Роберт Фрост - Неизбранная дорога

То ветер штормовой
Гудит над головой,
То саваном туман
Ложится средь полян -
И так почти всегда.
Но отчего ж тогда
Душа моя светла
от яркого тепла?
Всего один из дней
На памяти моей
Был ясен и лучист,
И безраздельно чист.
Хватило одного -
Чудесного, того,
Когда пришел рассвет,
Нежней которых нет,
И наступил закат -
Еще нежней стократ.
Я видел в этот день
Всего одну лишь тень,
Но тень из двух теней:
Моя сплелась с твоей.
Там были лес и дом,
Там были мы вдвоем.

Я с опушки дрозда услыхал -
Как он в роще там свищет!
Еще сумерки тут, а в лесу
Уж давно темнотища.

И не то чтобы песенку петь -
В этой сумрачной толще
Он и ветку сыскал бы едва
Для ночлега потолще.

Видно, красного солнца лучи,
Что скатилось за ели,
Песнью послезакатной в груди
У дрозда еще тлели.

За колонны стоячие тьмы
Стала песнь удаляться
И как будто войти позвала
В эту тьму и остаться.

Только нет! В эту тьму из-под звезд
Я шагнул бы едва ли,
Даже если б позвали меня.
Но меня не позвали.

Для времени сравнять снега вершин
С равниною - не подвиг, а забава.
Столетья для него - что миг один.
Оно не тщится мимолетной славы,
Исполнясь созерцательных глубин.

Там, где земля стояла, как оплот,
Пошла волна плясать со смехом пенным.
А Время - ни всплакнет и ни вздохнет...
Такой подход к глобальным переменам
Мне, в целом, близок. Это мой подход.

Я что угодно времени отдам,
Дойдя до окончательной границы.
Пусть забирает ежедневный хлам,
Но собранное в жизни по крупице
Останется со мной и здесь и там.

На юных смотрит Старость -
А те идут в обнимку,
Не то домой, в деревню,
Не то резвиться в рощу,
Не то венчаться в церковь.
И Юности прошедшей
Желает Старость счастья:
"Желаю счастья, счастья,
Желаю вам не думать
О том, что все минует.
Хоть подобает старым
Осанистая поза
И трезвые советы,
Порой - и в виде песни,
Чтоб образумить юных
И указать пределы
Отмеренному счастью, -
Живем, мол, лишь сегодня, -
Но вовсе не сегодня
Живем: скорее - завтра,
А в еще большей мере -
Вчера... Живем сегодня
Сиюминутным чувством,
Сегодняшним смятеньем, -
Чтоб петь о них назавтра".

Листва летучая тогда
Провозвещала холода.
Осенний ветер обвывал
Лесов упадок и развал,
И с тихой песней в этот час
Навстречу Смерти я ступал.
В опавших листьях шаг мой вяз,
Но я no-прежнему спешил.
Я пел о смерти - и не знал,
Что умираем тыщу раз,
Покуда не грядет финал.
Понять бы сразу, что во всем,
О чем мы в юности поем,
Слышны пророчества могил!
Но разве было бы честней
Забыть ту половину дней,
Что злом была, а не добром?
Хоть все, о чем поем, юны -
И лишь предчувствия полны, -
Всегда сбывается потом.

Цветы в сухой долине
Противятся цвести -
И если подвернутся на пути
Растаявшей потоками лавине,
Чего-то нет по-прежнему в картине.
Должны б воспрянуть - но наоборот -
Поникли под стремительным напором
И стебли закрутил водоворот.
Когда б стал океан одною тучей,
И туча, проплывая по просторам,
Зависла над пустынею зыбучей
И на цветок единый пролилась
Сплошным потопом ливней разъяренных
(Под ливнями - кто вспомнит о бутонах?), -
Чем пуще ливень, тем прочнее связь
Цветка со мной, тем больше сходен случай.

Корням и листьям скоро хватит влаги,
Но, ливни, лейтесь, бойтесь о чело -
Чтобы ни капли не было во фляге.

Не все расскажешь, что произошло.

Дождь жжет снаружи, как вино - внутри.
На коже, дождь, как тайный зной, гори!
Я тот, кому под крышей не жилось,
Когда с небес лилось.

Но в сумерках - в угодную мне пору -
Бродил я с непокрытой головой.
Дождь был слезой, удочеренной мной,
И только ввысь стремились взоры.

Во всей вселенной, думал, одинок.
Он говорил, взывал - а отвечал
Насмешливого эха голосок
С одетых лесом заозерных скал.
И стало как-то раз ему невмочь
И закричал на весь безлюдный свет,
Что не повтор - пусть и звучит точь-в-точь -
Словам любви потребен, а ответ.
И вот что в тот же миг произошло:
С далеких скал донесся резкий треск,
И что-то в воду пало тяжело,
И по воде прошел протяжный плеск.
Он расстоянье вымерил на глаз
И начал ждать, когда же приплывет
То, что не эхом было в этот раз.
Вихрь пены, водопад, водоворот
Мешал увидеть, кто в воде встает,
Уже почуяв дно внизу, - пока
Зверь не рванулся на берег, вперед,
Круша рогами ветки сушняка.

Стало темно и пора повернуть домой.
Но никакого дома не видно нигде в метели.
Тьма вырастает навстречу ему ледяной стеной,
Перешибая дыханье, как жаркая тьма в постели.

Тяжкие руки снега опрокидывают его,
Утлое тело с размаху впечатав в наледь.
Но ни на шаг, вновь поднявшись, не сбиться
с пути своего
Он не намерен, идя наугад и на память.

Если и вправду он хочет дойти, то дойдет. -
Так, подменив по дороге начальную цель
предприятья,
Что и у самого входа с трудом только вспомнит,
где вход,
А те, что ждали, оставят такое занятье.

Зыбь отыскала мою тетрадь
И принялась, шелестя, листать.
"Где, - зашептала, - стихи о весне?"
Нет, отвечал я, весна не по мне.

Мне, отвечал я, безвестна весна.
Зыбь замолчала, презренья полна,
И ускользнула, как тучка, пока
Не овладела и ею тоска.

Беглянку на борт ночью взяли!
Сама бежала - иль украли
Силком, а то - из-под венца, -
О том ни слуха, ни словца,
И прочерк в судовом журнале...
Корабль томился на причале,
Она, бессильной и слепой,
Томилась собственной судьбой,
Покинув прежнюю обитель.
И торопливый похититель
По доскам, сброшенным впотьмах,
Пронес добычу на руках.
То, как она к нему прижалась,
Скорее сговором казалось,
Чем похищением... Закон,
Семья, подруги, Альбион -
Остались позади! Темнело
Пред ней пространство без предела.

Путь каравеллы был непрям:
Ее крутило по волнам,
Несло, как щепку, в непогоду.
То зарывалась носом в воду,
А то ныряла вдруг кормой,
Пока пиратов сброд лихой
Не принимался вслух молиться,
Клянясь к паломникам прибиться.
Но прояснялись небеса,
И поднимались паруса,
И обещанья забывали,
Как будто ввек их не давали.

Такие бури не для дам -
И ждал бы даму стыд и срам
И смерть в утробе океана,
Но непреклонность капитана
Мешала козням матросни.
И вот прошли дурные дни,
И вышла вместе с ненаглядным;
Впились друг в дружку взором жадным,
Покачивают головой -
И дела нет ни до кого.
Он вопрошал: зачем бежали,
Но вопрошанья обижали,
Решал бы лучше за двоих.
Иль голос крови в нем затих?
Но он не знал, она не знала,
Не то бы, может, подсказала.
"Скажи мне". - "Сам скажи сначала".
Бывало, жалкой и несчастной
(С улыбкою, на все согласной)
Он оставлял ее одну
И капитану-хвастуну
Внимал - он от него зависел.
А тот, не помня мест и чисел,
Рассказывал, как вез рабов
И в их толпе - двоих влюбленных,
Не замечающих оков
И глаз сторонних... Вдруг - чума,
И тот, влюбленный без ума,
Был первым в списке зачумленных.
"Заразный - значит, за борт!" - Вот
Какой исход больного ждет. -
"Не то мы все тут околеем!"
Ну, а влюбленная? Она -
Пантера, львица, сатана -
Решила помешать злодеям.
Вдруг кто-то крикнул: "А раз так,
Не обвенчать ли бедолаг?
Ведь обезумела девица.
В воде хороним мы давно,
Но если вздумали жениться,
Пускай вдвоем идут на дно!
Пускай не свадьба, не поминки -
А кое-что посерединке.
К тому ж она наверняка
И заразилась от дружка!"
Лицом к лицу, с нагим нагую,
Пенькой скрутили их втугую. -
Насильно близость не мила
И рушит пары без числа,
Но эту - смерть не разлучила:
Впились друг в дружку что есть силы,
Никто кольца не разомкнул. -
И с палубы упали вместе -
Жених, прикрученный к невесте, -
Спеша на пиршество акул.

Когда, все новости в округе
Узнав, - воротишься к подруге,
Их пересказывая ей,
Опустишь вести поскверней.
"Что ты услышал от пирата?
Он хохотал как бесноватый.
Сам говорил, сам хохотал.
А ты терялся и молчал.
Наверно, пакостное что-то.
Не повторяй, раз неохота".
И вдруг он, осерчав на миг,
Все выложил ей напрямик.
"Нет! я не верю! я не верю!
Не может быть! Какие звери!"
Ни улететь, ни убежать...
Единственной самозащитой
Казалось - прекратить дышать.
Над нею, заживо убитой,
Душа, уже отделена,
Витала... Вот всему цена!

Страх и ему закрался в душу.
"Скорей нас высади на сушу, -
Он капитану говорил, -
Она совсем лишилась сил".
Пред ними остров без названья.

Во исполненье пожеланья
Высаживают их и ждут,
Не лучше ли ей станет тут, -
И прочь уходят пред рассветом.
Он ей не смел сказать об этом -
Ей, непонятно отчего,
Бежавшей даже от него.
Их жертвы, их любовь - все прахом.
И умерла, убита страхом.

Наедине с собою, он
Переплетенье двух имен
На камне высек - но закон
Едва ли счел бы это браком, -
Плющом увил его и маком,
Затем из бревен сделал плот
И выплыл в море, на восход, -
И, обойденный ураганом,
Все ж в плен попался мавританам.
Но мавритане в добрый час
Поверили в его рассказ
И, чтя британскую корону,
Домой вернули ветрогона.
На карту остров нанесли,
А ту лагуну нарекли,
Где умерла его подруга,
В честь - как всегда, все спутав, - друга.
На этом свете не поймешь,
Что лучше - правда или ложь.