Людмила Сидорофф - Любовь, Конец Света и глупости всякие
— Кто это «мы» и какое решение? — прошептала вторая голова.
Драконий шепот, между прочим, еще то явление: будто по алюминиевому желобу с крыши двадцатисемиэтажного дома сбросили полтонны гравия. На шум обернулись гномы.
— Эй, чуваки, а вы че там стоите, как сироты казанские? — крикнул кто-то, узнав магических собратьев (и сосестер). — У нас весело, идите сюда, выпьем по рюмочке, потанцуем!
Но Боги проигнорировали приглашение.
— Да ну их в баню! — послышался Васин голос. — Какое с ними веселье? Чересчур много Здравого Смысла. Кстати, кто-нибудь видел, как они возникли тут? На такси, что ли, приехали?
— Гы-ы-ы! На верблюдах! — пошутил другой гном.
— На каких верблюдах? Не вижу верблюдов! — не понял Вася. Но другие гномы уже подхватили шутку:
— На разноцветных кобылах!
— На тройках с бубенцами!
— Прилетели со стаей гусей-лебедей!
— Да прям, прилетели… Рожденный ползать — сами знаете что! Эти кротами проползли под землей!
— Ай да ну вас! — плюнул главнокомандующий и уставился на небо, грозя кулаком проекции, в которой у всех на виду рядом с усатым Осей куролесил Васин нахальный сын.
— Значит, так, — обратился к дракону старик с бородой, демонстративно повернувшись спиной к толпе пьяных гномов. — Сейчас мы возьмем всю Магию, которую вы породили этим нелепым парадом, и осуществим с ее помощью Конец Света.
Нелида увидела, как вторая драконья голова собралась возразить и уже пасть открыла, но, наверное, Бог решил, что шептать с диким грохотом неудобно, и перешел на язык Богов. В ее сознании одна часть диалога отражалась фразами, другая — картинками, но удивительным образом она понимала каждое «слово».
«Вы с ума сошли? — тут же прочла она его первую мысль. — Похуже решения принять не могли? Вы Боги или враги народа? Эту Магию нужно направлять на спасение, а не на разрушение!»
«Спасение кого и чего ради? — так же, не произнося вслух ни слова, спросил невзрачный Бог с лысиной. — Все, что мешало нам осуществить Конец Света естественным образом, — это те жалкие проявления Магии, без которых люди тут жить не могут: пробки, драки, привидения, тараканы, необязательность, нарушение обещаний…»
«Тоже мне, благодетель человечества, — перебил другой Бог со странной прической и, прищурившись, посмотрел на дракона. — Ты лишаешь людей возможности благополучно, быстро и без мучений, скончаться и возродиться к жизни на другой, уютной планете. А в качестве бонуса сам же, скорее всего, и наполняешь их жизнь тараканами».
«Это Лукьян, — шепнул Бог Нелиде. — Его народ поклоняется солнцу и свету. Тараканов он однозначно относит к тьме и потому испытывает к ним легкообъяснимое отвращение».
«Тараканы — цветочки по сравнению с тем, что станет с Землей, если ее сейчас не уничтожить, — высказался старик с бородой, про которого Бог успел прошептать Нелиде, что его имя Амвросий. — Клопы, мухи, холера, чума, голод, смерть многих ныне живущих и прочее, что принесет с собой война, революция или другой встречный пожар. Ведь ты об этом, кажется, только что говорил своей дочери?»
«Говорил, — подтвердил Бог. — Но помимо людей, души которых мы спасем, есть несчетное число душ, спасти которые будет невозможно, если Конец Света наступит, — одна из драконьих голов кивнула в сторону гномов. — Разве мы не обязаны возлюбить ближних, как самих себя?»
— Возлюбить самого с-себя — это п-про онанизм что ли? — нелепо осклабился лысый.
«Это Филимон, — тихонько сказал Бог Нелиде. — Он всегда считал, что в любви понимает все».
— Любовь мы тут исследовали хорошо, — вслух сказал другой Бог ртом толстой «клетчатой» тетки в шляпе горшком.
«А это Евстахия», — услышала в своей голове Нелида, но узнать что-либо еще о ней не успела, так как тетка, покрывшись красными пятнами, затарахтела:
— Любовь — это скучный и нестабильный, хотя и ритмичный процесс, в котором можно использовать разные органы или приборы, — Евстахия запустила руку под юбку и продолжала трындеть, почесываясь. — Если делать это под музыку, можно даже получить удовольствие, мне, впрочем, больше понравились танцы.
— И последствия, ужасные последствия! — воскликнула молчавшая до сих пор дама во всем черном и розовом с ресницами невероятной длины. — Я была уверена, что все контролирую, но в какой-то момент мы с юношей Димой потеряли контроль, и теперь во мне растет человеческий ребенок!
«Пантелеймония! Мои поздравления вам и Диме, — обнажил в улыбке зубастую пасть дракон. — И что, вы тем не менее хотите Конца Света? Материнская любовь — сильный источник Магии, а маленькие дети — вообще генератор, — он показал кивком на небо, где продолжали вести свой веселый репортаж ни о чем не подозревающие Гриша и Ося.
***
Ди постепенно привыкла к полету и даже пробовала расправлять руки — они трепетали на ветру, словно крылья, за плечами развевались ее длинные волосы, и все тело будоражила необыкновенная легкость.
— А летать-то, оказывается, очень здорово! Ты сама научилась или от рождения такая?
— Меня… научили, — улыбнулась Варвара грустно и, словно споткнувшись, провалилась в воздушную яму, увлекая за собой Ди и гнома.
— Лети прямей, ведьма! — взвыл Еремеич. — А то весь подол тебе заблюю! И с направления не сбивайся, нам сейчас чуть левее!
Ди обхватила Варвару за пояс.
— Ты ведьма? На самом деле?
— Не знаю. Возможно, хотя ведьмы колдуют, а я могу лишь в присутствии Оси. Скорее всего, он сам и колдует, один или вместе с Гришей. А я только летать умею, когда вокруг Магии много.
— Магии щас зашибись сколько! Любая корова взлетит, как пушинка, ты лучше держи курс на север! — выкрикнул Еремеич. — Вон перед нами большой костер, видишь? А от него через дорогу — дом, в котором сегодня свадьбу играют.
Ди посмотрела, куда показывал гном, а потом вверх и увидела, что Ося и Гриша вдруг перестали дурачиться. Их проекция помутнела и начала расплываться по небу, теряя контуры, а потом на их месте…
— Варвара, смотри, это же...
***
Блаженная улыбка Мадонны тихо таяла на губах Пантелеймонии, но она продолжала смотреть на небо, где вместо столь милых малышей возникли две совершенно иные фигуры.
— Прекратим пустой разговор, — возвысил голос старик Амвросий. — Ваша проповедь о любви, Бог, чье имя нельзя называть, уже давно не имеет успеха. Попытки были, как видите, и без вас. Земляне любить не умеют, достаточно взглянуть вон на тех двоих, — он показал пальцем в небо. Опустил руку. Осмотрел присутствующих из-под густых бровей. — Что ж... Мы забираем всю эту Магию и…
— А может, еще раз проголосуем? — взмолилась вдруг Пантелеймония. — Мистер Джон, например, был против, он даже не явился на поле...
— Так давайте проголосуем, — снисходительно отозвался Амвросий с нотками «А что толку-то?». — В конце концов, я всегда был сторонником демократии. Кто за Конец Света? Кто против? Что же, Пантелеймония, воздержавшихся, как видите, среди нас нет, так что вы в меньшинстве с Мистером Джоном. А за вас, коллега, я искренне рад, — добавил он, повернувшись к дракону. — Вы сейчас с нами отправитесь, или...
«Мне нужно еще побыть здесь немного…»
— Хорошо, как изволите. Тогда до свидания. Увидимся после Конца Света. Ну что, приступим?
Статуэтки
Странные вещи творились на Спиталфилдс-маркете нынче в обеденный перерыв. Здесь и раньше происходили интересные мероприятия: то на открытой площадке актеры-любители представляли авангардные шоу, то клоуны, кривляясь, маршировали мимо прилавков, торгующих униформой полицейских и медсестер, мимо киосков с фруктами, булками, рахат-лукумом, орехами, семенами петуний и роз, мимо книжных и прочих лотков, заваленных антикварными ложками, подшивками «Dames and Horses»[164], виниловыми пластинками, граммофонами, пестрыми статуэтками и хламом, найденным на чердаках. А иногда по пятницам часть павильона заполняла оркестровая медь, и пожилые пары, стараясь не сбиться с ритма или не упасть (не дай Бог), танцевали фокстрот неуверенными шажками. Для строгого Сити все это было и впрямь необычно, но нельзя сказать, чтоб из ряда вон. А сегодня выступающие будто с ума посходили от какой-то неведомой радости. Музыканты, они же клоуны, да к тому же все — лилипуты, исполняли джаз, маршируя с неподъемными сузафонами, тубами и барабанами. Следом плясали парочки: жизнерадостные старушки разрезали воздух свистом шелковых платьев в стиле тридцатых годов и вертелись в сальто-мортале; их ловили бойкие юноши и танцоры среднего возраста в деловых костюмах при галстуках (будто только что вышли из офиса). Статуэтки на захламленных лотках оживали, махали ручками и тоже пускались в пляс.
Танька радостно улыбалась: пусть все эти танцоры были плодом ее фантазии, но почему бы не дать ей волю, если настроение под стать? Можно было представить также, что плясали не только старушки, лилипуты и статуэтки, но еще, например, еда на тарелках работников Сити, пришедших на Спиталфилдс, как обычно, съесть что-нибудь на ланч. Еда себя ждать не заставила: тотчас куриная ножка запрыгала перед открытым от изумления ртом делового вида мужчины, а перед другим — треска на тарелке с картошкой фри затанцевала, хвостом завертела, словно кокетка из кабаре.
