Наталья Кугушева - Проржавленные дни: Собрание стихотворений

Трагический речитатив баллад
В орнаменте жемчужных трелей вальса.
Париж. Майорка. Вьется виноград.
На клавиши стремительные пальцы.

И вот растет тревожный полонез,
О родине растет воспоминанье –
Они идут, проходят через лес,
Солдаты польские, несущие восстанье.

Печальной родины печальные поля,
Леса… Болота… Заревом пурпурным
Закат пылает. Слушает земля,
Далекая земля вечерние ноктюрны.

Под теплым ветром дышит теплый сад,
Цветы склоняются в изнеможеньи.
Любовь и слава. Но в душе звучат
И говор родины, и птичье пенье.

Пусть мир покинул Фредерик Шопен
В блистательном Париже и в изгнаньи –
Но сердце верное, не знавшее измен,
Он Польше подарил в последнем завещаньи.

Ветер испытанный друг –
Слезы осушит мои.
Над головою на юг
Тянутся журавли.

Тусклые тучи легли,
Сопки прижали к земле.
Рыжая шкура земли
С щеткою ковылей

Редких и неживых…
Гулким, как барабан,
Маршем шагов моих
Меряю Казахстан.

Тянет плечо мешок,
Пылью в лицо полынь –
От стихотворных строк
Веет грустью пустынь.

Голос от ветра слаб.
И для стихов моих
Нет ни венков, ни слав,
Ни слушателей живых.

Служу тебе и не ищу наград,
И даже книг своих в продаже не увижу.
А Молодость ушла. И добрая сестра,
Чье имя Смерть, – всё ближе, ближе, ближе.

Коснется ласково прохладною рукой –
И пыл моих стихов и кровь мою остудит,
И не пойдут за мной в торжественный покой
Ни беды, ни стихи, ни люди.

И с беспокойной уберут земли
Мое усталое и ледяное тело –
Пылали дни, и радости цвели,
Любило сердце, плакало и пело.

И длилась фантастическая ночь:
Плясали в переулке снежном тени,
И старый лев, угрюмый и больной,
Гремел когтями по крутым ступеням.

Сошел на снег. И медленно побрел,
И ветер рвал запутанную гриву.
Луна сквозь туч дрожащий ореол,
Среди домов притиснутая криво,

Балладой озвучала тишину
Московской ночи. И автомобилей
Далекие гудки в певучую страну
Далекими часами прозвонили.

На проводах, решетках и домах
Орнаменты светящихся узоров,
И снежные цветы, качаясь на ветвях,
Морозной пылью обсыпали город.

Много лет мы не видались, –
Я тогда была как роза, –
А теперь пью дигиталис,
И вливают мне глюкозу.

Чересчур любило сердце,
Черезмерно волновалось –
Мне теперь не отвертеться,
Немезида точит жало.

Немезиду прославляю,
Справедливую богиню,

Вижу – мудрость проявляет
(От которой сердце стынет),
Но меня сия богиня,
К сожаленью, не покинет.

И пока меня Некрополь
От суровой не укроет, –
Заглушаю легкий ропот
Музы похоронным воем.

И на сверстников хитоны
Слезы катятся обильно,
Их везут друзьям вагоны,
Их везут автомобили –

И в конвертах самодельных
Спрятан ужас беспредельный.

Кажется, где-то есть дом, —
Может быть, кажется мне.
Ждут меня там вечерком.
Кто-то поплачет тайком,
Кто-то увидит во сне…

Долгие годы идут…
Ждут меня. Кажется, ждут.

Может, придумала я
Сказку о доме родном,
Сказку о том, что друзья
Ждут меня, сирую, в дом.

Может, за столько лет
Дома родного нет.

Если умру вдали,
Тенью войду туда –
Там, где родной земли
Гордые города, –

Город найду и дом…
В дом затяну тайком.

Колыбельная песнь ветра
Убаюкала навсегда.
И над вами навек звезда,
Как лампада, тишайшим светом.

Над простором чужой пустыни
Нет ни памятника, ни креста.
Но под легкой стопой Христа
Голубые скользят полыни…

Гнева судьбы не бояться,
Ласке судьбы не верить –
Дергают, как паяца,
Беды, года, потери.

Только звенят от боли
На колпаке дурацком
Бубенчики горькой роли –
Смеяться, всегда смеяться.

Плотно прижалась маска,
Дышишь пылью картонной –
Злая грубая сказка
Несчастного Панталоне.

Крепко держит веревку
Чья-то рука большая,
Дергается неловко,
Пляшет кукла смешная.

Думать паяцу нечем, –
Надо плясать и смеяться.
Но, может, поможет вечер
С веревки шальной сорваться.

Вечер в комнату зашел,
Гуще мрак и тишина.
Разрисовывает стол
Бледным золотом луна.

Зацветает на стекле
Листьев ледяной узор –
Значит, ветер на земле,
Снег и ветер с дальних гор.

Уголь весело горит,
Чайник весело поет…
Тихий вечер подарил
Напоследок грозный год.

Первый раз за много лет
В душу снизошел покой.
И луны тишайший свет
Гладит косы мне рукой.

Что нужно поэту? Огрызок карандаша,
Листок из растрепанной смятой тетрадки, –
Но нужно, чтоб пела, страдала и пела душа,
Скитаясь в земном и мучительном беспорядке.

Чтоб кровью крутою кипела и пенилась жизнь,
И память резцом закрепляла виденья поэта.
Из грусти, изгнанья, из голода крепко сложи
Тончайший орнамент живущего вечно сонета.

Пусть падают звезды и ветер тоскует в ночи,
И ты заблудился в безлюдьи и бездорожьи. –
Ни крика, ни стона – скрывайся, таись и молчи.
Ведь это всё ты – человек, и поэт, и прохожий.

Был мороз и ветер – всё как водится.
Я в чужой неласковой стране
Провожала мужа та околицу
И смотрела, как сверкает снег

Под колесами автомобильными,
Как дорога убегает в степь, –
Надо быть суровой, гордой, сильною,
Чтобы жить. И эту жизнь воспеть.

Чтобы тот, который не вернется,
Жил всегда и был со мной всегда, –
В глубине студеного колодца
Синей рыбкой плещется вода.

Оле-Лук-Ойе пришел ко мне.
Зонтик раскрылся пестрый –
Острые скалы склоняет к волне
В море затерянный остров.

Яростный смерч перепутанных крыл
Птичьего переполоха,
Птицы прибоев пронзительный крик
Шторма свирепого грохот –

Северной сказкой прикинулся сон, –
Дальше и дальше снится…
Оле-Лук-Ойе придвинул зонт –
Нет ни морей, ни птицы.

Рощи березовые. Поля
В золоте первоцвета,
Медом черемухи дышит земля,
Солнцем, как соты, согрета…

Я ли уйду от родимой земли,
Оле-Лук-Ойе, милый!
Останови, удержи и продли
Сладостный сон до могилы!..