Дмитрий Дарин - Поспели травы

Здравствуйте, товарищи!

Грузовик с тобой? И что так поздно?

Ждали телеграмму из Москвы.
Тепереча нормально все.

Ну что ж, тогда начнем скорей
Пошел будить семью.
Не перепутайте, кто чей.

Ввиду того, что ваши родственники продолжают
наступление на Советскую Россию,
Уралисполком постановил вас расстрелять.

Что? Что?

Уралисполком приговорил вас к расстрелу.

Не ведаете, что тво…

«В ту ночь, как теплилась заря,
Рабы зарезали царя».

Левка, стяни копыта с лавки,
Иди доложь,
Поймали на потеху Батьке
Красную вошь.
Упирался, гад, плел про Интернационал,
Грамотник…

И шо?

Петро в рога прикладом дал,
Щас тихий, лапотник…

Да Батьке, чай, не к спеху.
В холодную его, родимого,
К офицерику – для смеху,
Пущай друг друга агитируют.
Утром доложу…

Щас свожу…
Жор, нема махорки?

Ты ж одолжился давеча уже…

Да не жидись ты, хмарно на душе.

Чуть шо – вы все до Жорки.
Держи вот. Пленный – рядовой?

Не, командир. Солдат евонных мы того – в расход.
Кисет за мной.

Ведь мы с Советами союзники навроде.

Петлюра, комиссары, белые… да их сам черт не разберет,
Свинец им всем – одно лекарство,
Шоб не баламутили в народе.
Пошел я. За махорку – благодарствуй.

Кто энтих будет сторожить? Не ты же, чай?

Петро и будет. Ну, бывай!

Вот сволочь же, махновский недобиток…

Кто будете, откуда?

Командир транспорта интернациональной бригады
23-й дивизии Марченко.
А ты, товарищ?

Гм. Товарищ… но только по несчастью.
Капитан Гвоздев Дроздовского полка, из добровольцев.
Взят в плен под Мариуполем.

Петро, що ты там робишь? Айда горилку пить.

Не… Мне энтих сторожить.

А шо вражин не порубали? Возиться с ними…

Дык Батьке офицеры для чего-то треба.

Кудысь они отседа.
Пошли, бутылочку обнимем.

И то. Но только недалече.
Пить на посту – то Батька не прощает.
Не убьет, так точно покалечит.
Михайло, значить, угощает?

Трофейный самогон – из красного обоза.

Ну ладно. Энти поскучають чуть пущай.

Пущай до завтрего покаются, стервозы!
Веселья будет им – хучь отбавляй.

Шашка-то заветная
В дело так и просится…
Тишина рассветная,
Конь храпит и косится.

Чует сечу жаркую
И погибель скорую.
Затянусь цигаркою,
Вспомню волю вольную.

Эх ты, батька Махно!
Помирать все одно!
А живем однова,
Чай жена – не вдова,
Горе, чай, – не беда!
Эх, прощай, голова!

Что ж ты, батька-атаман,
Пригорюнился в седле?
Али помирать пора?
Чует сердце – быть беде!

Или конь твой вороной
Раньше времени устал?
Кто погиб – тот не живой,
Кто живой – не помирал…

Али пика вострая
Нас поженит вскорости?
Обручит с безносою
Во родимой волости?

Сколько в поле не гуляй,
Сложим буйны головы.
Стременную наливай,
Да споем про ворона.

Эх ты, батька Махно…

Душевно, гады, поют.

То отходная нам.
Махно надолго пленных не берет.

Пытать начнут иль так убьют?

Расстреляют, если повезет.
Я слышал, офицеров жарят на кострах живьем.
У красных даже нет такого, простите, не до церемоний,
Здесь участь пленных схожа со скотом.

Как будто вы давали пленным волю…
За вами виселиц леса.

Мы вешали, а вы стреляли по подвалам…
Войны коса
Всех косит. Но озверенью должен быть предел.

Власть рабочих и крестьян прощает тех, кто осознал и сам пришел…

Вот завтра вам крестьяне и простят, поддев на кол.
И пуще всех стараться будет тот, что всех слезливей пел.
Тихо!

Пусти! Эти курвы… всю мою семью – под нож!

Не трогать пленников!!
Вы, хлопцы, что, объелись белены?!!

В капусту сволоту!! Петро – не трожь!!!

Спалили хату с жинкой!! За что их – без вины?!!
Как батю вешали мого, забыл?! Всех запорю!!

Да осади ты, говорю!!
Все батька завтра порешит. Один конец им – пуля.
Все, хватит пить. Идите спать.

Смотри, Петро, гадай, гадай, да как бы враз не прогадать…

Ты не пужай! Оглобли быстро развернули!
Я на посту, не надо баловать.
Кому сказал, идите спать!

Кажися, пронесло. Да, дисциплина та еще…

Ну, это как смотреть… товарищ.
Хоть часовой-то пьян, а дело знает твердо.

А все одно разбойна морда.
И батька их – бандит и тать…

Ну, это как сказать.
Я был контужен при атаке, мертв почти.
Махно велел меня не добивать,
Стоял, склонившись, куда-то глядя за зрачки,
Как будто втягивая душу
Ночным беззвездным взглядом.
В его глазах костер обычных чувств затушен,
Взгляд пуст, как дом, разрушенный снарядом.
Сказал: «Поднять! И только!»
И прочь пошел.

А как он из себя? Силен? Красив с лица?

Да нет, он не силен нисколько,
Тщедушный телом, лицо – бывает краше и у мертвеца.
Но взгляд его – как нож,
Исполнен жуткой воли,
Глазами крестит, словно мертвою водою…
Нет, это не бандит. Он – вождь.

Наш вождь за правду всех трудящихся стоит,
За эту правду помереть не страшно.
Для подкулачников продажных
И для Махно уже свинец отлит,
Нет, вождь – один. Ленин, вот кто!
И вас, буржуев, он возьмет за глотку,

Не лучше ль нам поспать?
Рассудят нас с рассветом.

Да это уж как пить дать.
Но белых и на том я свете буду бить, раз недобил на этом.

Не будем тратить жизнь на спор.
Начнет сейчас светать.

Ну, уговор так уговор.

Ну, сволота, молись!
Нарежем кожу на ремни!

Окстись!
С ремнями мы повременим.
Представтесь нам, и только.