Лев Гомолицкий - Сочинения русского периода. Стихотворения и поэмы. Том 1

сойди в потопный сон низин
что трупный ил кусками кроет
нагнись к земле девкалион!
брось через спину влажный камень
кого вернеш движенью ты
в сад место пусто обращая?
открывших лож грехов музей?
искусства гениев лазурных?
ил из камней опять твоих
возникнет малых дел европа
до дней последнего потопа
стяжать гнести и убивать

лазурь крылатый обронил
пером цветком безвиднотканным
где с кистью ангел бородатый
стоял с органами в груди
в пожар луны в витраж во фрески
в прарафаэлевский соблазн –
всë чтоб чудовищных амфибий
бока расписывать под луг
в начале слово бе веками
чтобы учить – греметь – пленять
и – кончить на клейме машинном
и на синодике стенном
духовных математик гений
перечертивший план миров
дал косному подобье мысли
металл на крылья положил
и вот: малейшее из умных
хитрейший винтик из очков
(что я вчера искал с метелкой
с тревогою оползав пол)– восстал
ползучим и летящим
на сушах в водах и с небес
круша и план и дом и тело
и дело своего творца

сходили боги оставляя
в камнях земли гигантский след
с ключами истины у ведер
и очистительный как гром
чтоб в полноводье –летье духа
как в первых буквах бытия
восстал опять на человека
с петлей и камнем человек
восстал но в мерах небывалых
в злодействах от которых свет
плененный виденьем вселенной
ослепнув рухнуть обречон
вот на ладони между линий –
цыганке смысл их разбирать –
лег сморщенный окоченелый
иссохший тельцем ветхий бог
упавши в землю он способен
воскреснуть процвести опять
но можно ли ещо во гробе
в который истину искать!

крушится дело человека
от громов нижних: что гроза!
страшней небесных эти громы
что сеет умный человек
вот башня рушится из окон
вихрь пламя кто-то вверх пятой
а он звезду сквозь вихри ищет
на крыше огненной в дыму
не взрывы но трубы заветы
колеблют гробы и встают
в них мертвецы чтобы дивиться
как пляшет обнажонный мир
а мир – показывая пяты
пыль человека с них стряхнув
и рядом звери бьют пятами
ветвями пляшет хор дерëв
зияют огненные пасти
голодных душ гробов и царств
в ночь глада времени – безумный!
за плечи тëмный узелок
беги танцующей походкой
по скорпионам уголкам
в колоду символов тасуясь
в двумерность плоскую конца

персть струй прозрачная – что камень
обняв трепещет – голос свой
уж подает издалека мне
и плещет пойманной совой
бесплотные дробятся лица
всплывая падая на дно
меж них сейчас дрожа струится
блаженная моя ладонь
стремитесь струи бей живая
от внуков вестью в мир иной
и зачерпнув я возливаю
безвидную на прах земной

мысль трещинки что делит лоно
паросский непорочный склон
и бурям преданные склоны
омолнийных гранитных лон –

избравший камень ликом Боже
и в мертвом сущий и святой
отдохновенье дай мне – тоже
леч в прах под будущей пятой

власть дивную имеет камень
– живово крепче – надо мной
не горний – гор за облаками
но камень низкий под стопой
на улице сухие плиты
и гравия в саду зерно
булыжника солнцеповито
недвижной мыслию чело
их лижет языками пламень
из недр пылающей травы
и тянет преклонить на камень
груз поднебесной головы

на закоцитные пероны
купив билет сквозь тьмы квадрат
где дымные хранят драконы
к стоянке огненных квадриг
брожу взволнованно по влаге
воздушней адовой теней
гляжу как с кранов виснут флаги
на части распятый орфей
здесь чаянье соединенья
из будущего веет ветр
и дышит грохотом сближенья
вздувая красным оком свет
предупрежденья
а в избушке
вагонной сонце процвело
цветет покрыло край подушки
и странник пьет огонь-вино
испил сорвал воткнул в петлицу
и озарен в своем окне
и уж его мелькают лица
луч пронося в мрак адов – мне

день умерший – день вновь воскресший
в навершии голубизны
я здесь тревоги страх понесший
за всех подобных нам за ны
высчитывающий зачатья
отмеривая смерти дань!
как воскрешонному начать мне
мой новый неизвестный день!
вот говорят – есть утешенье
даль зрению и сон для век
но живший в века разрушенья
не верит в сушу! человек!

повисшие безвесно домы
и голубиный шорох ниш
предутренний и незнакомый
лик негативный – смерть ли жизнь!
шаги мои вились по крышам
росли шуршащею травой
громонеслось навстречу: свыше
в жизнь первый рушился трамвай
чинил при вспышках недра улиц
таинственных кобольдов круг
и тень их превышала вдруг
домов гигантов падших лица
и этих каменных личин
чело венчанное звездами
впервые я узрел: их чин
их право ликое над нами

над стелящимся под ногой
над стертым в лике рабском
прахом
Он – ликий: явленный нагой
шел из веков безвейным взмахом:
фригийской шапочки крыла
ног оперенье жезл змеиный
и герметический хорал
гремел ему времен заменой

мог скрыться но не смертным
стать
наперстья та поять не может

ключ явленново: вечна стать
сиих: не тлеет не неможет

безумели в проектах лада
века но вечный Лад – один
прообраз совершенство-хлада
мил нам – отечественный дым
в очаг протянутые персты
и нектар древних щей во рту
внук! в родовые недра перстью
мохнатой веющей врасти
теней от предков надо мною
как вехи веют вихри косм
средь потопления дом ною
волноносимый микрокосм

внушаеш песни золотые
опять прохладою зрачков
как будто я влюблен /в тебя/ впервые
а за спиной не тьмы веков
когда шумят и свищут звуки
провижу помню зрю: века
бледны от капель крови руки
легки от вздохов облака
вращалось небо и молчало
и шол безумный как слепец
где вновь рождается начало
и всходит медленный конец