Дмитрий Дарин - Поспели травы
(глубоко вздыхает)
Извольте, ваше величество.
Да позволено мне высказать и мнение мое, и многих
О неудачах в делах гражданских…
Николай кивком разрешает продолжать.
РузскийВам помешал понять Победоносцев —
Реформы все же неизбежны.
Понятно было все двенадцать лет назад —
Вы дали российскому народу Думу,
Но исполнительную власть решали сами.
И кто был выдвинут – какие люди?
Министр Плеве – держиморда и подлец.
Прости, Господь, что в этом тоне о покойном.
А губернатор Петербурга Трепов?
Ведь это он обязан был сказать всю правду
О Кровавом воскресенье, о расстрелянных рабочих,
Которых вы простили так великодушно,
А не возить покорных депутаций.
Тогда – двенадцать лет назад все началось, а не сейчас.
А как бездарно мы втянулись в войну с микадо?
Зачем, зачем не отдали японцам мы Кореи,
Которой нам не нужно вовсе было?
Когда Маньчжурия – почти в протекторате?
И вместо этого – мы сдали Порт-Артур,
Какой позор, какое униженье!
Вот вам и маленькая
Победоносная война. И для того лишь, чтоб Витте
Корею официально за Японией признал.
А заодно
И Сахалин, и Порт-Артур. Кто так готовился к войне —
Министр Куропаткин!
А кто готовил Родину к войне текущей?
Почтенный старец
Горемыкин, что имени не помнит, верно, своего.
За два с немногим года, что идет война,
Вы заменили четырех премьер-министров,
И что важнее – столько же военных.
От этого у нас «снарядный голод»,
И хоть сейчас полегче, но только эти люди виноваты,
Что мы от Кракова так откатились, отдав Галицию, Волынь,
Утратив Польшу и Литву, Курляндию опять же.
И потеряли миллионы человек, и лучших офицеров.
Предательством лишь можно это объяснить.
И в армии давно уж нижние чины толкуют,
Что, извините ради Бога, императрица замешана
В переговорах с кайзером. Не может немка, мол, добра желать России.
Что через покровительство ее «святому старцу», которого
Давно в народе «вором» кличут, посты в правительстве
Налево и направо распутинским кагалом продавались.
А заплативший служит не России – тому, кому платил!
Григорий – роковое имя для монархов…
(резко)
Достаточно!
Встает, Рузский встает тоже. Николай ходит по купе с минуту в молчании.
Вы говорите о министрах-думцах.
Но что это за люди? Ответственным нельзя быть перед Думой,
Которая не сможет никогда в себе самой договориться.
Ответственным быть можно только перед Богом.
Один он ведает и смысл пораженья, и цену всех побед.
Ошибки неизбежны – ни в войне, ни в управленье,
Но царь, помазанник, один лишь может интерес иметь – Россию.
Когда же власть на части распадется,
То распадется и страна – по интересам.
А главный интерес у Думы – править без царя.
Но вот куда же править?
И где же это видано, чтобы на судне, особенно военном,
Прокладывать маршрут голосованьем?
А мы сейчас – как раз такой корабль.
И в дни, когда блеснул маяк надежды на успех,
Когда причал и гавань уже видны,
Сейчас лишиться капитана?
К тому ж, не забывайте,
Ведь есть еще матросы, которые по праву
Потребуют участья в управленье кораблем.
Нет, нет, я не могу отдать на растерзание
И без того израненную землю.
И как наш великий предок, повторяю —
Не за меня, а за Отечество, врученное нам Богом,
Мы поведем войска к победе по весне.
Но ждать нет времени.
Как сообщают телеграммы с мест,
Власть в воздухе повисла, и оборваться может каждый час.
Уж лучше уступить правительство, но сохранить
Династию, Россию.
Вы предлагаете мне царствовать, не править,
Удел не самодержца, не царя,
Мои потомки – чем себя прославят, —
Что были ширмой для министров и ворья?
Вы предложили мне стать символом, но символом чего?
Парламентской России.
Но уж двенадцать лет, как нет самодержавья
В том абсолютном смысле, который так всех раздражал.
Уж сколько лет, как Дума контролирует бюджет —
Основу управленья. И то – к согласью редко приходили.
Теперь они хотят к тому же контролировать министров.
Все это будет лишь похоже на грызню шакалов вкруг трупа льва.
Двенадцать лет назад лишь Манифест об избирательных правах
Позволил сбить накал всеобщей забастовки и неминуемого бунта.
На этот раз грядет не бунт, а катастрофа.
Мы, ваши поданные, уверены, что и сейчас – последний выход – этот.
Для блага Родины, для целости России…
Ну, хорошо. Я должен взвесить…
Государь! Необходимо отменить
Задачу генералу Иванову. Польется кровь, и будет только хуже.
Ведь компромиссы будут невозможны. А если части
Перейдут на сторону восставших, то требования ужесточатся.
И я уже не говорю о том, что никогда еще в истории
Российские войска друг в друга не стреляли.
Все окончательно уйдет из-под контроля.
Сначала все-таки разумнее поговорить с Родзянко.
Наверное, вы правы.
Телеграфируйте, чтобы до нашего приезда
И до доклада лично мне мер не предпринимать.
Слушаюсь.
Выходит.
Николай(в задумчивости достает графин с водкой, наливает маленькую рюмку)
Ужель виновник я народного восстанья,
Ужель своих вождей чернь ставит над царем,
Царем, что избегал суровых наказаний,
И был рожден в день Иова-страдальца.
В годину тяжких испытаний преступен бунт вдвойне.
Не время для разбора и шатаний,
Когда забрезжил перелом в войне.
О предки! Вы в правленье славном
Пролили море крови – холопьей и боярской
Во властолюбье жадном,
Ужель силен лишь страхом царь?
Я ж не наказывал жестоко,
Россию я не усмирял,
Ужели так угодно Богу,
Чтоб я державу потерял?
Тут впору вспомнить «Годунова»:
«Кто ни умрет, я всех убийца тайный»,
Но совесть государя вашего – чиста,
И нету мальчиков кровавых,
И не тошнит, и голова – ясна.
Но правда и другое – «милости не чувствует народ».
И вправду, шапка Мономаха – тяжела.
Неужто мне не донести?
Я Думу дал российскому народу, но ненадолго
Воцарился в государстве мир.
Неужто нет конца уступкам,
Как нет конца амбициям людей,
Которые народ российский представляют?
Ну почему, Россия, ты – всегда
Врагу – трофей, своим – добыча?
И, получив добычу, развалив, расстроив управленье,
Они же первые умоют руки – простой отставкой.
И некому спросить.
Ведь назначали из своих, свои и для своих.
И через век так будет…
Такие люди связаны порукой крепче, чем ребенок пуповиной.
Что с ними станет, если царь не сможет боле
Державно управлять теченьем дел?
Кто будет армии и флота во главе?
Кто их в конце концов рассудит,
Какой свободы хочешь ты, народ российский,
Какую участь ты готовишь и себе и мне?
Инстинкты низкие и разум низкий,
Обман и трусость ныне на коне.
Ужель мне трон велик, ужель не в силах
Ни Алексеев, ни войска на что-то повлиять?
Но где же Рузский? Как невыносимо
Сидеть и милости холопов ждать.
Но если Рузский прав? И Алексеев говорит о том же.
Сбить недовольство, успокоить…
Ах, Боже мой, но как там Аликс? Дети?
Что скажет государыня, когда узнает?
Кто может мне помочь принять решенье,
Которое так круто все изменит? Не будет более
Державного монарха. Такого на Руси еще не знали,
Но, может, это правда выход? Спасти семью и Родину
Готов любыми я путями. Что эта власть – лишь бремя,
Особенно в годину войн и бурь.
Но не от войн пришло на Русь лихое время,
А забродила в русских душах хмурь.
Я поступаюсь бременем во имя мира.
Видать, так хочет Бог, что тут поделать…
Примерно через четверть часа входит Рузский с телеграммой.
РузскийГосударь! Получен телеграммой от генерала Алексеева проект
(пауза)
Манифеста.
Читайте.
«Объявляем всем верным нашим подданным:
Грозный и жестокий враг напрягает последние силы для борьбы с нашей Родиной. Близок решительный час. Судьбы России, честь геройской нашей армии, благополучие народа, все будущее дорогого нам отечества требует доведения войны во что бы то ни стало до победного конца.
Стремясь сильнее сплотить все силы народные для скорейшего достижения победы, я признал необходимость призвать ответственное перед представителями народа министерство, возложив образование его на председателя Государственной Думы Родзянко, из лиц, пользующихся доверием всей России.