Лев Гомолицкий - Сочинения русского периода. Стихотворения и поэмы. Том 1

внушаеш песни золотые
опять прохладою зрачков
как будто я влюблен /в тебя/ впервые
а за спиной не тьмы веков
когда шумят и свищут звуки
провижу помню зрю: века
бледны от капель крови руки
легки от вздохов облака
вращалось небо и молчало
и шол безумный как слепец
где вновь рождается начало
и всходит медленный конец

двойною слабостью окован
я слушал смерти свист двойной
когда ко мне вошол мальчишка
с цикорий цветом где глаза
цикорий цвет мне первым солнцем
он отрочества воздух и
какой-то ангел светлоносый
совсем уж тут из детства всплыл
я позабыл сказать что это
случилось в мире где окно
дыша в лицо вскипало книгой
открытой полной сочных звезд
а впрочем м б не было
ни мальчика ни звезд ни книг
ни смерти ни меня ни воен –
как жалостно совсем не быть!

часы песочные орел
у ног и гемисфера в длани
провидящий незрячий взор
движенье мягковые лани
пермесски девушки у струй
ключа так гордыми перстами
будили в струнах вещий строй
их наша скудость не пристала
в их лицах холод вековой
а на твоих плечах пушинки
тебе же белые морщинки
между бровей загладил зной

человечьих уст реченье
львов пустынное молчанье
быков на пастбищах дыханье
орлов над безднами паренье
включающий миры
квадрат
где
славимы тысячекрат-
но
орлы крылатым ореолом
быки рогатыми бегами
львы пламенным безумных ловом
и устья мудрости устами

лев
взалкав
и гривой
меж туч и звезд
взметнув игриво
побрел средь звездных гнезд
зодиакальным дивом
и дева на пути ей – страх
когтей замашек рыка зева
а он: не бойся ева:
хотя мой страшен род
но не опасен
тебе ж несет
прекрасной
почот
вот ослеп
царь твари
он носит хлеб
прекрасной в даре
и молоко и сот
несет любезной Гебе
и лунный сыр и сонца плод
и любит отдыхать на небе
у милых ног и астролог
союз их созерцая
свой чертит гороскоп
а Мать мерцая
вонзает серп
в сияний
сноп

поругание сотворила бехове:
к хвосту лошади бога привязаше
Кыев бичует Новегород в Волхове
жезлом отринув бога причиташе:
плыви боже проч до сыта попише

волсви возста беху на острие мече
пояху их князь пытаху рекущи:
чем будеши днесь ещо волхв же рече:
аще сотворю чюдесные вещи
князь же выньми топор и паде
мертв вещий

шед святый муж и узре на чюди
камень стоит се – бог скотий
ему ж пламень
жив возжигают и мовь творят люди
жезл подъяше муж поразише камень
сокрушише и древом творях чюдо

но отринут рече бог: аз есмь
твой Дед внуче –
како отринеш ся – единство наше

испытан рече бог: несть чюда
смерти паче –
чюдо сотворил волхв смерть прияше

день умерший – день вновь воскресший
в навершии голубизны
я здесь тревоги страх понесший
за всех подобных нам за ны
высчитывающий зачатья
отмеривая смерти дань!
как воскрешонному начать мне
мой новый неизвестный день!
вот говорят – есть утешенье
даль зрению и сон для век
но живший в века крушенья
не верит в сушу! человек!

в воздушьи души облаков
окованы каймою медной
горе горят – а от оков
персты чернеют персти бедной

она ковала их и вот
за это скована навеки
повержена полуживет
и веком давит тьма на веки

живет на суше человек
и ничего о ней не знает
тягот исполнен весь свой век
о крыльях отдыха мечтает
но нету времени лиш сон
и тот забудется поутру
и гроб от люльки отделен
пространством в тесную минуту
как жизнь ценить и лиш конец
суровый гордый полновесный
ее решает: спит мертвец
в своей заботе неизвестной
б.м. мыслит: счастье ты
где жизнь и время примирили
где утвержденные мечты
в непринимающем их мире

ночь этой жизни провести
дай серцу с бодрствующей мыслью
ей м.б. дано вступить
с тобой на неземную сушу
чтоб из ума не иссушить
безмолвьем убезмолви душу
во глубь себя сведи свой ум
когда же вкусит средоточья –
от сих сердечных мест и дум
сам отдалиться не захочет

в час одинокий серый гость:
от груза согнутая трость
в руке – на лбу как змеи жилы
невидимой но явной силы
вокруг телесности венец
вошол как в жизнь входил отец
с библейским правом: опустился
на стул и вот в его ногах
я смертный темный отразился
в небесных дымных плоскостях

над жизни хладною золою
ладони голубиный взлет
и я небритою щекою
к сей ласке пахнущей смолою
и синей свежестью высот

лбом ощущая холодок
от окон белых вестью тленья
я знал: под миром бьет поток
всеогненного претворенья
тому кто смел в него вступить
и в таинстве стихий слиянья
остаться в прежнем виде жить
не страшны тления дыханья
за тем потоком есть предел
бессмертных: там лежит белкамень
на нем с рукописаньем дел
жена одета облаками
таинственно из мудрых строк
по глаголическим их склонам
начало и берет поток
сей бьющий в бесконечном оном

сновидец: часто в сновиденьи
я кем-то мудрым просвещон –
сон (запись): видел воскресенье
разверзли вещи недра лон
зашевелилось под ногами
вокруг из воздуха из стен
воскреснувшими мертвецами
вскипел развоплощонный тлен
тогда воскресшим возноситься
осталось – крестовидный взмах
от тел и платий отделиться
им помогал застывший прах
отпав от духов вознесенных
в земле личинками торчал
густея воздух оседал
теснимый стаей над вселенной
вскипавшей перстью из могил
проснулся в обморок в сознанье:
не жизнь ли то что смертью чтил
знак естества первоначальный
себе пределом полагал
краткомгновенный и случайный
не смерть ли жизнью почитал

Ни африканский бубен, ни свирель
в полях Непала пляшущего Кришны,
ни Кунг тсе, сна лишивший гонг, ни трель
распевных возгласов из древней Мишны,
ни хоровод, который водит лель,
бог жаркий, издали в апреле слышный –
стихам нас не учил. Наш пантеон
от Сумарокова: Омир, Анакреон.