Георгий Иванов - Стихотворения (Полное собрание стихотворений)

Для голодных собак понедельник,
А для прочего общества вторник.
И гуляет с метелкой бездельник,
Называется в вечности дворник.

Если некуда больше податься
И никак не добраться домой,
Так давай же шутить и смеяться,
Понедельничный песик ты мой.

Теперь бы чуточку беспечности,
Взглянуть на Павловск из окна.
А рассуждения о вечности…
Да и кому она нужна?

Не избежать мне неизбежности,
Но в блеске августовского дня
Мне хочется немного нежности
От ненавидящих меня.

Вечер. Может быть, последний
Пустозвонный вечер мой.
Я давно топчусь в передней, —
Мне давно пора домой.

В горле тошнотворный шарик,
Смерти вкус на языке,
Электрический фонарик,
Как звезда, горит в руке.

Как звезда, что мне светила,
Путеводно предала,
Предала и утопила
В Средиземных волнах зла.

Вот елочка. А вот и белочка
Из-за сугроба вылезает,
Глядит, немного оробелочка,
И ничего не понимает —
Ну абсолютно ничего.

Сверкают свечечки на елочке,
Блестят орешки золотые,
И в шубках новеньких с иголочки
Собрались жители лесные
Справлять достойно Рождество:
Лисицы, волки, медвежата,
Куницы, лоси остророгие
И прочие четвероногие.

…А белочка ушла куда-то
Ушла куда глаза глядят,
Куда Макар гонял телят,
Откуда нет пути назад,
Откуда нет возврата.

Если б время остановить,
Чтобы день увеличился вдвое,
Перед смертью благословить
Всех живущих и все живое.

И у тех, кто обидел меня,
Попросить смиренно прощенья,
Чтобы вспыхнуло пламя огня
Милосердия и очищенья.

Ликование вечной, блаженной весны,
Упоительные соловьиные трели
И магический блеск средиземной луны
Головокружительно мне надоели.

Даже больше того. И совсем я не здесь,
Не на юге, а в северной, царской столице.
Там остался я жить. Настоящий. Я — весь.
Эмигрантская быль мне всего только снится —
И Берлин, и Париж, и постылая Ницца.

…Зимний день. Петербург. С Гумилевым вдвоем,
Вдоль замерзшей Невы, как по берегу Леты,
Мы спокойно, классически просто идем,
Как попарно когда-то ходили поэты.

Бороться против неизбежности
И злой судьбы мне не дано.
О, если б мне немного нежности
И вид на «Царское» в окно
На солнечную ту аллею,
Ту, по которой ты пришла.
Я даже вспоминать не смею,
Какой прелестной ты была
С большой охапкою сирени,
Вся в белом, в белых башмаках,
Как за тобой струились тени
И ветра ласковый размах
Играл твоими волосами
И теребил твой черный бант…

— Но объясни, что стало с нами
И отчего я эмигрант?

В небе нежно тают облака:
Все обдумано и все понятно,
Если б не бессонная тоска,
Здесь бы мне жилось почти приятно
И спокойно очень. Поутру
Вкусно выпить кофе, прогуляться
И, затеяв сам с собой игру,
Средь мимоз и пальм мечтам предаться,
Чувствуя себя — вот здесь — в саду,
Как портрет без сходства в пышной раме.

Если бы забыть, что я иду
К смерти семимильными шагами.

Во сне я думаю о разном,
Но больше все о безобразном,

О том, что лучше промолчать,
Когда вам нечего сказать,

Что помнить следует об этом
Зря разболтавшимся поэтам.

Поговори со мной еще немного,
Не засыпай до утренней зари.
Уже кончается моя дорога,
О, говори со мною, говори!

Пускай прелестных звуков столкновенье,
Картавый, легкий голос твой
Преобразят стихотворенье
Последнее, написанное мной.

Поцелуй струи рассвета,
Поцелуй мечту!
Тает в бездне луч привета,
Нежит пустоту.
В пустоте плывут бездонной
Дни и ночи цепью сонной…
Поцелуй мечту.

Зачем никто из тихих и скорбящих
Не уронил слезы в обители моей?
Зачем никто движеньем рук молящих
Не заслонял томительных огней?
Их зажигает ночь у ложа одиноких,
В нее влюбленных — в тихую печаль.
Зачем никто не направлял очей глубоких
В мою таинственную даль?

Ночь колыбельную песню поет,
Сладко прильнувши к земле.
Чудится ангела тихий полет
В мягкой воздушной струе.
Чудится грустный, ласкающий зов
Чьей-то плененной души:
Взвейся на крыльях порхающих снов,
Сбудутся грезы твои!

Сверкал зеленый луч и даль пылала…
Среди раздолья млеющей травы
Она в забытьи пламенном стояла,
Как песнь из света, зноя и любви.

У ног ее цветы томились, изнывая,
Дышали трепетно, глотая жар лучей,
И пламени небес восторг свой поверяя,
Блаженно замирал молитвенный ручей.

Я устал от грез певучих.
Я устал от жарких снов.
И не надо мне пахучих,
Усыпляющих цветов.

Девы бледные лелеют
Грезы бледные любви
В сердце мужа грозы зреют
И душа его в крови.

Печаль сидела у окна.
Вдруг смерть с ней поравнялась.
— Зачем скитаешься одна?
Но смерть не отозвалась.

Прошла сурова и нема,
Прошла, окутав дали —
И вдруг нагрянула зима,
Печальнее печали.

Был грустен дня осенний склон
И ночь была как лед.
Я задремал под перезвон,
Струившийся с высот.

Но глас небес был зов могил,
Стеснилась хладом грудь.
И снилось мне, что я свершил
Последний в жизни путь.

Одна меж сонными домами
Ночь ходит тихими шагами.
Как сладок звук ее шагов
Под замогильный скорби зов.

Была за лесом, за горами.
Пришла с безумными мечтами.
О, если б в крик один излить
Всю боль, всю жизнь и все забыть!

Я забылся в томительном сне.
Ты шепнула: "Проснись…
Золотые цветы в тишине
Убирают холодную высь"…

Вот ползу по железной трубе
Мимо окон пустых.
С каждым мигом — все ближе к тебе,
К царству скал, серебром залитых.

Ты близка… Я у грани мечты…
Льется свет, точно мед.
Твои взоры бесстрастно-пусты,
Теплый ветер куда-то зовет…

Покатилась по небу звезда
И угасла вдали…
Я — не буду любить никогда
Твои ласки мне душу сожгли.

Лето сверкнуло последней зарницею
Глянули в парке печальные просини.
В душу ворвались могильными птицами
Мысли унылые призрачной осени.

Осень идет по лесам увядающим,
Жжет изумруды, сменяя их лалами;
В небе загадочном, точно страдающем,
С поздними зорями рдеет кораллами.

Скованы чувства цепями железными
В сумерки эти осенние, длинные…
Вихри несутся над черными безднами,
С кручей срывают жилища орлиные…