Автор неизвестен Европейская старинная литература - Лузитанская лира

Сомкнитесь, волны ночи, надо мною!
Оденьте в траур блеск веселый дня,
Оставьте в горькой темноте меня,
Наедине с несчастною судьбою.

Не озаряйтесь, небеса, луною
И колыханьем звездного огня:
Мне будет легче, черный рок кляня,
Рыдать в ночи, объятой черной мглою.

Греми же, гром, земле пророча горе!
Вскипай штормами, роковое море!
Затмись бедою, грозовая даль!

Тем легче мне, чем все вокруг чернее.
О мрак, быть может, утопить сумею
В твоей печали я свою печаль!

Когда я в памяти сегодня
Перебираю все, что было,
Мне представляется, что в прошлом
Все скучно, серо и уныло.

Обид и бед я знал немало:
Да, жребий выпал мне не сладкий,
Да, было много столкновений,
Но ни одной серьезной схватки.

Не раз, борясь за сердце дамы,
Я строил из себя героя,
Но если был соперник бравым,
То покидал я поле боя.

И говорил себе: не дрогну
Я в битве даже самой ярой.
Но раздавал и получал я
Лишь тумаки, а не удары.

Взгляните! Вот он перед вами
Отважный рыцарь и воитель,
Солдат, о чьей лихой отваге
Сеньора сами посудите.

Война! Позорное искусство,
(искусство или же уродство?)
Где беспощадное убийство
Рядится гордо под геройство!

Не видел я на поле брани
Сверканья сабли или шпаги,
Не видел, как палят из ружей
В солдат, исполненных отваги.

Я «воевал» в родных пенатах,
А настоящие сраженья
Я видел разве что ночами,
Благодаря воображенью.

Солдатом в армии служивший,
Ружьем вооруженный ржавым,
Лишь самому себе казался
Непобедимым я и бравым.

Предотвращая расхищенье,
А также и людскую давку,
Я на часах стоял геройски
У входа в мелочную лавку.

Порою вражеские силы
Меня и впрямь атаковали
И требовали, чтоб съестное
Я поискал для них в подвале.

Я видел, как мою сестрицу
Судебный пристав взял под стражу:
Она, мол, утащила вилку
И отвечать должна за кражу.

Потом к нам в дом опять явился
(вот ненасытная акула!)
И в возмещение урона
Конфисковал осла и мула.

Племянник мой, хороший малый,
Пришел, когда его не ждали,
И объявил, что тоже нынче
Его, мол, в армию призвали.

Стоял он в выгоревшей шляпе,
Почти еще совсем безусый,
И почему-то горько плакал,
Хоть я его не знал за труса.

Еще в бою и не бывал он,
Еще не видел поля брани,
А уж казалось, что смертельно
Он пулею шальною ранен.

Я вскоре, тоже против воли.
В Галисию с полком был послан,
Чтоб смерть нести себе подобным:
И детям и тем паче взрослым.

Но, слава богу, провиденье
Наш полк в пути остановило,
И все, чего я так боялся,
Так все же и не наступило.

Вдруг мир нам даровало небо
И взвился голубь белокрылый
Над полем брани, осеняя
Живых и свежие могилы.

Сеньора, обнимите мужа,
Ведь это же его советы
Остановили поступь мрака
И возвратили праздник света.

Ведь велика его заслуга
В том, что умолкли залпы ружей,
И в том, что злой стервятник смерти
Над нами более не кружит.

Златой оливковою ветвью
Супруг ваш награжден по праву.
Сеньора, обнимите мужа!
Объятья ваши слаще славы!

Бог Мира вместе с Гименеем
Свои усилья воедино
Соединили и подарят
Вам замечательного сына.

Сеньора, обнимите мужа!
Он взыскан милостью монаршей,
Но слаще ордена любого
Ему всегда объятья ваши.

Бряцают сладостные лиры,
И дружно славят миротворца
Дворцы и хижины, селяне,
И воины, и царедворцы.

А я каменами покинут,
И мне, наверно, так и надо,
Но, как Гораций, все же кубок
Я за здоровье Мецената[113]

С вином шипящим поднимаю
В разгар веселья и разгула.
Раз ныне мир, так, может, все же
И мне вернут осла и мула.

Они мне очень пригодятся.
Нам очень худо друг без друга.
Тогда я, может быть, и оду
Сложу в честь вашего супруга.

О ты, жестокий день, когда покой
Смущают горько прожитые годы,—
Сияй победно, все забудь невзгоды
Иль нынешнюю скорбь хотя б сокрой!

Зачем я жалуюсь? И голос мой
Небесные воспламеняет своды?
Ведь ни одно из благ земной природы
Мы не возьмем с собою в мир иной.

Так пусть уж лучше длится эта мука,
Невыносимей коей в мире нет,
Чем безгреховной жизни злая скука…

Я все снесу, смиренья дав обет,
И я благословлю тебя, наука
Невзгод душевных и сердечных бед!

Ах, светлячок любезный,
Весенняя примета,
Затеплись в моей песне
Хоть капелькою света!

Тебе неведом ужас,
Неведомо страданье…
Дай жизнь весне, бутонам
Дай новое дыханье!

Но не умрешь — уснешь ты,
Когда ветра́ на воле
Выть станут среди буков,
Ломать колосья в поле.

Ах, если б мне укрыться
Во сне, подобном смерти,
От непогоды бедствий,
Терзающих мне сердце…

Ах, пусть бы сроки жизни
С тобой мы обменяли…
Жить столько дней — зачем мне?
Все дни полны печали.

Птица мрачная! Сколь скорбны
Уханья твои в ночи…
Но твои понятны стоны
Тем, кто страждет и молчит.

А едва Феб лучезарный
Возвестит нам новый день,
Ты, смолкая, ждешь, когда же
Вновь сойдет ночная тень.

Вот и я, как ты, стенаю,
Избегая света дня…
Что мои страданья людям?
Им нет дела до меня.

Но лишь властная Геката
Населит тенями ночь,
Днем таимые стенанья
Мне сдержать уже невмочь.

И часы мои ночные
Стонов, жалоб, слез полны,—
Те часы, когда счастливцы
Видят сладостные сны.

Я, как ты, ночная птица,
Не делюсь с людьми тоской:
Лишь еще острее в сердце
Боль от жалости людской.

Как чистую струю ждет помутненье,
Когда она подхвачена рекой,
Так замутнен моей души покой
И слезы не дают ей облегченья.

Я по утесам вечного смятенья
Влекома безысходною тоской,
И с ужасом взор различает мой
Вдали рассвета нового рожденье.

Тоска, откуда ты? Мне в грудь глубоко
Проникла ты и не уходишь прочь…
Ужель навек любовь ко мне жестока?

Любовь моя — моей печали дочь,
И сердце бесприютно, одиноко…
Лишь ты, господь, ты можешь мне помочь!

Сны мои, о сны благие!
Радость дарите вы мне:
Наяву я так несчастна
И так счастлива во сне!

Ты, Любовь, во сне приходишь,
Счастья и надежд полна:
Но все то, что ты сулишь мне,—
Лишь обман благого сна.

Этой ночью мне приснился
Голос твой, тиранка, — он
На лугу, в траве душистой,
Навевал мне тихий сон.

Говорил: «Усни, родная,
В сонный погрузись мираж,
Не страшись судьбы-злодейки:
Я, Любовь, твой верный страж…»

И во сне двойном взошла я
В сказочный златой дворец,
И златым ключом открыла
Счастья моего ларец.