Всеволод Емелин - Götterdämmerung: cтихи и баллады

В церкви пенье мерное,
С вздохами, с молитвами,
Воскресенье Вербное.
День рожденья Гитлера.

И менты все нервные,
Как пред Курской битвою,
В воскресенье Вербное,
В день рожденья Гитлера.

Обстановка скверная,
Ждут фашисты бритые
Воскресенья Вербного,
Дня рожденья Гитлера.

Запаслись, наверное,
Бейсбольными битами
К воскресенью Вербному,
К дню рожденья Гитлера.

Я иду за первою
Утренней поллитрою
В воскресенье Вербное,
В день рожденья Гитлера.

Морда характерная,
Во рту привкус клитора,
Воскресенье Вербное,
День рожденья Гитлера…

Братан умрет от пули,
Панк сдохнет на игле,
Дурак запьет в июле,
А умный в ноябре.

Роняет листья клены.
Как пьется, Боже мой,
Под красные знамена,
Под выкрики: “Долой”!

На кухне или в спальной,
В тепле бетонных нор,
Под звук дождя стеклянный,
Под умный разговор.

Приятель окосевший
Спросил, взглянув в окно:
“Что, Александр Херцевич,
На улице темно”?

В ответ другой приятель,
Тоже библиофил,
Вздохнул, взглянув на слякоть:
“Ноябрь. Достать чернил…”

Стакан об зубы щелкнул,
Наполнив рот спиртным,
И в полусвете стекол
Приснилась осень им.

Задремлет гость на стуле,
Хозяин на ковре,
Дурак запьет в июле,
А умный в ноябре.

Он — парень осторожный,
Ему немало лет,
Об нем “Патруль дорожный”
Не сделает сюжет.

Он не запьет в июле,
Газ выключит везде,
В постели не закурит,
Как Феникс во гнезде.

Он женщину с вокзала
Не приведет в свой дом,
Чтоб та его кромсала
Хозяйственным ножом.

И если станет нужно,
Он в магазин пойдет,
Пока повсюду лужи,
Но все-таки не лед.

Он знает то, как просто
Заснуть, присев в мороз,
Что травматизм раз во сто
Опасней, чем цирроз.

Увидев вдруг валькирий
Вдоль комнаты полет,
О том, что с ним делирий,
Он без врача поймет.

Он не доставит хлопот.
Он не создаст проблем.
Его богатый опыт
Полезен будет всем.

В развитии процесса
Прошли недели две,
Потом из МЧСа
Бойцы сломали дверь.

Врачи-специалисты
По запаху говна
Нашли довольно быстро
Тело хозяина.

Его словно раздули,
Он вспух и посинел,
Но пах бы он в июле
Значительно сильней.

Раз вино налито,
Выпей прямо щас.
Придут ваххабиты,
Выльешь в унитаз.

На грудь наколи ты
“Не забуду мать”.
Придут ваххабиты,
Будут обрезать.

Вот перед имамом
Закутан в паранджу,
Я под ятаганом
Связанный лежу.

Режьте, душегубы,
Режьте до корня.
Все равно не любит
Милая меня.

Каленым железом
На радость врагу
Вот и я обрезан
По самый немогу.

И теперь уж кукиш,
Через много лет
Ты меня полюбишь,
А я тебя нет.

Вот подкрался вечер,
Как карманный вор.
Любить тебя нечем,
Я уйду в террор.

У меня нет страха
Больше ни хуя,
Я жених Аллаха,
Милая моя.

Я не ем свинину,
Водку я не пью,
Я зато задвину
Гуриям в Раю.

Бороду не брею,
Хоть и не растет.
У меня к евреям
Свой особый счет.

Я тебя, сестричка,
Ни в чем не виню.
Дорого яичко
Ко Христову дню.

Есть в земле Давида
Черный минарет.
Там набью пластидом
Джинсовый жилет.

А в кармане спрячу
Карточку твою,
Выполню задачу
Поставленную.

Жизнь свою собачью
Вспомню наяву,
Возле Стены Плача
Я себя взорву.

На экранах мира,
Среди новостей
Покажет “Аль-Джазира”
Крошево костей.

Где кровью залитая,
Опалив края,
Кружит над убитыми
Карточка твоя.

А на старой даче
В северной стране
Ты о жертвах плачешь,
Но не обо мне.

Обо мне заплачет
Над рекой ветла…
Было б все иначе,
Если б ты дала.

Сладостными майскими ночами,
Всех расстроив, кончилась война.
Я брожу в тревоге и печали,
Не могу я въехать ни хрена.

В прах повергли Ниневию
Или там Ниневию,
Но вопросы кой-какие
Предъявить имею я.

Ох, как ты нас наебала,
Ох, как ты нас бросила
Родина Сарданапала
И Навуходоносора.

Обещали генералы,
Что кирдык пиндосам
На земле Сарданапала
И Навуходоносора.

Вся Россия вам желала
Бить америкосов,
Вам, сынам Сарданапала
И Навуходоносора.

Мы прислали вам ракет,
Средства электроники,
А вы сделали минет
Бушу лучше Моники.

Вам Саддама было мало,
Надо вам Иосифа,
Надо вам Сарданапала,
Навуходоносора.

Сдали родину врагам
И, как крысы мерзкие,
Растащили по домам
Черепки шумерские.

Раз дошли у вас враги
До святынь Багдада,
Хрен простим мы вам долги
В десять миллиардов.

Если променяли смерть
Вы на удовольствия,
Хер вам в рот за вашу нефть,
А не продовольствие.

Уж взялись за это дело
Навуходоносоры,
Где же ваши ибн Гастелло?
Ваши Бен Матросовы?

Где же ваш Эль Сталинград
Для заморской вражины?
Почему, бля, не горят
Нефтяные скважины?

Где там мстители БААС
По пустыне рыскают?
Где ваш ядовитый газ?
Язва где сибирская?

Где священная война?
Глаза ваши бесстыжие.
Нет, из этого говна
Выхода не вижу я.

Веселее огня меня
Твои волосы жгут,
И опять моя пятерня
Собирает их в жгут.

Эти волосы — благодать,
Чтоб в погромную ночь
Трижды на руку намотать
И по гетто волочь.

Чтоб волос рыжеватый блеск,
Чтобы в небо оскал,
И пожаров горючий треск
Чтоб вокруг заиграл.

По заплеванной мостовой
Я тащил тебя в тень.
Ну, а в левой руке змеей
Извивался кистень.

Долго место искал, где лечь,
Копошился в пыли.
И глубоко под кожу плеч
Твои ногти вошли.

Ты сегодня мне дашь ответ,
Ты заплатишь по всем счетам,
На черта было двести лет
Меня спаивать по шинкам.

За цирроз, за беззубый рот
Я с тебя получу,
За простату мою, что гниет
И не держит мочу.

За ягодовских палачей,
За кулацких сирот,
За вредителей, за врачей,
Что травили народ.

За эсэров-боевиков,
За Льва Троцкого, за Каплан,
Что и Горький, и Щербаков
Дали дуба, доверясь вам.

За чумной ваш нынешний пир,[2]
Презентации, кабаки,
За редакции, где в сортир
Вы спускали мои стихи.

За те волосы, в их огне
Я сгораю дотла,
И за то, что сама ты мне
Никогда б не дала.