Фахриддин Гургани - Вис и Рамин
Но прекращал агат его томленья.
Рубин искрился в чаше золотой,
Агат сверкал в улыбке молодой.
Из роз душистых ложе состояло,
Прекрасная луна на нем сияла.
Едва они проснутся утром рано, -
Уже хмельная чаша им желанна.
Поднимет чашу в честь любви она,
А он затянет песню в честь вина:
"Вино смывает ржавчину с души,
И от вина ланиты хороши.
Любовь -- болезнь, зато вино целебно,
Несчастье -- пыль, вино, как дождь, потребно!
Вино -- огонь: все муки в нем сгорят,
А радость увеличится стократ.
Я счастлив: я подругой исцелен,
Я, как в подругу, в жизнь мою влюблен!
То возлежу я среди роз и лилий,
То мнится: с амброй мускус томный слили.
Для уст моих ее уста как дичь,
Чей сладкий вкус пытаюсь я постичь.
Мой конь гнедой от счастья стал крылат,
Он пронесется по стезе услад.
Я -- сокол: в поднебесье я парю,
Затем, что я охочусь на зарю!
Отверг я куропатки душу птичью, -
Луна моей отныне стала дичью!
Мое блаженство -- лев золотогривый:
В его когтях дрожит онагр красивый!
Венец рассудка с головы я скину:
Базар веселья надобен Рамину!
К чему мне кубок без хмельного зелья?
К чему мне жизнь без ласки и веселья?
Любимой кудри, и уста, и лик
Дадут мне амбру, сахар и цветник.
При ней, блестящей, не нужна луна,
При ней, душистой, амбра не нужна!
Здесь для меня -- весна, блаженство рая:
Я веселюсь, на гурию взирая.
Луна -- мой кравчий, гурия -- любовь,
Могу ли не хмелеть я вновь и вновь?"
Затем сказал он Вис жасминотелой,
И речь сладка была, как сахар белый:
"Подай вина, оно меня пьянит, -
В нем заключен огонь твоих ланит.
Ты мне приятней этого вина,
Твой лик отрадней, чем сама весна.
К чему страдать, -- ужель судьба злосчастна?
Зачем не радоваться ежечасно?
Давай же время проводить в веселье,
Не думая о завтрашнем похмелье.
Сегодняшнего счастья не вернем, -
Так будем наслаждаться этим днем!
Со мною не захочешь ты расстаться,
Я без любви не захочу остаться, -
Ты видишь нашей страсти неизбежность?
Так изберем веселье, верность, нежность!
Ты видишь, -- бог избрал для нас дорогу,
Так поневоле покоримся богу.
Ты в крепости была в силках страданий,
Меня, больного, бросили в Гургане,
Но бог услышал наши голоса,
Меня привел к тебе -- на небеса.
О, кто бы, кроме бога, нам помог?
Кто милостив и всемогущ, как бог?"
Так девять месяцев сверкало счастье,
Сменялось наслажденьем сладострастье.
То кубков золотых, то песен звон,
То пламя ласки, то блаженный сон.
Всего в достатке было в их жилище,
Хватило б на сто лет питья и пищи.
Их упоенью не было конца,
Избавились от горечи сердца.
Вис наслаждалась близостью с Рамином,
Он с ней пылал пыланием единым.
В объятиях слились в одно два тела,
Лишь есть и спать, -- иного нет им дела.
В руке то грудь любимой, то вино,
То сердце хмелем радости полно.
То в поле страсти гонят мяч с весельем,
То поле жизни орошают хмелем.
Закрыты горной крепости врата,
И радостная тайна заперта.
Не знала ни одна душа людская,
Что за вратами тайна есть такая.
Никто не знал, что двое заперлись,
Но в тайну их проникла Зарингис.
Из Мерва родом, рождена хаканом,
Она затмила всех прелестным станом.
Она красой блистала полнолунья
И славилась как первая колдунья.
Сталь превращала в розы иль чинары,
Такие были ей подвластны чары.
Когда Рамин приехал в Мерв, когда
В чертог царя гнала его беда,
Когда он всех расспрашивал о Вис,
А слезы из печальных глаз лились,
Когда он потерял следы любимой,
Когда страдал в тоске невыразимой,
Когда рыдал он, думая о встрече,
Как думает о кладе сумасшедший,
Когда покинул Мерв, пленен любовью,
Как раненый, свой путь отметив кровью,
В пустыню направляя удила,
К той крепости, где Вис в плену жила,
Когда, как тигр свирепый, он скакал
Среди уступов неприступных скал,
То падал в бездну, где Карун исчез,
То поднимался к синеве небес,
Когда в таких песках блуждал, что садом
Казалась бы пустыня с ними рядом,
В таких горах плутал, что и Синай
В сравненье с ними холмиком считай,
Когда он, как Юсуф, томился в яме
Иль, как Иса, парил над облаками, -
Узнала Зарингис, полна коварства,
Что для Рамина только Вис -- лекарство,
Что для нее, безумен и упрям,
Блуждал он по равнинам и горам,
Что не вернется он с дороги трудной,
Не обретя целительницы чудной.
ШАХ МУБАД ВОЗВРАЩАЕТСЯ ИЗ РУМА И НАПРАВЛЯЕТСЯ В КРЕПОСТЬ ИШКАФТИ ДИВАН
Добычею и радостью богат,
С победой возвратился шах Мубад.
Он отнял у кайсара много стран,
Он отобрал Армению, Арран.
От власти пьян, скакал он по долинам,
Рабам-владыкам был он властелином.
Земля под ним -- престол и стан военный,
А высь над ним -- венец и стяг вселенной.
Он длань свою над всей землей простер,
Сокровищ груды были выше гор.
Он видел: счастье -- с каждым днем светлей,
Он отнял мяч господства у царей.
Со всех сторон, от всех владык земли
К нему богатства и войска текли.
Он говорил: "Всем шахам стал я шахом,
Весь мир я покорил, наполнил страхом!"
Воссел он в Мерве снова на престол,
Но горе вместо радости обрел:
Чуть Зарингис услышал он слова, -
Надменная поникла голова.
Вскочил он, потрясенный этой вестью,
Душа и сердце закипели местью.
Послал к военачальникам гонцов,
Чтоб двинулись войска со всех концов.
Немедленно забили в барабаны,
Бойцов сзывал на битву голос бранный.
"О шах! -- у стен дворца роптал народ. -
Как выдержать еще один поход!"
Запели трубы пеньем непреклонным,
Грозя сокрытым в крепости влюбленным.
Рамин как бы почувствовал, что вскоре
Его блаженство превратится в горе.
Был мщением охвачен царь царей,
Рамина он хотел убить скорей.
Еще с войны, царю служить повинна,
Не возвратилась войска половина,
Не распустила поясов другая,
Повинность годовую отбывая,
Бойцы, не отдохнув на ратном поле,
Вновь двинулись походом поневоле.
Одни твердят: "Мы проливали кровь,
Чего же ради нам сражаться вновь?"
Другие: "Ляжет не одна дружина,
Покуда Вис избавим от Рамина!"
А третьи: "Для Мубада Вис грозней,
Чем сто кайсаров, ханов и князей!"
Но торопил Мубад свои войска, -
Скажи: так ветер гонит облака.
Взметнулась пыль, как будто див проклятый
Уперся в небо головой кудлатой.
Лишь глянул на дорогу часовой, -
Увидел войско с башни крепостной.
Тотчас же Зард услышал от охраны:
"Явился шах, свой стяг вздымая бранный".
Все задрожали в крепости, как ивы,
Когда им ветра слышатся порывы.
Зард не успел, смятением объят,
Спуститься вниз, когда пришел Мубад.
Стрелы Араша мчался он быстрей,
Сверкал огнем возмездья царь царей!
Так посмотрел на Зарда шах владык,
Как будто вихрь нагрянул на цветник.
Сказал, от гнева став желтей шафрана:
"Ты для меня -- ужаснейшая рана!
Бог видит: я горю, покой утратив, -
Пусть я избавлюсь от обоих братьев!
Вы мне верны? Но пес вернее вас:
Мой честный хлеб он вспомнит в трудный час!
Вы оба -- рода знатного сыны,
Но под какой звездою рождены?
Один из вас, как бес, исполнен зла,
Другой наполнен дуростью осла.
Тебе с быками б на лугу пастись!
Как от Рамина ты не спрятал Вис?
Достоин я тягчайшего позора:
Быка я сделал сторожем от вора!
Сидишь снаружи, у закрытых врат,
А там, внутри, -- Рамин, внутри -- разврат!
Не думай, что ты верный мне слуга:
Ты для меня опаснее врага!
Смотри, ты оказался дураком,
Рамин смеется над тобой тайком.
Снаружи ты мычишь, как вол, -- смотри,
Как потешается Рамин внутри!
Смотри, ты стал посмешищем везде,
И только ты не знаешь о беде!"
Ответил Зард: "О властелин страны!
Победоносно прибыл ты с войны,
Зачем же в сердце растравляешь рану,
Зачем же ныне внемлешь Ахриману?
Ты -- государь: поняв иль не поняв, -
Ты рассуждаешь, и всегда ты прав.
Ведь говорят: "Коль шаханшах присудит, -
То сокол самкой иль самцом пребудет".
Все потому, что власть у шаханшаха:
Что пожелает, скажет он без страха.
Хотя б ты был от истины далек,
Кто речь произнесет тебе в упрек?
Зачем же в том, в чем я не виноват,
Меня винишь ты, венценосный брат?
Рамина ты изгнал, -- как мог узнать я,
Где он и каковы его занятья?
Он в сокола не мог же превратиться
И в эту крепость пролететь, как птица!
Не стал же он стрелой, что для полета
Пробила эти крепкие ворота?
Твоя печать на тех воротах есть,
Успела за год пыль на ней осесть.
Врата из меди, стены словно горы,
