Автор неизвестен Европейская старинная литература - Лузитанская лира

Коль, по чести, вы не рады
Грустный вечер провести,
Знаете, что сделать надо?
Повернуться и уйти:
Здесь утробе нет отрады.
Вам стишок по вкусу мой?
Если да, то, мне сдается,
Вкусу в этом прок прямой,
Ибо здесь вам не придется
Ублажать свой вкус едой.

Древле Гелиогабал[54]
Изощрялся в злых причудах:
Если пир он задавал,
Яства для гостей на блюдах
Раб-искусник рисовал.
Не страшитесь сих проказ:
Скучно то, что уж не ново;
Ожидает в этот раз
Ужин не из красок вас —
Вам на ужин будет Слово!

Здесь жаркого вам не есть,
Здесь не пить вам капарики,
Но зато что есть, то есть,
Именно: бумаги десть
И чернил запас великий.
Вы кривите рот, дружище?
Тут поэзии вина:
Предлагает вместо пищи
Вам она бумаги писчей
И чернил взамен вина.

Дабы вашему желудку
Пир подобный не был вреден,
Пищу предложу рассудку:
Коли ужин не был съеден,
Переваривайте шутку!
Вам налог плачу немалый:
Все подряд зарифмовать,
Вас при том не задевать.
Обойдусь без покрывала:
Мне ведь нечего скрывать!

Сто чертей! Пятьсот! Мильон!
Поклянусь я горним миром,
Коль не даст нам пищи он:
Я вам не хамелеон,
Чтобы жить одним зефиром!

По́лно, друг мой, не сердитесь,
Пропитанье вам пошлет
Небо от своих щедрот;
Есть, что́ есть, вы убедитесь,
Гляньте-ка на оборот.

Дичи у меня в достатке,
Мне нести ее не лень:
Вот вам перепела тень,
Вот виденье куропатки,
Вот приснившийся олень;
Есть вино — самообман,
Сладкое — воспоминанье;
Будь подливою туман,
Будь приправою мечтанье:
Вам отменный ужин дан!

Тот, кто дал «Метаморфозы»
Миру[55], с детства был пиит,
Сам о том он говорит:
Хочет молвить что-то прозой —
Невзначай стихи творит.
Я свершу почище дело,
Не останусь я в долгу!
Об заклад побьюсь я смело,
Что для вас и ужин целый
Претворить в стихи могу!

            Когда бы мысль дарила
Мне повод к радости — как повод к пеням
            Мне горе сотворило,—
            Я лирою и пеньем
Утешился б, вооружась терпеньем.

            И голос мой усталый,
Столь чистый, радостный во дни былого,
            Ничто б не омрачало,
            И не звучало б слово
Столь горестно, столь хрипло и сурово.

            Будь я таков, как прежде,
Я мог бы ваши заслужить хваленья,
            И вам, моей надежде,
            Вознес бы я моленья,
Любовь воспел бы и ее томленья.

      Счастливые печали,
Блаженнейшие дни и упованья!
            Как сладостны вы стали,
            Мои воспоминанья,
Теперь, во дни суровые страданья!

            О радости былые!
О рай — тебя на миг мне подарили!
            Что вы, невзгоды злые,
            Мне с жизнью сотворили —
Разрушили ее и разорили!

            К чему так долго длится
Жизнь, тяжкой удрученная напастью?
            И мне не исцелиться
            Твоей, о Время, властью,
И нет исхода моему злосчастью!

            Но все ж, томясь, горюя,
Осиливаю искус сей постылый,
            А лишь заговорю я —
            Мне изменяют силы,
Слабеет голос мой, звучит уныло.

            Увы! Орфей счастливый!
Мольбам твоим и лире сладкострунной
            Внял Радамант гневливый[56],
            И ты с супругой юной
Увиделся, покинув мир подлунный.

            В сердца самих Эриний[57]
Проникли эти сладостные трели.
            И грозные богини,
            Что яростью горели,
Втроем притихли вдруг и присмирели.

            И несравненным звукам
Внимала преисподняя в молчанье,
            Далась отсрочка мукам,
            И замерли стенанья,
Сменилось наслаждением страданье.

            Сизиф свой тяжкий камень
Вверх в гору не катил по кручам склона,
            И колесо, чей пламень
            Жег вечно Иксиона[58],
Застыло по велению Плутона.

            И скорби сострадая,
Душой богиня гордая[59] смутилась,
            И нимфа молодая,
            Что с жизнью распростилась,
К тебе из царства мертвых возвратилась.

            Но сила не дана мне
Смутить хотя бы душу человечью
            И сердце тверже камня
            Растрогать грустной речью —
В жестокой я сочувствия не встречу!

            Ведь ты, моя царица,
Бесчеловечней, беспощадней втрое[60]
            Гирканской злой тигрицы
            И девы Каллирои[61],
И льва, что притаился за горою!

            Но с кем я тщетно спорю,
Кому я сетованья шлю напрасно?
            Лишь вас, о девы моря,
            Что чисты и прекрасны,
Молю я: троньтесь долею злосчастной!

            И над лазурной влагой
Вы злато влажное кудрей взметните,
            Веселою ватагой
            Из пенных волн шагните
На брег морской и на меня взгляните.

            И с песнями сбирая
Цветы, что по лугам цветут зеленым,
            Глядите — умираю;
            Внимайте скорбным стонам,
Сочувствуйте потокам слез соленым!

            Предстанет перед вами
Тот смертный, что несчастней всех на свете.
            Исходит он слезами:
            К любви попал он в сети,
И живы в нем одни лишь муки эти.

            Холодные снега,
Растаяв, с гор сбегают в дол ручьями,
            И зелены луга,
            Что затканы цветами,
И вновь оделись дерева листами.

            Зефир подул несмело,
И стрелы меткие вострит Эрот;
            Рыдает Филомела[62],
            А Прокна дом свой вьет;
Влюбился в землю ясный небосвод.

            Проходит средь полей
Киприда[63] в окруженье резвой свиты,
            И пляшут, всех милей,
            Три юные Хариты[64],
Обнажены и розами повиты.

            Покорствуя Гефесту[65],
Вершат циклопы свой нелегкий труд,
            А нимфы, выбрав место,
            В траве ромашки рвут,
Венки плетут и сладостно поют.

            Диана в дол с высот
Спускается, лесной наскучив сенью,
            Ко брегу светлых вод,
            Где по ее веленью
Охотник дерзкий принял смерть оленью[66].

            Уйдет сухое лето
Вслед за весной зеленой в свой черед,
            И хладная, как Лета,
            Затем зима придет,
Положенный верша круговорот.

            Посыплет белый снег,
Нагие склоны гор запорошатся,
            От ливней воды рек
            Прозрачности лишатся,
И мореходы моря устрашатся.

            Все в мире быстротечно:
Неверно Время, власть его грозна.
            Печальна иль беспечна,
            Нам жизнь на миг дана —
Едва начавшись, кончится она.

            Где гордый Илион[67],
Его герои, славные когда-то?
            Где Крёз? Ушел и он
            Дорогой без возврата:
Перед всевластьем лет бессильно злато.

            Ты думал, ослепленный,
Что лишь богатство — счастия залог?
            Не внял речам Солона[68],
            От истины далек:
Постичь ее ты лишь в страданье смог!

            Недолговечных благ
Не удержать ни силой, ни казною,
            И пусть стремится всяк,
            Идя стезей земною,
Для смерти благо обрести иное.

            Ведь из ночи Аида
Нам избавленья нет и путь закрыт,
            И даже Артемида
            Тебя, о Ипполит,
Из тьмы на свет вовек не возвратит[69].

            И как Тезей[70] ни смел,
Ни хитростью, ни силою десницы
            Он все же не сумел
            Раскрыть врата темницы,
Где Пирифой закованный томится.