Феликс Кривин - Круги на песке

Протоптана тропинка на реке.
Когда морозом все заледенило,
Наперекор морозу и пурге
Два берега она соединила.

Прошла зима. Оттаяла река.
Над нею вьюги больше не кружили.
И радовались солнцу берега,
Счастливые — и снова как чужие.

Вот и потеплела атмосфера.
Холодов как будто не бывало.
После трудной зимней обстановки
Слышится дыхание весны.
И стоят в зеленом —
офицеры,
В голубом и синем —
генералы,
Во дворах на бельевых веревках
Выстроились
Нижние
Чины.

Ничто не ново под луной,
Но все ужасно отсырело.
Весна не хочет быть весной —
Она для осени созрела.

Для опадающей листвы,
Для стыни, слякоти и прели…
Акселерация весны —
Осенние дожди в апреле.

Осени еще нет.
Она лишь в усталости лета,
В его дурном настроении и недовольстве собой.
Быть может, настало время убавить немного света?
И, может, к зеленому цвету добавить цвет золотой?
Осени еще нет.
Она лишь в желании лета
Сделать приятное осени: сблизить рассвет и закат.
Чуть поспешить с закатом, чуть подождать с рассветом,
А в довершенье устроить этакий листопад.
Осени еще нет.
Она лишь в готовности лета
Слегка позябнуть на холоде, слегка помокнуть в воде.
Пониже надвинуть тучи, плотней опоясаться ветром,
Впредь экономить на солнце и тратиться на дожде.
Осени еще нет…

Хорошо быть дождем,
где тебя кто-то ждет не дождется,
Хорошо быть дождем,
приходящим на землю, как благодать,
Среди снежных заносов,
среди жаркого лета и солнца
Прямо с неба земле
бескорыстную руку подать.
Дождь, куда ты идешь?
Ты напрасно расходуешь силы.
Твое время прошло,
твое время не наступило.
Быть сегодня дождем —
это так неразумно… И все же
Мы с тобою идем.
Мы иначе не можем.
Кто-то выставит руку в окно,
о погоде справляясь.
Нет дождя!
Это нас с тобой нет, понимаешь?
Нет совсем, нет нигде, не существует в природе.
Пусть уж лучше мы зря, пусть некстати приходим,
Пусть не вовремя и не туда упадем —
На какой-нибудь дом, на трамвай, на дорогу…
Мы идем, моросим…
Не судите нас строго.
Мы и так слишком скоро пройдем.

В Крыму девятнадцать —
и это тепла!
На Диксоне восемь —
и это мороза!
Давно я мечтаю, забросив дела,
Отправиться в королевство Прогнозов.
Хрустальные замки из чистого льда…
Туман… И песок, раскаленный от зноя…
Туманные сводки приводят туда,
Где холодно летом и жарко зимою.
Прекрасное место!
Не даль и не близь,
Ни мокро, ни сухо,
Ни ясно, ни хмуро.
Пронзают термометры смутную высь
На площади Цельсия и Реомюра.
То солнышко светит,
То дождь моросит,
А то они светят и капают вместе.
И если работа, допустим, кипит,
То тут же она замерзает на месте.
Одни прозябают — хотя и в тепле,
А у других — на морозе запарка.
У третьих погода всегда на нуле:
Им, третьим, не холодно и не жарко.
Укрыться бы где-то от солнца щедрот,
От вьюги, от града, от ливня хотя бы…
— Не холодно, тетка? — топчась у ворот,
Спросил я какую-то снежную бабу.
— По-всякому, милый. Известно, поди,
Какие у нас на сегодня прогнозы. —
Она улыбнулась: — Да ты заходи!
Немножко погреться, немножко померзнуть.
Вошли мы в избу.
Тихо падал снежок,
Как падает с потолка штукатурка.
Морозец трещал, как за печкой сверчок,
И так же поленья трещали в печурке.
Из комнаты в комнату и в коридор
Бродил по квартире рассеянный ветер.
Мы грелись и мерзли, ведя разговор
О баобабах и белых медведях,
О тепловозах и леденцах,
О холодильниках и жар-птицах,
О телогрейках и холодцах,
О зимородках и летописцах.
И тут я случайно заметил портрет,
Как будто рисованный прямо с натуры:
Со стенки смотрел на меня Фаренгейт
На площади Цельсия и Реомюра.
Старуха смутилась: — Да это все внук!
Уж я говорила: «Себя пожалей ты!»
Но так углубился он в дебри наук,
Что даже, гляди, раскопал Фаренгейта.
Но мы его Цельсием дома зовем,
Поскольку для нас Фаренгейт не фигура.
Зачем нам чужие, когда мы живем
На площади Цельсия и Реомюра?
Смеркалось.
Сосульки плескались в тазу.
Все виделось как-то неясно и слабо.
Сморкалась,
О внуке пуская слезу,
И даже подтаяла снежная баба.
Ох бабы вы, бабы, горючи снега,
Как быстро вы таете, честное слово.
Но все это видеть — покорный слуга.
Я встал и откланялся: будьте здоровы!
Она проводила меня до дверей.
Я вышел.
Жара состязалась с морозом.
Бесчинствовал ливень
И дул суховей
На улицах королевства Прогнозов.
Из всех подворотен хлестала вода
И слышались льда отдаленные залпы.
Летели метели не зная куда…
Какие запасы погоды на завтра!

Каждый старается делать погоду —
Старый профессор и юный дошкольник.
Господи, сколько разбилось народу,
Глядя на мир со своей колокольни!

Тут одни помирают от смеха,
А другие родятся — ей-ей!
Он, беспутный, себе на потеху
Наплодил незаконных детей.

И пустил их скитаться по жизни,
Будоражить умы и сердца.
Дети смеха, серьезные мысли,
Не похожи ни в чем на отца.

Да и что с него взять, с ветрогона?
Ведь по собственной сути своей
Он какой-то и сам незаконный
Для обычных, законных детей.

Где по свету его ни таскало,
И кому ни дарил он любовь…
У него, у шута, зубоскала,
Уж почти не осталось зубов.

Пожелай ему в жизни успеха,
Безмятежных, безоблачных лет.
Чтобы мы помирали от смеха
И от смеха рождались на свет.

В одной веселой клетке,
Где не житье, а рай,
Жил на веселой ветке
Веселый попугай.

Он был со всеми в дружбе
И сам себе не враг.
И у себя на службе
Твердил, что он дурак.

Такое заявление
Разит наверняка.
Смеялось население:
«Видали дурака!»

И каждый кто попало
Спешил послушать, как
Веселый этот малый
Твердит, что он дурак.

Все посмеяться рады,
Такой уж нынче свет.
Мы тоже не сократы,
Но это наш секрет.

Ведь это же нахальство —
Невозмутимо так
Под носом у начальства
Твердить, что ты дурак.

Начальство понимало
В премудрости своей,
Что честный этот малый,
Конечно, не Эйнштейн.

Но как самокритично,
Бескомпромиссно как
Он заявляет лично
О том, что он дурак!

И, как работник лучший,
А не шалтай-болтай
Продвинут был по службе
Веселый попугай.

Сидит он веткой выше,
И это верный знак,
Что вряд ли кто услышит
О том, что он дурак.

В такой веселой клетке,
Где не житье, а рай,
Нахохлился на ветке
Веселый попугай.

И смотрит туча тучей,
Такой на сердце мрак…
Насколько было лучше,
Когда он был дурак!

Всем как будто дурак хорош,
Но его держите подальше.
Правда в устах дурака — это ложь,
Его искренность — хуже фальши.
Он тиран,
Если даже добряк,
Он злодей,
Пусть он зла не желает…
Если камень
на камень
кладет
дурак,
Он не строит,
а разрушает.