Лев Гомолицкий - Сочинения русского периода. Стихи. Переводы. Переписка. Том 2

1.

5-6 необходимых слов,
смешных ласкательных прозваний,
гул быта, голоса из снов,
реченья наименований
полутаинственных...
................. и вот:
какой-то фетик, или кролик;
живот без жал живет и вот,
то ж – ума(и)лительное вотик.3
.......................
.......................
.......................

2.

Язык мгновенный и живой,
что в поцелуях возникает
в какой-то час обрядовой
за мойкою волос, за чаем;
.......................
речей испорченная речь
от учащенных варваризмов
.......................
.......................
.......................
и очищающий все меч
боговнушенных архаизмов.

3.

Еще – таинственных познаний
глагол заумный, львиный рык,
ерусалимский, обезьяний
глас мусикийских глоссолалий,
искусства будущий язык:
.......................
.......................
Представим, что векам актеры
– их поясняют тон и жест,
котурны, маски и уборы –
так говорят: ...
.......................

4.

.... вот магов речь
с любовной спутав, Маргарите
так Фауст: «генох андро плеч
сирин альф хохма лалеп-итет!»
иль на трапезе в цветнике,
цветособраньи горнем боги
в венках такие диалоги
ведут на пирном языке:
«Апострон сирма петасефи
аргонсафетон уранисма
сладкогласующая манис
свирель приятная тэсфир».

5.

В бесовский пляс метельной пыли,
в век мрачных демонских проказ,
суровый ангельский наказ –
словесных веденье обилий
.......................
.......................
.......................
.......................
.......................
.......................
.......................
....................... 

1.

в тот домик вещих навождений,
опасных шуток Пиерид,
.......................
куда был завлечен Евгений,
сей предок невских привидений,
где бес, приняв служанки вид,
тайком щетину брил с ланит,[121]
где и поныне простодушно
картонный самовар радушно
вьет пар бумажный...
............. и за ним
где мнится Пушкиным Тувим;

2.

в тот домик, смытый наводненьем,
прибитый стиксовой струей
к несуществующим селеньям –
кочующим в земле чужой;
.......................
.......................
пир иностранных философов
и разных непростых гостей
сзывает нынче Философов, –
.......................
.......................
в сень зыбкую родных теней.

3.

Идет, улыбки расточая,
жмет руки, лица примечая.
За ним выносит Коваль плэд.[122]
На нем по-старчески берет,
без пальцев старые перчатки, –
но сей скитальческий наряд
венчают гордые повадки.
Но резка речь. Но. Зорок. Взгляд.[123]
Он сам собраньем руководит,
калач сам режет он и уж,
готовя выговор, находит
философическую чушь.

4.

круг неучтивейших проделок:
зачем оратор вздор понес;
зачем на донышках тарелок
картонных Чапский чертит нос;
Чехович ловит эпиграмму,
я "протокол" строчу упрямо,
а Заводинский глаз косит
через плечо на чьи-то косы,[124]
.......................
когда решаются вопросы
времен последних, – в нас вперен
глаз вопиющего, с испугом,

5.

.......................
и мировой оксиморон
топорщится квадратным кругом
.......................
Вонзен пытливо хладный взгляд
в сей строй идей, им здесь сличенных,
соединенных в дивный ряд
и без пощады обличенных.
Не буколический приют, –
пресс умозрительной машины
все исторические вины,
все тени ожидает тут.

6.
.......................
.......................
Так посреди своих скитаний,
.......................
укрытый мглой богини дланей,
.......................
глубин познаний новых из
.......................
смотрел на пир чужой Улисс.
.......................
.......................
....................... 

1.

... предутренний и незнакомый
час негативный: смерть ли, жизнь?
Повисшие безвесно домы[125]
и голубиный шорох ниш.
Шаги мои бегут по крышам,
растут шуршащею травой.
Громогремит навстречу: свыше –
в мир – первый рушится трамвай.
При вспышках чинит недра улиц
таинственных кобольдов круг, –
домов испуганные лица
тень гнома превышает вдруг.[126]

2.

Нагроможденные как гробы
такси! и женщина, убогий
свой шлейф влача, вдоль пыльных плит
бредет походкою нетвердой.
Реклама меркнет и шипит,
мигая огненною мордой.
.......................
.......................
Стою с лопатой и ломаю
замерзший каменный песок –
в пустую тьму его бросаю,
и рядом тот же плеск и ток.

3.

Сосед невидимый вздыхает,
лопату чистит и затем,
как я, безвидное бросает
в метафизическую темь.
За Вислой первая сирена
стенает скорбная, у ног
белеет изморозь, иль пена,
иль белый брошенный чулок.
И в облаке тумана сером
уж различим двухмерный брат,
и слева тоже тень за делом –...
и плеск и снова стук лопат.

4.

.......................
.......................
Бесплотные мелькают лица,
всплывая, падая на дно.
Меж них сейчас, дрожа, струится
блаженная моя ладонь.
Стремитесь, струи, бей, живая,
от внуков вестью в мир иной.
И зачерпнув, я возливаю
прозрачную на прах земной.[127]
.......................
.......................

5.

Летят из вагонеток плиты
в сухое гравия зерно.
Булыжника солнцеповито
недвижной мыслию чело.
.......................
Их лижет языками пламень
из недр пылающей травы,
и тянет преклонить их камень
груз поднебесной головы.
.......................
.......................
....................... 

1.

.......................
.......................
.......................
.......................
За шкафом тесненькое ложе,
шипящий примус, бдящий глаз
хозяйки, мрак подводный в нас
гнусавящий певцом захожим...
Бывало, в праздник мы бежим
днем наслаждаться настоящим.
День раскален и недвижим,
день пахнет утюгом шипящим.

2.

Скрежещет остовом трамвай,
Варшава за город стремится.
Вдоль обмелевших ветхих свай
спортсмен над веслами трудится,
нас обгоняет грузовик,
сосед в подтяжках давит ногу,
готический зарится пик,
дворняжка подбежала к догу,
и дама в ужасе, а дог...
но все уже за поворотом,
и тощий нас дарит лужок,
открытым обливая потом.

3.

Среди осколков кинув плэд,
скелет сомнительного пола
расположился полуголый,
на череп натянув берет.
В купальном чем-то полосатом
там парочка, застыв, сидит
перед фотографом усатым,
морской воображая вид.
Тут дева спит, мозоль ощупав,
прикрыв от солнца сапожок.
Оркестрик безработных трупов
обходит с полькою лужок.

4.

И быстро насладясь простором,
мы дальше продолжаем бег.
Вот здесь за крашеным забором
моих трудов недавний брег.
Еще пасутся вагонетки,
разбросаны на пустыре;
вот эти высохшие ветки
варились в утренней заре.
И так же плоско перед нами
(с романса вязкими словами
мешаясь) за рекой лежит
затверженный без мысли вид:

5.

с крестом в отрогах колоколен
совидец тайный вознесен,
(любовь! я был опасно болен,
высоким, вечным соблазнен)
пасомой стадною породой
тавро реклам дома несут,
(ты двойственной своей природой,
там коренясь, цветя же тут,)
в туманы, в дымы остов шаткий
мостом пропячен над рекой,
(меня лечила лихорадкой,
как тифом лечат ум больной.)

6.

и паровозик в запредельный
попыхивает мир дымком,
(Для нашей хилости скудельной
я обещал трехмерный дом,)
где трюму черному, невежде,
шлепки отмеривает вал,
(и вот, достиг, чего я прежде
с таким упорством убегал:)
спина рабочего в движеньи,
гребущего песок со дна,
(соединенья, воплощенья;
и в первый же остаток дня

7.

нацеловаться мы успели
до горьких истин на устах),
на вылинявшем плоском теле
песка, в ободранных кустах
(а там, вкусить противоречий
– как говорят для рифмы – яд...)[128]
у лодыря краснеют плечи,
лопатки пыльные торчат...
.......................
.......................
.......................
.......................

8.

Ну что ж... назад: в плеск тот же свайный,
в зной улиц, зуд рекламных жал...
.......................
.......................
И брошенный билет трамвайный
дорогу нам перебежал...
Цементный дворик и все то же
из мрака восстает на нас:
шипящий примус, бдящий глаз,
за шкафом тесненькое ложе
.......................
.......................