоска и боль моя!
С коджорским ветерком беседую во сне…