Дмитрий Дарин - Поспели травы

Но все-таки я верю, будем мы в Москве.
Здоровье кавалера ордена
Святого Николая Чудотворца,
Гвоздева – капитана, тоже Николая!

Возьми, Рассадов, стаканы на окне.

Но Врангель сможет все восстановить, хотя уже без донцев,
Они сражаться не желают боле.

Ведь их никто сражаться не неволил,
Им неделимая Россия не нужна, им нужен Дон,
Не зря Краснов с германцами якшался,
Урвать свое – всех смут один закон,
Каким бы лозунгом закон ни прикрывался.

Мне вспомнилось сейчас… под летний цикад звон,
Как шли из Бессарабии… Дроздовский кинул клич…
Нас было в Яссах восемь сотен, а тысячи пришли на Дон.

И крепко донцам помогли, заняв Новочекасск.

Тогда пасхальный был кулич
Солдатской кровью освящен,
Я первый раз был там контужен.

Да… сейчас все стало хуже,
Два года пролетели пулей, не прикончив дрязг,
Весь тыл кишит чиновней вшой, как при царе в Москве,
Все спекулируют, погрязли в воровстве,
Пост – средство, цель – навар.

Да как им не погрязть,
Для этих – все товар,
Тем болей – власть.

Чиновник – вечная густая грязь на сапогах России,
Как шельму, метит ими Бог несчастную страну.
Вот надо с кем вести гражданскую войну,
Но… не ходить же из-за грязи всем босыми…
В мундирах мародеры – все тащат – кто во что горазд.

Но Врангель наведет порядок в Крыме.

Бог даст, Бог даст…
Поручик, давайте лучше песню. Нашу.
Негромко только, Паша.

Эх, нет здесь фортепьяно.
Споем, как говорится, акапельно.
А может, пригласим Татьяну?
Для антуражу?

Паша, Паша…
Не нужно докторов —
Режим здесь все-таки постельный.
Давай-ка нашу – про юнкеров.

Собирайтесь, поручик,
Вставайте, корнет!
Нам опять на разъезды пора.
Постарайтесь получше
Дать белый ответ, —
Все мы были вчера юнкера!

Аксельбанты забудьте,
Забудьте балы,
Не забудьте примкнуть по штыку.
Беспощадными будьте,
Идя на валы,
Сея правду на полном скаку.

А над Россиею
Рассветы синие,
А по России всей —
Скрип сапогов.
Бредем мессиями
В расстрел босые мы,
И по России всей – скрип сапогов.

На кокардах горели,
Взлетая, орлы
Над глазами под цвет бирюзы.
Мы дрались, как умели,
За эти валы,
Не дожив до вечерней росы.

И в кромешной метели
Холопских штыков
Мы аллюром пошли – три креста.
Пулеметы запели,
От наших полков
Лишь две роты остались тогда.

Голубые петлицы,
Обычная кровь,
Что засохнет еще до утра.
А за нами станицы,
Тоска и любовь,
Долг и честь, господа юнкера!

А над Россиею
Рассветы синие,
А по России всей —
Скрип сапогов.
Бредем мессиями
В расстрел – босые мы,
И по России всей —
Кровь юнкеров.

Печальна песня ваша, господа… я…
Слушала, забыв про все, рыдая.
Хоть говорят, что слезы чистят душу,
От этих слез – больней страдаю,
Что сердце, словно дымом, душат.

Чего уж веселиться…

Однако же права была сестрица,
Я вас теперь уж оставляю,
Желаю крепких снов, хотя кому же спится,
Когда в глазах жара такая…

Давайте без намеков…

Все, умолкаю.
Что офицерам передать?

Ответ такой:
Подруга – ненадолго мне кровать.
Надеюсь – скоро в строй,
Не все ж вам без Гвоздева воевать.
Спасибо, что проведали…

Я Вам желаю, капитан, с постели встать скорее…
Татьяна – я вам отныне преданный слуга,
Честь имею.

Не жизнь мне дорога…
Привыкнуть несложно к смерти,
Больничный тыл – войны жнище —
Где из пней тел обрубков дерти,
В ослепших душ врастают пепелище.
Но, Таня, вы березонькой тонкой
Качаясь на яростном войны ветру,
Что воронкой кружит людские обломки,
Вы… Вы…
Пока со мной – я никогда не умру.

Опасность, слава Богу, миновала,
Вы пошли на поправку,
Как жаль – я не знала
Вас раньше… в той, мирной жизни.

Та жизнь, как подрубленный дуб, скинула листья,
Но корни всосались пиявкой
В серое мясо земли – чтоб новая нежность листами
Сумела шуметь в зеленях.
Коль победим – подам в отставку,
Чтоб эту нежность делить с вами,
В ваших навек утонув глазах.
Страх… без вас я обречен на вечный страх,
Что приходит затишьем после зла урагана.
Я путаюсь в словах…
Что скажете, Татьяна?

Поговорим, как кончится война,
А сейчас вам покой нужен.
Но я… не скрою… польщена.

Если вы не придете, мне станет хуже…

Приду позже,
Спите, набирайтесь сил.

О Боже,
Я раньше и не жил,
Прошу Тебя, оставь ее со мной!
Не дай переломить сердец веретено,
И если выжить мне все же суждено,
Я назову ее женой.

Эх туды да растуды,
Перекроем Перекоп,
Врангеля загоним в гроб,
Эх туды да растуды!

Эх туды да растуды,
Уж на ком нема звезды,
Недалече до беды.
Эх туды да растуды!

А ты пуля-то шальная, не летай, не летай,
Ты товарища мово не сбивай, не сбивай!
Враг, не жди хорошего,
Порубаем в крошево!

Так и сяк, перекосяк,
Кто не с нами, значит, враг,
И махновец и беляк,
Так и сяк, перекосяк!

Так и сяк, перекосяк,
Красной Армии кулак
Чует Врангель и Колчак
Так и сяк, перекосяк!

А ты пуля-то шальная не летай, не летай,
Ты товарища мово не сбивай, не сбивай!
Враг, не жди хорошего,
Порубаем в крошево!

Стой! Разойдись!

Командир, нашли схоронившихся гадов,
Тута, на окраине!

Это с госпиталя – раненые?

Долечить их пулей надо!
В расход белопузую сволочь!
Дай шашкой вдарю!
Окажем штыками первую помощь!
Давай гони их к комиссару!

Слушайте меня, я красный комиссар
Моисей Якобсон.
Я чищу Россию от старых бар,
Что давили всегда нас со всех сторон,
Как шею раба давит колода.
Эй, вы, посягнувшие на власть трудового народа,
Вы, кто хотели холеные пальцы сжать
На горле молодой свободы,
Она – вам не с офицерского борделя блядь!
Вы, наймиты мирового капитала,
На народ раззявили хищные пасти!
Итак!.. По приговору реввоентрибунала,
За сопротивление Советской власти
Я отдаю приказ – казнить. Казнить
Сурово, чтоб остальные до печенок запомнили!
Офицерам – срезать ножом под погоны кожу,
И звездами – гвозди в погоны вбить,
Чтобы все навсегда поняли,
Гнев народа – гнев Божий!
Вот единственный смысл православия,
Что из пятиглавых нужников прошлого
В новые души смердит до тошного.
Но пятикнижие – древней пятиглавия,
Нашим штыком под корень подкошенного.
Вот потому вы, золотопогонники чертовы,
Искупая грехи перед массами,
Будете истекать голубыми аортами
По воле рабочего класса.
Ну – пойте же «Аллилуйя»!
Пойте громче, хором,
Пока свежие парные струи
Не потекли из контрреволюционного горла.

Посмотрим, как пенится голубая кровица!

Небось как наша, рабочая – красная!
Кончай их, чего возиться!
Чего тянуть напрасно!

А что, товарищ, с сестрами милосердия?

Отдайте на потеху!

Бабам – отрезать груди и головы!
Пусть идее послужат жестокой смертью,
Низкая похоть – в борьбе за идею – помеха!

Комиссар, зачем так к санитаркам жестоко,
Не след красногвардейцам воевать с бабами.

Близоруко смотришь командир, однобоко,
Подстилки офицерские, они их снова ставят в строй,
Чтоб наши бойцы их пули ловили залпами,
Искоренять их под корень – мой долг… и твой!

Да на войне оно, конечно…
Но это – перебор, чтоб санитарки были казнены.

Командир, ты рассуждаешь политически беспечно.
Родство враждебному нам классу – уже залог вины,
Так говорит товарищ Троцкий – революции рупор,
Это – высшая степень защиты, здесь нет произвола,
Потому я буду засыпать трупами трупы,
Без разницы, какого пола!
А жалость твоя подозрительна, вредна, как болезнь,
Что лишает руку карающей силы,
А без силы ты революции бесполезен,
Как кулак с перерезанной жилой.