Валериан Бородаевский - Посох в цвету: Собрание стихотворений
ПЕСЕНКА СТРАЖА
Мурлычет сторож песенку
У двери у моей;
Знать, тоже ищет лесенку
Туда, где посветлей.
То кается, то мается,
То будто вовсе пьян…
Так по ветру качается
Замотанный бурьян.
С той песнью в сердце просится
Мечтаний легкий рой:
По малой капле точится
За звуком звук родной.
Люби кого приходится.
Кого? Не всё равно ль?
Святую Богородицу
Иль трепетную моль?
На всем печать Господняя,
Везде Его рука,
И песня та свободнее,
Что плачет у замка,
Что стонет понемножечку
Всю ночку напролет,
Сверлит себе окошечко,
Хоть щелку на восход.
МЕЧТАТЕЛЬ
Ах, бежать от стен ревнивых,
Поразмыкать злое горе,
Позабыть зоилов лживых,
Видеть горы, видеть море!
Видеть вольные просторы,
Слышать говор, клик и хохот.
Шире море! Выше горы!
Там, где мула звонок топот…
Над тропинкой каменистой,
Там витают только птицы,
И озон струится чистый
В царстве вещей Ледяницы.
Обежать мир стародавний,
Облететь ли быстрой думой?
Ну, скажи, что своенравней
Вновь прийти к тюрьме угрюмой,
Попроситься под запоры,
Повиниться перед стражем,
Оттого что море, горы,
Всё у нас – когда прикажем.
ЭЗОПУ
Гений в теле горбуна,
Вдохновеньем озаренный,
Ты — всегдашняя весна,
Вечный лавр густо-зеленый.
Что тебе зима и плен,
Непогода или вёдро?
Всё земное – прах и тлен,
Правда только в песне бодрой.
Жизнь уходит, как струя
Из разбитого сосуда,
Все условья бытия –
Черепков гремящих груда.
Правда там, где дух царит,
Где мечте своей в угоду
Непрестанно он творит
Сам себе свою погоду.
Правда там, святой мудрец,
Где бессильны плеть и казни.
В легкокрылой твоей басне
Ты нашел ее, творец?
ПАУК
Вот он, паук, давно классический.
Как быть тюрьме без паука?
В нем символ дан почти мистический:
Отъединенье и тоска.
Таясь, весь день глядит внимательно
На суету бездумных мух
И ткань свою блюдет старательно,
Как инженер суров и сух.
Ему пути давно намечены
(В себе носил он те пути)…
Там, где две нити третьей встречены,
Он должен жертву оплести.
А сколько на улов отчислено
Крылатых фей на каждый день?..
И молвит он глубокомысленно,
Почти сурово! «Не задень,
Не нарушай порядка строгого,
А сам в углу своем сиди,
Учись у паука убогого
И познавай, что значит: жди».
Так говорит он или слышится
Из глубины моей тоски?
И паутина чуть колышется,
Натянутая мастерски.
По вольной воле иль рождению
В тюрьме нашел ты крепкий дом?
Что уподоблю наслаждению
Беседы с пауком?
ПЕСНЯ ЛУНЫ
Сквозь мою решетку из-за туч струится
Тонкий луч, трепещущий и нежный,
То луна, земли моей сестрица,
Всё-то ходит по степи безбрежной.
Наливает тучку золотым елеем,
Душу наполняет грезой и покоем,
Будто тихо молвит: «Что мы разумеем?»
И еще потише: «Многого ли стоим?
О тебе, поникший, в небе я тоскую,
Вот и заглянула в малое оконце.
Солнце наклоняет чашу золотую;
Солнце не устанет оттого, что – Солнце.
На полях лазурных, заплетая петли,
В ризе сребротканой я почти устала.
Свет мой хоть и видишь, вопрошаешь свет ли?
Неба дар безмерен – сердцу всё-то мало».
ПОСОХ В ЦВЕТУ
Если твой посох расцвел, кто помешает скитанью,
Кто преградит тебе путь, если ты с Богом идешь?
Странником был ты и станешь свободен, пленный;
Каждой дороге отдаст верный свой оттиск стопа.
ДРУГ ПРИРОДЫ
Менять ружье не так уж безопасно,
За это попадешь порой и под замок.
Ну, что ж? Я рад: я слушаю, как красно
Ты про охоту молвишь, мой стрелок.
Ты говоришь, и видится мне ясно
Весенний день, скользящий твой челнок.
Ты сгорбился и в небо смотришь страстно,
И тихо-тихо щелкает курок.
Почуяли… крыла звенят по влаге.
Чу! выстрел! И Трезор твой, полн отваги,
Бредет в кусты, куда чирок упал.
Промок, дружок… И гладишь ты Трезора…
Так при тебе я волю вспоминал.
Терпи и жди!.. Ты в Льгов уедешь скоро.
ЗАЩИТА ПЕСНИ
Пишущий стихи похож на того, кто,
собираясь ходить, подвяжет ногу.
Л. Толстой
Суровый дух, стихи ты осудил.
Мудрец, ты в них забаву только видел.
Но не людей – ты истину обидел,
Ты о цепах поющих позабыл.
К певунье пряхе стройный ритм восходит,
Кто с челноком заговорит шутя.
Взгрустнется ли, забвение находит
В мурлыканье безгрешное дитя.
А бурлаки, что бечевой ходили,
Как вьючный скот поникшие в тоске…
Их песни вольные о матушке-реке
От очерствения, как миро, сохранили.
Смягчается томление дороги,
Когда бренчит колоколец дуги,
И пел ямщик про жребий свой убогий
И создавал «не белы то снеги!».
Нарушена ль души моей больной
Гармония — ищу родных созвучий.
Ты, песня, – радуга под тучей грозовой,
Опора и надежда жизни лучшей.
МАЛЫШУ
Дитя без соски и гремушки,
Ты – радость наших тусклых дней,
И как судьбе, седой старушке,
Не улыбнуться веселей?
Рука косящей не устала,
А ты явил свое лицо,
Пришел, пока несет так мало
Яиц куриных Глав-яйцо.
Трещит, скрипит ладья Харона,
Работою утомлена.
Давно «на пана и барона»
По Стиксу плавает она.
Цвети без булочки… И много
Одолевай докучных без!
Но, если вправду силен бес ,
Он только тявкает на Бога.
АНДРЕ ШЕНЬЕ
Нет, никогда ошейник гильотины
Не омывала кровь святей, чем эта…
Огнем и духом правились крестины
Прекрасного и юного поэта.
Как он любил укромные долины,
Где дремлет Пан в палящий полдень лета,
И песни дев, роняющих в корзины
Дар нежных роз для гроба и букета.
Тропою кротости он шел к великой силе,
И стал он – лев, когда пришел палач,
И волки исступленные завыли,
Чтоб заглушить детей и женщин плач,
Гнев правого и рокот соловьиный,
Витающий над черной гильотиной.
КНИГА В ТЮРЬМЕ
Романы Эркмана и Шатриана
Читаем здесь. В них прелесть простоты,
И выступают как бы из тумана
Народные незримые черты.
В них жизнь дана вне позы и обмана:
И сельские смиренные цветы,
И горечь слез под грохот барабана,
И сердца заповедные мечты…
Блюдет один из пленных книги эти,
Тюремный шкаф кой-чем снабжает нас.
Забудешь всё. Вдруг вскрикнешь: «вот те раз…
Странички нет! Граждане – те же дети:
На папироски дергают листки,
Чтоб табачком забыться от тоски».
МОЕМУ СЫНУ. Сонет мистический