Фахриддин Гургани - Вис и Рамин
Утехами влюбленных любовались.
Жемчужный дождь природе стал не нужен, -
Ее смутила прелесть двух жемчужин.
О, что самозабвенней соучастья
Души и плоти, ласк и сладострастья!
То на руке Рамина спит подружка,
То для него ее рука -- подушка.
Вино смешалось, скажешь, с молоком,
Атлас, воскликнешь, к бархату влеком!
Они сплелись, перевились, как змеи.
О, что сплетенья этого милее!
Уста в уста, лежат, забыв тоску,
Меж ними места нет и волоску!
Всю ночь они делились тайной сладкой,
И ласка следовала за разгадкой.
Как много в поцелуях было меда,
Как восхищалась ими вся природа!
...Проснулся шах, что был сражен вином,
Но с луноликой не был он вдвоем.
Он руку протянул, -- обрел старик
Не тополь свежий, а сухой тростник!
Сравнить ли со стрелою лук кривой,
Красавицу -- со старою вдовой?
Где шип, где шелк, -- рука понять сумела,
Где старое, где молодое тело!
Свиреп, как тигр, вскочил властитель с ложа.
Душа вскипела, с грозной тучей схожа.
Спросил, старуху за руку схватив:
"Откуда взялся ты, отвратный див?
На ведьме я женат, -- хотел бы знать я?
Кем брошен сатана в мои объятья?"
Он домочадцев долго звал, крича:
"Мне надобны светильник иль свеча!"
Он долго спрашивал старуху: "Кто ты?
Что ты за вещь, ответствуй, чьей работы?"
Но мамка не ответила владыке,
И слуг не разбудили эти крики.
Любимая спала, не спал Рамин,
И вопли шаха слышал он один.
То губы целовал ее, то слезы
На две ланиты он ронял, на розы.
Боялся он, что утро вспыхнет вскоре:
Настанет день, -- к нему вернется горе.
Тогда запел он песню о разлуке,
Излил печали жалобные звуки:
"О ночь! Ты ночь для всех, а для меня
Была светлей безоблачного дня!
Когда же день придет, для всех сияя,
Наступит для меня пора ночная.
О сердце, знай: заря взойдет, светла, -
Тебя разлуки поразит стрела!
Зачем же вслед за радостью свиданья
Разлука к нам спешит без опозданья!
О мир, ты зло творишь, ожесточась:
Даешь блаженство, чтоб отнять тотчас!
Чуть-чуть нальешь вина, сладка отрада, -
Подносишь тут же кубок, полный яда!
О первый день любви моей злосчастной,
Когда испил я муки сладострастной!
С тех пор несусь я в море, как ладья,
И жаждет гибели душа моя.
Плыву в объятьях волн, а мощь объятий
Сильней, чем страсть к деньгам, любовь к дитяти!
Как боль тяжка! Она стократ больней,
Когда молчать я вынужден о ней.
Во время встречи я боюсь разлуки,
Но как разлуки тягостны мне муки!
Не знаю, кто страдал, как я, в плену,
Не знаю, как покой себе верну.
Услышь, господь, печаль моей любви,
Спаси страдальца, милость мне яви!"
Так плакал, так стонал Рамин влюбленный,
И горе умножали эти стоны.
Его подруге хорошо спалось,
И разметался шелк ее волос.
Но вдруг Рамин услышал крики шаха,
И сердце сжалось у него от страха.
Опасность стала для него ясна.
Красавицу он разбудил от сна:
"Любимая, проснись! Беда случилась!
Все то, чего боялись мы, свершилось!
Ты погрузилась в беззаботный сон,
А я не спал, печалью напоен.
Я плакал, что разлука так близка,
Что следует за радостью тоска.
Пока от горя сердце трепетало,
Другая, худшая беда настала.
Я услыхал Мубада вопли, крики -
И вспыхнул, гнев объял меня великий.
Твердит мне сердце: "В глине ты увяз,
Вставай же, ноги вытащи сейчас.
Ступай и шаханшаха обезглавь,
Державу от злонравного избавь!"
Клянусь, пора мне за оружье браться:
Кровь комара ценнее крови братца!"
Сказала Вис: "Остынь ты поскорей,
Водой рассудка свой огонь залей.
Судьба вознаградит тебя сторицей,
Ты счастье обретешь, не став убийцей".
Спустилась вниз, сказав свои слова, -
Так лань спешит, удрав из пасти льва.
Смотри, как удалась ей та уловка,
Как женщины обманывают ловко!
Она присела в спальне с мамкой рядом,
Склонясь над обезумевшим Мубадом.
Сказала: "Так мою сдавил ты руку,
Что я испытываю боль и муку.
Возьми меня, на время, за другую,
Твою исполню волю я любую".
Услышал шах прелестный голосок, -
Сам не заметил, как попал в силок!
Он руку мамки выпустил из рук, -
Освободилась каверзница вдруг!
Сказал он Вис: "Моя душа и тело,
Зачем ты мне ответить не хотела?
Я звал тебя, но ты не отзывалась,
Из-за тебя душа моя терзалась".
Но мамка тут покинула дворец,
И Вис приободрилась наконец.
Воскликнула притворщица в ответ:
"Увы, живу в тюрьме я столько лет!
Иду я прямо, правды не тая,
Но лгут, что извиваюсь, как змея!
О, что для нас ревнивца-мужа хуже?
Источник наших бед -- в ревнивце-муже!
Всю ночь я с ним в постели провела, -
И что ж? Меня поносит он со зла!"
Ответил шах Мубад своей жене:
"Не надо плохо думать обо мне.
Душа моя, ты мне души милее,
С тобою день мне кажется светлее.
То, что я сделал, -- спьяну сделал, право.
Мне жаль, что в кубке не была отрава!
Но в той беде есть и твоя вина:
Ты слишком много мне дала вина.
Тебя не буду ревновать, -- иначе
Да никогда не видеть мне удачи!
Прости меня, коль пред тобою грешен,
Прости, не то я буду безутешен.
Поверь, свершил я спьяну прегрешенье,
А тем, кто пьян, даруется прощенье.
Кто спит, во сне становится безглазым,
А тот, кто пьян, утрачивает разум.
Знай: как водой -- одежда, что грязна,
Раскаяньем смывается вина!"
Мубад просил прощенья многословно, -
Простила Вис, хотя была виновна!..
С тем, кто влюблен, всегда бывает так:
Обманут, попадает он впросак,
Раздавленный своей виною мнимой,
Прощенья, жалкий, просит у любимой.
Я видел, как, предавшийся пыланью,
Трепещет ловчий лев пред робкой ланью.
Я видел, как ярмо любви гнетет
Могучих, независимых господ.
Я видел: лисью обретал природу
Влюбленный лев, возлюбленной в угоду.
От страсти острие любви тупеет.
Кто с милой остро говорить посмеет?
Лишь тот, кто страсти не знавал тенет,
Влюбленного безумцем назовет.
В своей душе не сей любви семян:
Плоды любви -- отрава и обман!
МУБАД ЗАКЛЮЧАЕТ ВИС И КОРМИЛИЦУ В КРЕПОСТЬ ИШКАФТИ ДИВАН
В это время кайсар -- властитель Рума -- идет войной на Мубада.
Старый шах вынужден отправиться в поход. По совету своего брата
Зарда, он заключает Вис и кормилицу в крепость Ишкафти Диван,
находящуюся высоко в горах. Мубад запирает красавицу за пятью
воротами, на воротах -- печати, а ключ и печатку уносит с собой.
В крепость доставляются обильные припасы. Рамин в отчаянии. Он
заболевает, -- по-видимому, притворно. С разрешения шаха, его
уносят на носилках из Мерва в Гурган. Как только шах уходит с
войском, Рамин быстро выздоравливает и отправляется в Мерв на
поиски Вис. Между тем Вис, полагая, что Рамин уехал на поле
брани, горько оплакивает разлуку с возлюбленным, не слушая
утешений кормилицы.
РАМИН ПРОНИКАЕТ В КРЕПОСТЬ ИШКАФТИ ДИВАН
Вернувшись из Гургана в Мерв назад,
Узрел Рамин опустошенный сад.
Исчезла Вис -- и сразу понял всадник,
Что разорен желанный виноградник.
Не украшал чертоги дивный лик,
Ее дыханьем не дышал цветник,
Дворец, блиставший роскошью, весельем,
Казался без любимой подземельем.
Цветы как бы вздыхали о потере
И, как Рамин, оплакивали пери.
Рамин -- в крови, как лопнувший гранат,
Который косточками слез богат.
Нет, как вино из горлышка кувшина,
Струились слезы из очей Рамина!
Он плакал на айване, в цветнике,
Внимала вся земля его тоске:
"Увы, дворец, все так же ты роскошен,
Но только горлинкой певучей брошен.
Для нас блистал красавиц звездный круг,
А Вис -- как солнце среди звезд-подруг.
Река журчала, восхищая сад,
И девушки ей подпевали в лад.
Львы -- юноши -- сидели на айване,
Красавицы резвились, точно лани.
Теперь ни звезд не вижу, ни луны,
Теперь не светит солнце с вышины.
Где львы твои, где радостные лани,
Где кони, сотворенные для брани?
Где трепет листьев, лепет родников?
Ты не таков, как прежде, не таков!
Дворец, и ты, как я, познал несчастье,
И ты увидел мира самовластье!
Лукав, тебя расцвета он лишил,
Меня -- любви и света он лишил!
Что радость прежняя твоя? Тщета!
Да и моя отрада отнята.
Вернутся ль дни, когда сюда приду,
Чтоб наслаждаться у тебя в саду?"
Так плакал он, утратив солнце мира,
Так причитал, не находя кумира.
Изнемогая от сердечных ран,
Пошел он в крепость Ишкафти Диван.
Он шел путем нагорным и пустынным,
Но для него тот путь дышал жасмином.
К той крепости, что увенчала гору,
Он прибыл в темную, ночную пору.
Он был хитер -- и понял: чаровница,
