Феликс Кривин - Круги на песке

Всем как будто дурак хорош,
Но его держите подальше.
Правда в устах дурака — это ложь,
Его искренность — хуже фальши.
Он тиран,
Если даже добряк,
Он злодей,
Пусть он зла не желает…
Если камень
на камень
кладет
дурак,
Он не строит,
а разрушает.

Мы далеко не так глупы,
Как в поговорках говорится,
И расшибаем мы не лбы,
Когда заставят нас молиться.

Вы слышите чугунный стук?
О чем он миру возвещает?
Все расшибается вокруг,
И только наши лбы — крепчают.

Недели по ветру летят,
Как мелкий дождик, сеют.
От огорчений и утрат
Календари лысеют.

И, потеряв неделям счет,
Январь спешит к июлю.
И жизнь течет.
И жизнь течет,
Как старая кастрюля.

И время все бежит, бежит,
Как молоко на плитке.
Никто его не сторожит.
Кругом одни убытки.

Ох и поле! Ах и лес!
Охи, ахи…
Вызов бросил Ахиллес
Черепахе:
Кто скорее пробежит
Лес и поле?
Пусть потомство разрешит
В средней школе.

Хоть задача тяжела,
Но без страха
Гордый вызов приняла
Черепаха.
Этот необычный кросс
Не случаен.
Нам понятен ваш вопрос.
Отвечаем.

В трезвом мире без чудес
Одним махом
Одолеет Ахиллес
Черепаху.
Побегут они вдвоем
Или порознь —
Мало шансов у нее
Выжать скорость.
Дело здесь не в быстроте,
А в размахе —
Ахиллесовой пяте
Черепахи.

Там, где травы у небес
На ладони,
Черепаху Ахиллес
Не догонит.
Где мечта, а не расчет
Мчатся в дали,
Черепаха так нажмет
На педали,
Что забьется от стыда
В чашу леса
Черепахова пята
Ахиллеса.

Мне как-то приснился загадочный сон,
Без явной на это причины:
Не грудь колесом, а спина колесом
В том сне украшала мужчину.

И тайного смысла подобной игры
Не смог я понять по сю пору:
Все груди-колеса катились с горы,
А спины-колеса — все в гору.

Ты называешь пиратов пилатами,
Я называю пилатов пиратами.
Ты — потому, что сказать трудновато,
Я — потому, что я знаю пилатов.

Приумолкли в рощах соловьи,
Огрубели нежные натуры.
Кто сегодня сохнет от любви?
Все сегодня сохнут для фигуры.

И хотя красавиц в мире тьма,
Больше, чем каких-нибудь уродов,
Все-таки мужчины без ума
Не от них, а чаще от природы.

И хотя мужчина может быть
Умным, сильным, даже знаменитым, —
Как его без памяти любить,
Если память прежними забита?

Но любовь по-прежнему живит,
Услаждает, холит и лелеет.
Кто сегодня сохнет от любви?
От любви не сохнут, а толстеют.

ЛЮБОВЬ, СЕМЬЯ —
что общего у них?
Один лишь мягкий знак —
во всей разноголосице.
Но этот знак
так молчалив и тих,
Что он ни тут,
ни там не произносится.
Не будем умалять его заслуг:
Ведь главное — не говорится вслух.

От измены ревность не спасает.
Ревность — это глупый пес, который
Своего хозяина кусает
И свободно пропускает вора.

Нет у педагогики конца,
У любви родительской — предела.
Высидеть цыпленка из яйца —
Это только половина дела.

Половина первая — не в счет.
Сбросит он скорлупки, как пеленки,
Но ведь надо высидеть еще
Курицу из этого цыпленка.

Высидела.
Можно отдыхать.
Это тоже трудно с непривычки.
Но не время крыльями махать:
Курочка твоя снесла яичко.

Пожалейте детей, воспитатели!
Люди взрослые, как вам не совестно?
Вы удары наносите сзади им
И к тому же еще — ниже пояса!

Известный миру жук-рогач
Был в молодости жук-прыгач
И прыгал беззаботно.
Хоть утверждают знатоки,
Что вряд ли прыгают жуки,
Но молодому все с руки —
Скачи куда угодно.

В семейной жизни жук-рогач
Был жук-строгач и жук-ругач,
Своих детишек жучил
За то, что дети — рогачи,
За то, что дети — прыгачи,
За то, что эти сморкачи
Отца родного учат!

Теперь состарился рогач.
Теперь он просто жук-брюхач,
Уж тут похвастать нечем.
Он не ругает прыгачей,
Он не ругает сморкачей,
Ругает он одних врачей
За то, что плохо лечат.

На остановке при посадке
Кричит он в гневе благородном:
«Эй, не толпитесь на площадке!
Там впереди совсем свободно!»

Но лишь ему пробиться дайте,
Как он начнет ворчать сердито:
«Потише вы! Не нажимайте!
Здесь и без вас битком набито!»

Пускай ты черен — это не беда,
Пусть мелок ты-и это не беда еще.
Выше себя не прыгнешь, это да,
Но как не прыгнуть выше окружающих?

Я не страус, хоть я не умею летать.
Что же делать — такой недостаток.
И поэтому мне до крыла не достать,
Чтоб под ним свою голову спрятать.
A сегодня прозренье ко мне забрело,
И суровую правду открыл я:
Чтобы спрятать голову под крыло,
Нужно тоже иметь крылья!

Куры счастливы тем, что они из семейства Павлинов.
Но смущает их то, что павлин — из отряда Куриных.
От Куриных ушли и к Куриным приехали — здрасьте!
Нам всегда не хватает чего-то для полного счастья…

Ничего нет нового, ничего не слышно,
Из беседы дружеской ничего не вышло.
Совершенно не о чем говорить с гостями:
Обменяться можем мы только новостями.

Обменяться сплетнями — не плетутся сплетни,
Сплетены-расплетены сплетни до последней,
Ими все оплетено — и земля, и воздух,
Общие знакомые в них, как птицы в гнездах.

Обменяться мыслями о текущей жизни,
О высоких истинах — только где же мысли?
Сотни раз обменены, в целом и частями.
Совершенно не о чем говорить с гостями!

Больной пообещал
За то, чтоб стать здоровым,
Отдать своим врачам
Последнюю корову.

И он здоровым стал.
Но, в тяжком бескоровье,
Он за нее отдал
Последнее здоровье.

И снова обещал
Отдать врачам корову.
И снова обнищал,
Но стал зато здоровым.

Ну прямо колдовство,
Коловращенье света:
Есть это — нет того,
Есть то — исчезло это.

Кто этому виной?
Вопрос не пустяковый.
Здоровье?
Врач?
Больной?
А может быть — корова?

Ходят кошки по лунной дорожке,
И кукушка в лесу ворожит.
Где-то падают вилки и ложки —
Где-то кто-то к кому-то спешит.

В жизни многое кажется вздором,
Но в одном лишь сомнения нет:
Глупо верить всю жизнь в контролера,
Лучше верить в счастливый билет.