Дмитрий Дарин - Поспели травы

Коля, куда ты так рано из дома
В такую темь?

Согласно приказу Крымвоенревкома
Остается последний день
Для регистрации добровольцев-офицеров.

Любимый, не ходи в эту зимнюю чернь,
Чего хорошего ждать от изуверов?
Сердце выпью ноет, недоброе чуя…

Расстреляют как шпиона, коли не явлюсь.
Фрунзе обещал амнистию, пойду я.
А если не вернусь…

Коля, милый, не ходи, заклинаю,
Уедем отсюда, исчезнем
Я пропаду без тебя, я знаю, знаю,
Как одинокая лебедь в небе вечернем,
Не смогу без тебя, сложу белые крылья,
И вниз, вниз до проклятой земли,
Где среди грязи и пыли
Мы друг друга уберечь не смогли!
Я не смогла… не удержала…
Ради меня – не ходи, милый!
Тогда на пристани – я ждала, я знала,
Что тебя от всего отмолила,
Что сухое сердце тобой напою,
Как луга с рассветом глотают росу.
Не ходи, останься, молю,
Я просто уже не перенесу,
Если снова тебя потеряю!
Не ходи, заклинаю!!

Не волнуйся так, Таня.
Они должны сдержать слово,
Солдатом солдатам данное.
Хоть мы воевали сурово,
Россия досталась им.
Я не смогу среди душ иностранных
И день притворяться живым.
Мы останемся здесь, любимая,
А если сложу голову,
Знать, звезда догорит моя,
И оплавится русым оловом.
Я должен идти, должен.
Жди меня, не грусти,
Тебя нет на свете дороже.
Все, Танюша, пусти.

Береги его, Боже!

Смир-р-на!!
Слушай сюда, контра!
Подходить по двое, не опускать морды,
Чтоб вашу сучью суть было наскрозь видно!
Первые – ко мне!
Так, кем служил у белых?

Солдатом, насильно… Грозились повесить…
Я б сам не…

Щас вы все… насильно, нет вам веры.
Солдатом клячил?

Так точно, рядовой.

Налево, значит.
Так, ты теперь. Кто такой?
Хотя по морде видно – благородие,
Тебе вон – в правый строй…

Да нижний чин он вроде.

Неважно, что не генерал,
Ты знаешь, Марченко, про установку
Крымского ЧеКа,
Из командиров, все кто против наших воевал,
ВСЕ подлежат расстрелу. А ты-то думал, как?
Следующие, подходи, шалавы!
Звание? Налево становись!
Ты – направо!

Погодь, погодь, я помню этого, кажись.
Лицо знакомо. Гвоздев! Точно!

Прикажешь тут торчать до ночи?
Ты знаешь его, так скажи,
Он разве рядовой?
По выправке видать сразу
Офицер, как есть строевой.
Так куда его, заразу?

Налево. Солдат он.
Был взят в плен под Ростовом.
Полез на рожон,
На разъезд нарвался, словом…

Налево так налево. Быстрей!
Следующие – ко мне бегом марш,
Я вас научу бегать, стервей,
Живей, а не то постреляем в фарш!
Налево! Направо! Направо!
Стоп!
Кто слева – грузить на Перекоп,
Конвой, выводи из ворот!
Остальным – отойти к канаве,
Щас посчитаем вас, сволот,
К едреной маме,
Разворачивай пулемет!
Крики оставшихся.
Это что же, братцы?!
Как же амнистия?!
Опричники!! Подонки!!

Самим надо было стреляться,
Мы от вас не ждали милости,
И вы не дождетесь, золотопогонники!!

Сдвинем головы,
Теперь нигде не безопасно,
Зачем нам рисковать напрасно,
Доносчиков кругом – как вшей,
Доложат сразу.
Чуть что – в железо, да взашей
До Тайного приказа.

И Цыклера[3] сказнили по доносу,
А Цыклер в Троицу пришел других поранее.
Былых заслуг Антихрист не вспомянет…

Вспомянет… на допросе.
Расскажешь, что и сам не знал.

На дыбе Цыклер показал,
Желал он Шеина иль Шереметева на царство.

Не нужно нам бояр. Оно – гнилое-то боярство.
Пока за морем царь, царевичу – престол.

Пусть лучше Софья правит государством.
Кокуй[4] – под нож, бояр – на кол.

Вернуть Голицына[5] из ссылки след.
И на Москве, и в Крым когда ходили —
Василий к нам всегда был милосерд.
А немцу русских разве жаль голов?
Вон сколько наших зря побили,
Как Франц Лефорт подвел стрельцов
Умышленно под стену под Азовом.
В местах, для крови самых нужных,
Вся наша состояла служба.
То иноземцы все – друзья Петровы.

А кто взорвал подкоп с стрельцами?
Немчин Адамка Вейде.
От немцев горше, чем от турка, беды,
Что Государь вознес над нами…
Расселась нерусь разная у трона,
А ты – терпи.

А ели мертвечину по степи —
Все по вине проклятого Гордона.
А как нас немец гнул в Азове —
Крутили всех в бараний рог,
Как каторжане жили, а чуть слово —
В ответ – батог.
Теперь загнали на границу
Аж к самой Литве.
Эх, был бы с нами князь Голицын,
Давно бы жили на Москве.

Житья и на Москве не стало.
Слыхать, бояре жалованье прячут,
Воруют да жируют, все им мало,
А люди плачут.

Народ весь стерся, обнищали…
Налог берут на печь, на пчел, на бани,
Да с погребов со всякой сажени по гривне —
Все на потехи той ехидне.
Народ за нас, вестимо.

Куда живет-то твой народ?
Все, подъяремный, мимо.

В Азове немцы, на Москве бояре,
В земле черви, в водах черти.
По году женок не видали,
Доколе же терпеть тоску?

Идти бы надо на Москву,
Царевне Софье бить челом —
На царство звать.

А что с царем?

Эх, кабы знать
Шестнадцать лет назад,
Что вырастет Антихрист из Петра,
Отведал бы волчонок топора —
Пошел бы за Нарышкинами в ад[6].

Так что с царем?

Брехают, сгинул царь за морем.

Какой он царь! Порушил православну веру!

Да тише ты! Не в поле.
Ори, да в меру.

Коль Петр объявится, в Москву не пустим,
Солдат же усмирим.
Боярам – сделать пусто.

На том и порешим.
Кто челобитную доставит?

Я хоть сейчас готов.

Зачавши дело, вместе и кончать.

Погодь, Проскуряков.
Поболее народа надо взять.

Зачем нам раскрываться до поры?
Хоть недовольны все, но сыщется собака,
Чтоб голову свою не класть на плаху —
Чужие подведет под топоры.
А Петр не привык считать голов.

Мой план таков.
Большим числом пойдем не к Софье —
Правительство о милости просить:
Вернуться к семьям, на Москве служить,
Бояре будут колебаться, хмурить брови,
Держать совет, ища поменьше лиха.
А мы пока письмо доставим тихо —
Так малое покроется большим.

А ежели правительство решит
Не в нашу пользу, что тогда?

Что за беда?
Стрельцы не будут колебаться,
Когда наступит срок.
Что думаете, братцы?

А план неплох.

Оно конечно.

Спаси, Господь, и вразуми нас, грешных,
Латинскую пресечь крамолу —
Свалить Антихриста с престола.