Сергей Кречетов - Четыре туберозы

Глушь темноствольная сосен.
Тишь и янтарная мгла.
Цепью мелькающих вёсен
Жизнь прошумела, прошла.

В мире скитается Лихо,
Рыщет Лукавый без сна.
Странника на берег тихий
Скоро домчала волна.

Годы идут. И поныне
В мир запечатана дверь.
Любы Царице-Пустыне
Равно и схимник, и зверь.

Злоба растает, смирится
В радости розовых зорь.
Белка по келье резвится,
Бродит заботливый хорь.

Утро придёт. Над откосом
Стану я, руки воздев.
С хором лесным стоголосым
Древний сольётся напев.

Сосны — народ преклоненный,
Небо — лазоревый храм.
Солнце — светильник нетленный[83],
Пар над рекой — фимиам.

Вечер… И с радостью новой
Мерю я пройденный путь.
Знаю, в колоде дубовой
Время навеки уснуть.

Глушь темноствольная сосен.
Жёлтая каплет смола.
Только бы Вечная Осень,
Смерть, не забыла, пришла.

Медлит день в осенних панорамах…
Алой дрожью окна огневеют.
Смотрят деды в потускнелых рамах,
Что-то видят, знают и жалеют.

Я иду по длинной галерее.
Розовеют, теплятся колонны.
Сердце бьёт то тише, то скорее.
Звук шагов рождает отклик сонный.

Я один, один, как сокол в клетке.
Бой часов замедлен и негромок…
Между вами, сумрачные предки,
Я брожу, последний ваш потомок.

Вашим гневом рушились престолы,
Вашей волей открывались страны.
Где прошёл ваш путь, стонали долы
И следы кровавились, как раны.

Весь тот пыл, упорство и отвагу,
Весь тот блеск величий и хотений,
Словно поле грозовую влагу,
Принял я от прошлых поколений.

Но погас в бессилье и в изменах
Гордый сон былых великолепий.
Я лишь призрак в этих древних стенах,
Я лишь тень в полузабытом склепе.

Тает день в осенних панорамах…
Алой дрожью окна огневеют.
Смотрят деды в потускнелых рамах,
Что-то видят, знают и жалеют.

Кометы знак, как кольца змея,
Венчает небо. Так. Пора.
Лежу, недвижный, цепенея,
У охладевшего костра.

Великий день неслышно прожит.
Сомкнулось вечное кольцо.
Последних мигов не встревожит
Ничьё склонённое лицо.

Кругом взметнулись пики башен
И глыбы каменных громад.
В алмазах лунных изукрашен
Воздушных арок зыбкий ряд.

Суровый храм, как череп белый,
Глядит провалами очей.
Молчит парламент опустелый,
Молчит покинутый музей.

Эмблема равенства и братства
На них резцом иссечена.
Бери ненужные богатства,
Хранитель новый, Тишина!

И пусть всё то, чем люди жили,
Что слито яркостью племён,
Уснёт под слоем серой пыли,
В полёте мертвенных времён.

Я знаю, житель отдалённый
На тверди блещущих планет,
Влеком мечтой неутолённой,
Откроет вновь наш мёртвый свет.

И с вещей дрожью гость случайный
Пытливо стогны обойдёт
И наши муки, наши тайны
В страницах ветхих[85] развернёт.

Когда ж, тревожный и усталый,
Предастся сладостному сну,
К его челу, как атом малый,
Я, призрак ласковый, прильну.

Всё море радостей и болей,
Что было ведомо векам,
В него вдохну могучей волей,
Навек пришельцу передам.

И, приобщённый тайным звеньям,
Летя пространствами назад,
Снесёт грядущим поколеньям
Старинной жизни тонкий яд…

В иных мирах, осилив бездну,
Тысячелетий тёмных дверь,
Я, дух Земли, опять воскресну
Со всем, что умерло теперь.
 ……………………………
Застыла кровь. Текут мгновенья.
Мой взор смыкают цепи сна.
Мои пустынные владенья
Прими, Властитель Тишина!

Долги осенние ночи.
Ветер гудёт над оврагом.
Оползни облачных клочий
По небу тянутся шагом.

Жёлтые, тусклые травы,
Запахи листьев и прели,
Холод осенней отравы
В зове пастушьей свирели.

Нивы в безлюдном покое,
Красные кисти рябины.
В траурно-сумрачной хвое
Сеть золотой паутины.

Ветви в шуршащем уборе.
Блёклые краски заката,
Робкие, бледные зори.
Всё это было когда-то…

Всё это было когда-то…
Сердце не знает, давно ли.
Слёзы старинной утраты.
Слёзы ласкающей боли.

Осень взоры клонит,
Вечер свеж и мглист.
Ветер гонит, гонит
Одинокий лист.

Так и ты, забвенный
Лист в ночных полях,
Прокружишь, мгновенный,
И уйдёшь во прах[86].

Здесь венец прохладных елей,
Здесь источник, как хрусталь,
Здесь блистанье белых мелей,
Угасающих свирелей
Затаённая печаль.

Тихий вечер в чаще елей…
Жёлтый топится хрусталь.
Сонный ключ журчит у мелей.
В долгих жалобах свирелей
Глуше давняя печаль.

Кто там глянул между елей
Взором ясным, как хрусталь?
Бледный лик белее мелей,
Упоительней свирелей
Голос, нежный, как печаль.

О, я вспомнил! В чаще елей
Пело счастье, как хрусталь…
Потускнели пятна мелей,
Дрогнул звонкий зов свирелей
Это ты, моя Печаль!

Три девушки вышли в дорогу одне.
Три девушки знали о белой стране.

И годы сменялись, сменялись в пути.
А белой страны не найти, не найти.

Однажды спустилась вечерняя мгла,
И первая тихо, склонясь, умерла.

И скоро за нею в предутренний час
Уснула другая, и пламень погас.

Но третья молитву твердила одну:
Дай белую, Боже, увидеть страну!

И ночью глухою шепнули ей сны:
Ты вышла вначале из белой страны.

И правду ночную она поняла,
Закрыла лицо и, вздохнув, умерла.

О, Леты медленной темнеющие воды!
Едва тревожит гладь знакомая ладья.
Как сон, как краткий миг, прошли земные годы,
И вновь, седой беглец, сюда вернулся я.

И чувства яркие, и думы охладели.
Безбольно и светло в негреющей тиши,
В просторах без конца вздыхают асфодели,
И слабо шелестят речные камыши.

В который раз я жду, блаженный и усталый,
Под говор сонных струй, глядя на смутный дол,
Пока не заскрипят истёртые причалы,
И кормщик не возьмёт условленный обол.

И мнится, жизнь моя в её огнях и грозах,
Блистая и гремя, затем лишь протекла,
Чтоб в этот миг стоять, склонясь на пыльный посох,
И слушать дальний плеск неспешного весла.

Неподвижны луны золотые рога,
                И пустынны кругом берега.
Я гоню по волнам расписную ладью
                И протяжную песню пою.

И внимают мне рощи развесистых ив,
                Над водою венцы наклонив,
И упруго ладья рассекает, шурша,
                Серебристую грудь камыша.

На зелёном лугу, на крутом берегу,
                Притаились, белеют кресты,
Но причалить туда не хочу, не могу.
                Там уснула, о, милая, ты.

Ты в безгорестный край улетела, любя,
                Уплыла в гробовом корабле.
Но навек одному, без тебя, без тебя
                Мне не жить на цветущей земле.

Много долгих часов, много тихих ночей
                Я проплакал над белым крестом,
Но сегодня иной, одинок и ничей,
                Я плыву на челне золотом.

На весле — жемчуга. Правлю твёрдой рукой
                Я туда, где черней глубина.
Будет радостный крик, будет плеск и покой,
                Будет смерть моя сладко-вольна.