Наталья Кугушева - Проржавленные дни: Собрание стихотворений

Если станет тяжело мне
В этом лучшем из миров,
Ты меня, хороший, вспомнишь
И откликнешься на зов.

Ты придешь, большой и добрый,
Сядешь рядом за столом
(Сколько лет любимый образ
Проношу из дома в дом).

Расскажу тебе, что было
В эти страшные года,
Как жила, кого любила,
Как гремели поезда,

Как летели километры
Беспощадного пути,
Как теперь чужие ветры
Не дают домой уйти.

Дружно мы с тобой закурим,
Вспомним наш московский дом,
О родной литературе
Побеседуем вдвоем:

Сколько родилось поэтов,
Сколько сверстников ушло,
Как шатаются по свету
Одиночество и зло…

Ты посмотришь, как живу я,
Удивишься седине…
Там, где был ты, не тоскуют
О любви и тишине,

Там, где был ты, не стареют,
Не вздыхают о былом, –
И летят века скорее,
Чем года в пути земном.

Раскусишь – и вкус полыни
Горечью на губах.
Оглянешься – и пустыня,
Мудреная как судьба,
Песком скрипит на зубах.

Запутанные дороги,
Ветер и облака.
Столбов телеграфных ноги
Шагают издалека.

Пойти бы за ними следом
Утром на холодке, –
Но путь их прямой неведом,
Шагают себе налегке,

А мне ль унести с собою
Тяжелый несметный груз –
Шагают века за мною,
Плетется судьба за спиною,
В котомке года и грусть.

Войди и сядь. Желанным гостем будь.
(На белой тине профиль африканский,
Как на портрете приоткрыта грудь
Навстречу ветрам горестей и странствий.)

Я много лет ждала тебя, поэт,
И в первый раз угрюмая пустыня,
Где только ветер обсыпает цвет
С кустов серебряной тугой полыни, –

Твоих стихов услышала слова,
Подобные глаголам божества.

То я, бродя по выжженной земле,
Стихом пустынно-мертвую будила,
И ящериц в поющем ковыле
От слов земля бесплодная родила.

Кузнечиков сухой речитатив
Сопровождал и воспевал рожденье.
На камне беркут, точно древний гриф,
Внимал величественно в отдаленьи.

Прикосновенье, легкое, как песня,
К моим губам замученным прижалось…
Что может быть нежнее и прелестней –
Разлуки утренней лукавая усталость.

Заря прохладная позолотила крыши,
Прозрачных облаков медлительно теченье.
И возникает и растет чуть слышно
В природе и во мне таинственное пенье.

Путь далекий, трудный путь,
Говорят колеса мне:
– Всё оставь и всё забудь,
Как-нибудь, как-нибудь
Проживешь в чужой стране…

………………………
Золотые облака,
Медный звон осенних дней,
Как поет Москва-река,
Как незыблемо века
Возвышаются над ней.

А в Нескучном – листопад,
На заглохшие аллеи
Пробивается закат,
Словно в небе вырос сад –
Астры поздние алеют.

Дальней музыки тоска.
Под ногами листьев шорох.
Золотые облака.
И несет в волнах река
Отраженный милый город.

Путь далекий. Трудный путь.
Говорят колеса мне:
Всё оставь и всё забудь,
Как-нибудь, как-нибудь
Проживешь в чужой стране.

Легчайший звон и пенье листопада,
И листья кружатся в аллеях золотых
Брожу, вдыхаю горькую прохладу;
Чуть грустно мне, но ничего не надо
От этих дней прозрачных и простых

Смотрю, как тихо облетают клены –
Огромных бабочек багровый хоровод,
Березы стряхивают дождь червонный
В мои ладони. Над травой зеленой
На паутинке паучок плывет.

Смотрю любовно, все запоминаю,
Московской осени приметы узнаю,
Как будто где-то есть земля иная,
Суровая земля, которую не знаю,
Но ей я песнь о родине спою…

В вазах каменных пылают канны,
Легкий ветер морщит сизый пруд;
Гуси, лебеди и пеликаны
Словно белые цветы плывут.

Листья падают, поют над ними,
Листья золотые сентября.
Зажигается на небе синем
Ранняя вечерняя заря.

Грозный рык встает заре навстречу
Там, за прудом, в глубине аллей
Это тигр в тоске нечеловечьей
Плачет в клетке о родной земле.

Это, льды родные вспоминая,
Звездный вечер и простор ночной,
Взад-вперед без отдыха шагая,
Белый зверь проходит предо мной.

Беспощадных клеток крепки прутья,
Узок мир звериного жилья –
Посмотри на них, досужий путник,
Посмотри, как друг, в глаза зверья.

Горький запах осени погожей,
Поздние и яркие цветы,
На скамейки, на толпу прохожих,
Падают и падают листы…

А над садом улетают птицы…
Ухожу, всем счастья пожелав.
Может быть, сегодня мне приснится
Гордый, легкий, сказочный жираф.

Так а город врывается осень
И желтые георгины,
И красные астры в киосках.
Антоновка в магазинах.

И улицы пахнут садом
Осенним, яблочным, свежим.
И золотой беспорядок,
И грустная легкая нежность

Московского листопада.
Возникшего на бульварах, –
Трамваи шуршат по грядам,
В червонный ныряя ворох.

И метлы не успевают
Сгребать золотую россыпь,
Автобусы и трамваи
Гудят, как над садом осы…

А ночью, когда затихнет
Столичная жизнь крутая
И под луною вспыхнет
Червонцами мостовая,

И Пушкин и Тимирязев,
Сняв шляпы, идут по Арбату,
И Гоголь, спрыгнувши наземь,
Встречает своих собратьев.

И в комнате на Поварской
Запахло осенью лесной,
Осинником и ветром
От принесенных веток.
На книге золотой листок
Заставкой на странице лег, –
И в зеркало забросило
Багровый отсвет осени.
На письменном столе закат,
Окно раскрыто. Листопад.
И двор московский узкий
Весь переполнен музыкой

Уж нету тебя давно,
Но город шумит, как прежде,
И льется тебе в окно
Заката осеннего нежность.

Кто тронет любимый рояль
В час вечера, строгий и чистый, –
Поведает миру печаль
Бетховена, Баха, Листа.

К кому в суете деловой
Огромной квартиры московской
Пленительный и живой
Зайдет, по пути, Чайковский?

Шкалы навек заперты,
Где книги хранят заметки, –
И вянут твои цветы
Причудливые и редкие.

И только ковры цветут
Да пыль не посмела тронуть
Упавшую на тахту
Раскрашенную Мадонну.

Грустно звонит телефон,
Пророчит утрату и горе.
Лишь люстры хрустальный звон
Звонку ненужному вторит.