Марина Гельви - Там, где папа ловил черепах
— Я? — ударила себя в грудь Ярошенчиха, — По-бой-тесь бо-га, бог все ви-дит!
— Ну хватит, — сказал инспектор. — Если все вы в трехдневный срок не уберете эти кастрюльки-мастрюльки, райсовет оштрафует домохозяина.
— А я при чем? — вспыхнул дядя. — Я врач, а не дворник!
— Постой, Эмиль, не горячись, — сказал папа. Он тоже вышел во двор. — Это общее дело: Тбилиси соревнуется с другими городами.
— Вам известно о соревновании? — спросил инспектор у женщин.
— Нет.
— Гости к нам приехали, — просиял инспектор. — Гости из других республик. А если захотят посмотреть наш район? Представляете, какой позор будет?
— Не придут они сюда.
— На это надеетесь?
— Конечно. Что тут смотреть?
— Хватит. Будете поднимать гай-гуй, всех оштрафуем.
Комиссия пошла в следующий двор, а наши женщины начали разбираться, кто первый устроил у своего порога кухню. Хватило на полдня. Только после обеда наступило во дворе затишье, мы залезли под галерею. Стучали киркой без страха — радио над нами передавало концерт.
— А что я вспомнила! — прошептала Надя.
— Что?
— А помните, бабка Фрося про племянника Ярошенчихи рассказывала? Он вором-рецидивистом был. Помните, она говорила, что вор, когда убегал, бросил золото в колодец? Так вот тот клад не в колодце засыпанном, а под комнатой Ярошенчихи! Потому туда и ход замурован!
Мы ахнули: а ведь правда. Как это мы сами раньше не догадались? Работа пошла еще быстрее. Терпенья не хватало ждать, пока увидим, что там, в подвале. Наконец удалось пробить небольшую дырочку в степе. Стали в нее заглядывать.
— Там какой-то свет!
— Ой!
— Откуда он?
— Да это же из кошачьего отверстия!
— А, правильно.
Надя смотрела в дырочку дольше всех и прошептала в страхе:
— Там кто-то дышит.
— Дышит?
— Не смейтесь. Я читала. Остались еще кое-где на земле допотопные чудовища. Может, одно такое живет там, и живет, и живет…
В тот же миг Люба и Вера бросились на четвереньках к лазу, остальные за ними, вывалились друг за дружкой в сад, выломав при. этом еще две доски из цоколя.
— Дураки, — встав и отряхнувшись, сказал Алешка.
Отдышались. Ленька есть захотел, пошел домой, Надя, Люба и Вера тоже почувствовали голод. Ушла и Люся.
— Неужели и ты боишься? — спросил Алешка.
Игры с тетей Аделью в смелость отучили меня от страха перед темнотой. Ведь потом мы куда только не лазили! Мы бегали с Белкой по горам до самых Соленых озер, где не было ни души, залезали в широченные отводные трубы, проложенные в оврагах, и ползали по ним из конца в конец. И повсюду «уроки» тети Адели служили нам верную службу: не было у нас страха перед сверхъестественным. Остерегались мальчишек, цепных собак, стада коров, сторожей. У них были ружья с патронами, начиненными бертолетовой солью, и хоть мы ни разу не видели человека, который бы пострадал от этого, обходили этих сторожей за версту.
— Пошли копать, — сказал Алешка. — Пока налопаются, последний камень выворотим.
Он первый полез под галерею, я за ним. Орудуя зубилом и ломиком, быстро расшатали и вытащили последний камень. Отволокли в сторону. Перед нами зиял узкий ход в подвал.
Алешка знал: ему лезть первому. Молча зажег спичку. Со двора, как из далекой дали, донесся голос бабки Фроси:
— Алешка, паразит, а ну быстро домой! Вот погоди, отец придет!..
В это время Алешка осторожно протискивался между острыми краями камней. Спичка в протянутой вперед руке потухла от какого-то затхлого, неизвестно откуда Дунувшего ветерка. Алешка испугался. Дернулся назад и застрял плечами. В этот момент я услышала какой-то шум, оглянулась — из сада глядел в темноту подполья дядя Эмиль.
— Скорей лезь, быстро! — приказала Алешке. — Ленька нас выдал!
Я ткнулась в ноги Алешке, он рванулся вперед и повис по пояс над серой мглой. Я опять надавила на пятки. Он свалился куда-то вниз, не успев вскрикнуть, ударился арбузообразной головой о землю. Я проскользнула вслед за ним, упала, он помог встать, присели, замерли.
А в саду уже стоял говор. Голоса доносились до нас приглушенно и потому казались не страшными.
— Алешка, вылезем?
— Да ты что? С таким трудом пробились сюда…
— И теперь все равно попадет, правда?
— Конечно. Давай скорей подвал осмотрим. Где тут клад? — он зажег спичку.
— Они спички зажигают, спички! — заорал в саду Ленька, и сейчас же к его голосу присоединился вопль Ярошенчихи:
— Батюшки! Они мою квартиру спалят!
— Мы вас не накажем! — пообещал в кошачье отверстие дядя Эмиль. Чтобы сделать это, ему опять пришлось лечь на землю. — Вылезайте сию минуту!
— Дядя Эмиль, подождите, — крикнула я. — Нельзя же, чтобы богатства просто так в земле лежали! Мы вам тоже дадим золото!
— Не зажигайте спички — будет пожар! — крикнул дядя Платон.
О, значит, весь двор на ногах.
— Я сейчас электрический фонарик принесу, я для школы купил! — услыхали мы удаляющийся голос папы.
Через две минуты новенький электрический фонарик упал к нашим ногам. Он работал отлично. Мы осмотрелись. Это была четырехугольная, хорошо вытоптанная комнатка. Вдоль степ приступки шириной в ладонь. Земляной пол тщательно выметен. На земле под кошачьим отверстием ворох обгоревших газет. Откуда они? Ах да! Мы их сами сюда набросали. На приступке у противоположной стены Алеша заметил старинный коробок со спичками. Такие сейчас не выпускают.
— А смотри! — я подняла с пола коробку. В ней были патроны.
— А на полу их сколько, Ирка!
— Алеша, газета!
У самой стены в углу лежал обрывок отпечатанного на типографском станке листка. Мы осветили его фонариком, расправили и прочли на самом верху: «Кавказский союз Российской соц. — дем. рабочей партии».
— Ирка!
— Здесь прятались революционеры!
— Да!
— Вылезайте немедленно! — крикнул в кошачье отверстие дядя Эмиль.
Мы, не помня себя от счастья, закричали:
— Здесь были революционеры!
— Что, что? — не поняли в саду.
— Революционеры!
Дядя Эмиль совсем вышел из себя:
— Вылезайте, а то я вам в таких революционеров поиграю!
— Он глухой, — сказала я.
Алешка засмеялся, крикнул:
— Сейчас!
Но конечно же он после прихода отца не чувствовал бы себя так уверенно, если бы не замечательные находки.
Осмотрели потолок. В углу у задней стены белели три новые доски. Сейчас в комнате Ярошенчихи над тем местом стенная печь. Значит, тайный ход был под печью, а может, печку в те времена еще и не сложили.
В подвале ничего больше не было, да мы и не искали: где прятались революционеры, ни о каком золоте не может быть и речи. Одно другое исключает, это мы знали твердо и потому решили выбираться.
Я первой вылезла под галерею, за мной Алешка. Он опять застрял плечами между камней, а Белка тут как тут: воспользовалась редким случаем и, радостно повизгивая, старательно облизала ему все лицо. Он смеялся и. плевался, я, оттаскивая ее, задыхалась от хохота, а в саду вообразили, что мы над ними издеваемся.
Наверно, нас хотели разорвать на части. Мы выползли и встали на ноги. Они к нам с кулаками, а мы им патроны, листовку, спички:
— Вот.
Дядя Эмиль схватил спички, дядя Платон — патроны, папа — листовку. Начал читать, глаза вспыхнули:
— Товарищи, это листовка!
— А?!
— Да, да, послушайте!
«Последние телеграфные известия.
Решительный бой с самодержавием начался. Железная армия рабочих выступила на поле брани сомкнутыми рядами с непоколебимой уверенностью в победе. Да, близок, близок час победы! Долой самодержавие!
Да здравствует вооруженное восстание!
Тифлисский комитет».
Про нас забыли. Стояли и молча торжественно переглядывались.
— В каком же году это было?
— Да, правда, в каком году?
— Перед первой русской революцией?
— А может, перед Октябрьской?
И все начали старательно припоминать, кто из прежних здешних жителей мог быть тем революционером.
Мы с Алешкой чувствовали себя так, будто мы сами революционеры. Притихший Ленька подошел с каким-то вопросом, но мы на него даже не взглянули. Интересно, как раньше поступали революционеры с подобными предателями?
Коля подошел и крепко пожал нам руки.
— Так или иначе, дорогие, — обратился ко всем папа, — а эти находки мы несем в музей.
— Конечно, конечно.
На другой день я, папа и Алешка пошли в музей. Мы волновались, но там нас немножко расхолодили. Им хотелось, чтобы было найдено что-либо посущественней.
И все же Они пообещали прислать комиссию и фотографа. Вернулись на Лоткинскую.
— Товарищи! Нужно подготовиться к встрече комиссии и фотографа!
— Придут?
— Конечно.
— Когда?
— Скоро.
