Автор неизвестен Европейская старинная литература - Лузитанская лира

51. Итак, плывут по морю корабли;
Им запастись бы надо влагой пресной —
Ведь долог путь до отческой земли
По шири волн, под твердию небесной.
Вдруг видят мореходы, что вдали
Над морем остров высится безвестный.
То было в час, когда на небосклон
Выходит та, кем был рожден Мемнон[76].

52. Тот остров, и приветный, и зеленый,
Гнала Венера по кристаллу вод
(Так ветер гонит парус отбеленный)
Туда, где видела могучий флот.
Богинею всесильной окрыленный,
Судам навстречу остров сам плывет,
Чтоб мимо второпях не пролетели:
Цитера[77] не отступится от цели.

53. Когда ж к нему направились суда,
Она остановила остров властно:
Так Делос замер недвижим, когда
Приютом для Латоны[78] стал злосчастной,
Что двойнею божественной горда.
Там был залив, удобный, безопасный,
И пестрые ракушки средь песка
Рассыпала Венерина рука.

54. Там три холма вздымались горделиво,
Густою зеленью лаская взгляд:
Казалось, изумрудов переливы
Одели остров в радостный наряд.
С холмов ручьи стекают, их извивы
Средь белоснежных камушков блестят
Прозрачной влагой, быстрой и певучей,
И брызги радужной взлетают тучей.

55. В долине, что промеж холмов легла,
Слились ручьи, струи соединили:
Гладь озера недвижна и светла,
Над ней деревья головы склонили —
Глядятся в воды, словно в зеркала.
Как будто прихорашиваясь или
Как будто созерцая свой портрет,
Чтоб сходства полного постичь секрет.

56. Как пышны, как благоуханны кроны
И как прекрасны спелые плоды:
Под тяжкой ношей клонятся цитроны
И все же ношею своей горды;
И схожи с грудью девичьей лимоны:
Так дивно вылеплены, так тверды!
И блещут апельсины налитые,
Как будто кудри Дафны золотые!

57. Украсили вершины трех холмов
Алкидов тополь[79], лавр, что Аполлоном
Любим вдвойне; почетней нет венков!
Кипридин мирт[80] растет везде по склонам,
В сосне Кибелы оживает вновь[81]
Фригийский бог, что умер оскопленным,
И кипарис верхушкой, как перстом.
Указывает ввысь, где горний дом.

58. Все, чем дарит Помона[82] садовода,
Здесь без труда растит и без хлопот
Могучая и щедрая Природа:
Вкуснее здесь и вишни рдяный плод,
И персик, что, не требуя ухода,
Здесь лучше, чем в краю родном, растет,
А ягода душистой шелковицы,
Иссиня-черная, как шелк, лоснится!

59. От спелости растрескался гранат,
И зернышки его пурпурней лала[83],
И с вяза свесил гроздья виноград:
Те — зелены, те — сок наполнил алый;
А груши пташек-лакомок манят,
Им прятаться средь листьев не пристало,
Ведь жадный клюв отыщет их везде:
Что ж, чтобы жить, покорствуйте беде!

60. Ковер, которым устлан дол тенистый,
Ни пышностью своей, ни красотой
Персидским не уступит: мягкий, чистый,
Он — украшение долины той.
Чело Нарцисс склоняет остролистый
Над безмятежной ласковой водой,
Сын-внук Кинира венчик в травах прячет[84]:
Доселе по нему Киприда плачет.

61. И не сказать, сравнив земли наряд
И благолепье горнего простора,—
Цветы ль Авроре красоту даря́т
Иль красоту дарит цветам Аврора.
Зефир и Флора чудеса творят:
Гордятся нежной прелестью убора
Ромашка, ирис; роза взор мани́т
Румянцем свежим девичьих ланит.

62. Бледны левкои, как влюбленных лики,
Росой омыты лепестки лилей,
Вот майоран, а вот средь повилики
Являет гиацинт, краса полей,
Две буквы — и роняет солнце блики
На сей цветок, что всех ему милей[85],
А в небесах поют и вьются птицы,
А на земле тварь всякая резвится.

63. Глядит олень в стекло прозрачных вод.
Среди ветвей распелась Филомела.
И, вторя ей, по озеру плывет
Красавец лебедь, гордый, снежно-белый:
Вот заяц быстрый промелькнул, а вот
Лань глянула из чащи оробело.
Пичуга ко гнезду стремит полет
И в клюве корм птенцам своим несет.

64. И вот пристали к сей земле блаженной
Усталые от странствий моряки,
А по лесу бродили, совершенны
Красою, беззаботны и легки,
Богини: те играли вдохновенно
На флейтах, арфах: те плели венки;
Те — словно для охоты — взяли луки.
Но тетиву не напрягали руки.

65. Так Афродита научила дев:
Бродить поодиночке, в отдаленье,
Чтоб, легконогих ланей сих узрев,
Мужи сперва познали вожделенье.
Иные, сняв наряд, в тени дерев
Свершали в чистых водах омовенье,
Гордясь природной властью наготы
И явной, неподдельной красоты.

66. Но юноши, что на берег ступили,
Соскучась по земле за столько дней,
Хотели дать в ловитве выход силе,
Все помыслы свои стремили к ней —
Они б за дичью прошагали мили,
Меж тем как без ловушек, без сетей
Иная дичь покорно ждет их ныне,
Подстрелена пафосскою богиней[86].

67. В чащобу смело ринулись одни,
Кто с аркебузою, кто с арбалетом:
Намеревались выследить они
Оленей, что в лесу водились этом.
Другие предпочли бродить в тени,
Смягчавшей зной, столь нестерпимый летом,
Вдоль звонкоструйных и прозрачных рек,
Стремивших к морю свой веселый бег.

68. Но видят вдруг: средь зелени мелькают
Цветные пятна; постигает взгляд —
То не цветы красой его ласкают,
То нежностью тонов его манят
Шелка, и шерсть, и лен, что облекают
— Искусством умножая во сто крат —
Красу цветов в обличье человечьем:
Пред ними розам похвалиться нечем!

69. Велозо в изумлении вскричал:
«Сеньоры, вот восьмое чудо света!
Никто подобной дичи не встречал —
Посвящена богиням роща эта.
Досель ничьих мечтаний не венчал
Успех столь редкий, явная примета,
Что мир немало дивного припас
Для человеческих бесстрашных глаз!

70. Но, может быть, не явь они, виденье!
Догоним их, чтоб истину узнать!»
И, как борзые, прытки, в нетерпенье
Бегут, стремясь проворных нимф догнать.
Те ускользают, словно бы в смущенье,
И за стволами прячутся опять,
Прикидываясь, что изнемогают,
И тут-то их борзые настигают.

71. У той взвевает ветер шелк кудрей,
У той приподнимает лен покрова,
При виде белизны летит быстрей
Ловец, исполнен пыла молодого.
Та, будто бы споткнувшись средь корней,
Упала, но нисколько не сурова
С тем, кто упал немедля близ нее,
Благословляя счастие свое.

72. А юноши, что шли тропой прибрежной
Вдоль речки, нимф-купальщиц видят там.
Те вскрикивают жалобно и нежно,
Бегут, нагие, к деревам, кустам,
Восторг даруя плотью белоснежной
Глазам, хоть отказали в нем устам:
Про стыд они как будто позабыли,
Страшась — притворно! — подчиниться силе.

73. Иная тщится спрятать под водой
Красы нагие, вспомнив о Диане,
Иная, словно ей грозят бедой,
Рукой неверной ищет одеянье,
И в воду прыгает моряк младой,
Ни платья, ни сапог не сняв заране —
Упустишь дичь, коли не поспешить,—
Дабы в воде свой пламень утишить.

74. Так пес бесстрашный, что охотой занят
И брать подранков из воды привык,
Едва лишь ствол пищали в небо глянет,
Одним прыжком влетает в воду вмиг,
Не в силах ждать, покуда выстрел грянет,—
И вот, глядишь, он утицу настиг.
Так юноша, пылая, к той стремится,
Что Фебу не доводится сестрицей[87].

75. Был Лионардо воин удалой,
Младой, смышленый, рыцарски учтивый;
Не раз он больно ранен был стрелой —
Амур его преследовал ретиво;
И полагал он в сей недоле злой,
Что не сподобится любви счастливой;
Но все же верить юноша хотел,
Что может измениться сей удел.

76. И вот изнемогает он в погоне
За юною Эфирой, полной чар:
Она упорней прочих в обороне
Того, что ей дано Природой в дар,
Дабы дарить: нет нимфы непреклонней.
И молит он: «Пусть мой сердечный жар
Тебя растрогает! Ты завладела
Моей душой — не отвергай же тела!

77. Сдаются все вокруг, лишь ты одна
Стремишься скрыться здесь, в лесу высоком.
Иль ты заране предупреждена
Моей Удачей, что гоним я роком?
Коль то поведала тебе она,
Держащая меня в плену жестоком,
Не верь ей — ведь когда я верил ей,
Обманывался я всего больней!

78. Мне и себе ты даришь усталь, пряча
Красы свои; поверь мне, если б ты
Остановилась, то моя Удача
Мне б не дала достичь моей меты.
Постой — увидишь, как, меня дурача,
Она погубит вновь мои мечты.
И убедишься — в том клянусь я мессой —
„Tra la spica е la man qual muro he messo“[88][89].

79. Остановись! И пусть бы время так
Для красоты твоей остановилось!
Ведь если ты замедлишь легкий шаг —
Осилишь тяжкую судьбы немилость.
Фортуна — вот необоримый враг,
Нет рати, что пред нею б не склонилась,
Лишь ты, мне сердце подарив свое,
Сумела бы перебороть ее.

80. Иль ты — на стороне моей недоли?
Но низко тех держаться, кто сильней.
Ты сердце вольное лишила воли?
Верни его мне, чтоб бежать вольней.
Тебе оно не в тягость? Не оно ли
Запуталось в силках златых кудрей?
Но, может, коль его ты полонила,
То участь злую этим изменила?

81. Ну что ж — из двух дождусь я одного:
Расстанешься ты с ношей сей докучной
Иль от прикосновенья твоего
Удел ее, доселе злополучный,
Изменится — вот было б торжество!
Остановись — и будем неразлучны:
Ведь если изменился мой удел,
Амур стрелою и тебя задел!»

82. Остановилась нимфа молодая,
Сей песнью сладостною пленена,
И, воину-пииту сострадая,
Без страха на него глядит она.
Его с веселым смехом ожидая,
Стоит бесхитростна, чиста, нежна,—
И вот к нему в объятия упала,
И полон он любовью небывалой.

83. О, что за стоны слышатся вокруг,
Как поцелуи жадны, вздохи нежны,
И возглас гнева переходит вдруг
В негромкий смех, блаженный, безмятежный!
Венере храмом стали лес и луг,
Но слаще познавать восторг безбрежный,
Чем описанья оного читать;
Кто не познал, тот волен помечтать.

84. Так примирились нимфы с моряками,
И, заключив любовный сей союз,
Из роз и лавров свитыми венками
Они венчают тех, чей пращур — Луз,
И за руки их белыми руками
Берут богини в знак священных уз,
И обещают быть навеки вместе —
На жизнь и смерть, в веселье и по чести.