Дмитрий Дарин - Поспели травы
Из кольца вырывается небольшой отряд всадников во главе с Марченко. Кольцо сомкнулось, стрельбаутихает, раненых махновцев добивают штыками.
КрасноармеецТоварищ Марченко, тут раненый тяжелый —
Ихний командир.
Тащи сюда.
А, Каретников… Что, нагулял свинцовый жир?
Это вам не бандитствовать по хуторам,
В разноцветных поддевках.
Вы все уже истории хлам,
Как ржавая пустая винтовка.
Говорил же я вам – дайте срок,
И вся контра отведает свинца вволю.
Да, видно, вам уроки не впрок,
И Батьку вашего такая же ждет доля.
Прав был Задов, язык бы тебе сразу отрезать,
Но погоди, Махно еще в силе,
За ним народ, его вера крепче железа,
А тебе гнить в безымянной могиле
С комиссаром на пару.
Это мои хлопцы его завалили,
Так и передай своему комиссару,
Когда он тебя допросит на том свете.
Так вы его – в спину?! Тебя зарезать мало!
А то ты не заметил.
Что он говорит? Пахнет трибуналом!
Не зря ж ты на Сиваше отвернулся,
Как Марченко прицелился в затылок…
Ты на кого тут, контра, замахнулся?
Клевещешь на меня? Срубить ему загривок!
Кто-то взмахнул шашкой, отсеченная голова откатилась к ногам Марченко.
Марченко(топчет голову)
Вот так! Вот так!
Что теперь скажешь, безголовая падаль?
Чего замолчал, остряк?
Всем вам, как петухам, шеи резать надо,
Не моргнув бровью,
За лютую смерть наших товарищей.
Мы все зальем вашей поганой кровью,
Как в половодье заливает луга и пастбища.
Всем вам, всем улыбаться с виселиц,
Языком дразнясь в массы трудящихся,
От пролетарской мести нельзя скрыться —
Что пустой головой на меня таращишься?
Сбросьте это мясо в овраг,
Пусть нажрутся вороны и шакалы,
И мы нарубим еще, если этого будет мало!
Вот так! Вот так!
ЧАСТЬ 4. ИСХОД
1
Симферополь, внешний рейд, 14 ноября 1920 года. Генерал Врангель на катере обходит суда на рейде.
ВрангельГоспода генералы, офицеры, а также нижние чины!
Мы оставляем Россию с честью! Слава вам!
У нас больше нет любимой страны,
Но Родина всегда будет с нами, там,
Где на перекличку встанет белый полк.
Русская Армия, брошенная миром на произвол судьбы,
До конца исполнила свой воинский долг.
Мы плывем на чужбину для продолжения святой борьбы,
Но – не с протянутой рукой,
Как банкроты и нищие, мы смотримвперед смело,
С высоко поднятой головой,
И гордостью за наше белое дело.
Впереди – новые трудности и лишения,
Но нам ли бояться испытаний?
Мы потерпели жестокое поражение,
Но вера и Бог с нами!
И в наших сердцах – Отчизна
Пребудет завтра, как была вчера.
Последний раз – всем на «Херсоне» – смирно!
Да здравствует Русская Армия! Ура!!
В ответ раздается громогласное «Ура!»
ГвоздевПоручик, я, пожалуй, остаюсь.
Капитан, это ж верная смерть.
Я смерти не боюсь.
Ты спятил, Николай!
Два-три часа, и красные ворвутся в Севастополь,
С окраин слышен пулеметный лай —
Они берут последние окопы.
Ну что же, будь что будет.
Но здесь родимые могилы…
Да первый же казак тебя зарубит,
Или чекист повесит на стропилах,
Поверь мне.
А если повезет – останешься в живых,
Сгниешь в тюрьме,
Там, на туретчине, среди людей чужих,
Чужих узорчатых мечетей
Я все равно погибну от удушья.
Там даже паперть не найдешь при минарете.
Николай, Николай, послушай!
Я верю во Врангеля,
Мы продолжим борьбу вскоре.
Потуги жалкие…
Где видано – бороться из-за моря?
Не знаем мы России,
Бредем, не находя опоры,
На ощупь, как слепые…
И забрели в самую топь,
Все сгинем там вскорости.
Мы храбро били красную жлобь,
Но ненависть сильнее доблести,
Да и доблесть с окалиной…
Сказать по совести —
Каин победил Каина.
Что ж с Россией-то станется?
Подумать страшно…
Пойдет жидам в обслугу бесприданницей
За миску каши.
Хозяева, смерть плетью запустив в галоп,
Покончив с нами, будут мстить народу, —
Пока не выведут советскую породу —
По спеси – барин, по крови – холоп.
И, страхом расчеловеченные,
Новой веры неся пустой гроб,
Пойдут русские русских увечить,
Комиссаров взвалив на горб.
И ты желаешь все-таки остаться?
Тебе туман залез кокаином в ноздри,
Что ты, офицер, решил сдаться?
Капитан, вы это бросьте!
Под отбросами чужих звезд
Не будет счастья, я там застрелюсь.
Прощай, Паша, прощай, «дрозд»,
Я остаюсь.
Гвоздев скидывает шинель и сапоги, бросается с борта и плывет к самоходной барже.
ОфицерыКто это? Кто это?
Капитан Гвоздев!
Человек за бортом!
Да что там… Песенка у всех спета.
Стыдитесь! Вы офицер в конце концов.
Пусть плывет… раз гордый.
(кричит вслед)
Николай! Николай!!
Я говорил тебе про медсестру, про Таню,
Так знай,
В Орехове ее не было – там, на окраине!
Не услышал…
(говорит себе)
Прости, я хотел тебя взверить на красную рвань,
Чтоб в окопе ты бросил ныть.
Прощай, капитан,
И дай Господь тебе доплыть.
Быть может, прав Гвоздев,
И мы – сгнием в изгнанье?
Среди ненужных слов
И тщетных оправданий?
Да, Коля прав, в стране чужой
Глазам не пить из русской сини,
Душе не обрести покой,
И будет мне во сне Россия
Махать отрубленной рукой.
На возвращение надежды больше нет,
Остались честь… и пистолет.
Достает пистолет, приставляет к виску.
Офицеры, стоящие рядом, пытаются схватить Рассадова за руку.
Вы что, поручик!! Не сметь!
Отдайте револьвер! Дайте сюда!
Позвольте с честью умереть!
Прощайте, господа!
Стреляется, над ним склоняются офицеры.
2
Пристань Симферополя. С баржи выгружаются несколько офицеров, в том числе Гвоздев. На пристани в толпе мечется Татьяна.
ТатьянаКапитан! Капитан Гвоздев! Николай!
Коленька!!
Я не верю глазам!!
Татьяна?! Так как же, как же?
Рассадов мне такое рассказал,
Что не хочу говорить даже.
Я тебя не чаял увидеть в живых,
После Орехова…
Мне повезло – единственной из них.
Я не доехала,
Свалил сыпняк.
Минула чаша…
Рассеян в сердце мрак,
Искал я смерти под Сивашем,
Но, видно, для тебя, родная,
Меня Господь хранил.
Я снова оживаю,
Хотя давно себя похоронил.
Любимый, с тебя течет ручьем,
Ты весь продрог, горячий лоб.
Пойдем, скорей пойдем…
Нет, это – радости озноб,
И я готов, как юнкер, разрыдаться,
Соль слез с морской смешав.
Хоть офицеру распускаться
Не пристало… Боже, как ты хороша!
Здесь угол я сняла неподалеку,
Чтоб каждый день ходить на пристань
Искать тебя, мой синеокий,
Вглядываясь сердцем в серую стынь.
Сегодня под лед ушла было надежда,
И я бы за ней – в полынью…
Господи, чего же я стою,
Пойдем, тебе надо сменить одежду,
Я тебе приказываю как врач.
Слушаюсь! Таня, Таня, не плачь!
Все хорошо, все позади.
Я сдался в плен тебе, любимая… веди.
3
Симферополь, декабрь 1920 года
ТатьянаКоля, куда ты так рано из дома
В такую темь?
Согласно приказу Крымвоенревкома
Остается последний день
Для регистрации добровольцев-офицеров.
Любимый, не ходи в эту зимнюю чернь,
Чего хорошего ждать от изуверов?
Сердце выпью ноет, недоброе чуя…
Расстреляют как шпиона, коли не явлюсь.
Фрунзе обещал амнистию, пойду я.
А если не вернусь…
Коля, милый, не ходи, заклинаю,
Уедем отсюда, исчезнем
Я пропаду без тебя, я знаю, знаю,
Как одинокая лебедь в небе вечернем,
Не смогу без тебя, сложу белые крылья,
И вниз, вниз до проклятой земли,
Где среди грязи и пыли
Мы друг друга уберечь не смогли!
Я не смогла… не удержала…
Ради меня – не ходи, милый!
Тогда на пристани – я ждала, я знала,
Что тебя от всего отмолила,
Что сухое сердце тобой напою,
Как луга с рассветом глотают росу.
Не ходи, останься, молю,
Я просто уже не перенесу,
Если снова тебя потеряю!
Не ходи, заклинаю!!
Не волнуйся так, Таня.
Они должны сдержать слово,
Солдатом солдатам данное.
Хоть мы воевали сурово,
Россия досталась им.
Я не смогу среди душ иностранных
И день притворяться живым.
Мы останемся здесь, любимая,
А если сложу голову,
Знать, звезда догорит моя,
И оплавится русым оловом.
Я должен идти, должен.
Жди меня, не грусти,
Тебя нет на свете дороже.
Все, Танюша, пусти.
(вслед)