Людмила Сидорофф - Любовь, Конец Света и глупости всякие
***
На пустой Пушкинской площади Варвара и Ди безумными глазами смотрели на беснующихся в небе мальчишек. Там же, вокруг свадебного «роллса», бегали еще двое — Варвара узнала их сразу. Противный тип в черном костюме при галстуке явно был женихом, с лицом ни дать ни взять как у того Любимого, что она в своей сказке изобразила; ну а с невестой и так лично трижды встречалась. Только про то, что эти двое жениться собрались, она сочинить не успела еще — они ее опередили.
«Похоже, герои из сказок переходят в реальность, стоит о них только по клавишам отстучать, — подумала Варвара, — а дальше живут самостоятельно». Или кто-то успел уже по ее сюжету кино снять, что было бы более правдоподобно, если бы фильмы всегда на небе показывали и если бы не было там Оси и Гриши.
— И что теперь делать? — хватаясь за сердце, спросила Ди.
В растерянности Варвара лишь разводила руками да озиралась по сторонам, словно искала там ответ на вопрос. Взгляд остановился под урной, где, укрывшись обрывком «Вечерней Москвы», головой на рваной пачке «Примы» валялся лыка не вяжущий гном. «А гномы могут соединяться мысленно на любом расстоянии», — вспомнила вдруг Варвара и осторожно нагнулась.
— Простите за беспокойство, но вы случайно не знаете, где сейчас находится вон тот гномик?
Пьянчуга приоткрыл один глаз, потом второй, посмотрел недовольно на женщину, тычущую пальцем в небо, прищурился и громко зевнул:
— Допус-с-с-тим зы-знаю… Но я это… с-с-спать хочу.
Захрапеть снова ему не удалось, так как в тот же момент его схватила Ди и, зажав в кулаке, хорошенько тряхнула:
— Где? Говори сейчас же, где он? Где Гриша и мой сын?!
— Ой, жен-счина! — взвыл пьяный гном. — Я те чё, погремушка? Ну-ка бр-рысь, а то щас как палец откушу! — и он попытался открыть шире рот, но сразу закрыл его, оказавшись в руке Варвары, сменившей тактику разговора:
— Мужик, третьим будешь?
Гном скривил сконфуженное лицо, очевидно, пытался осмыслить вопрос. Она положила его обратно под урну:
— Ну, если не хочешь, не надо, валяйся тут.
— Третьим буду! — шатко поднялся на ноги гном. — Куда идем?
— Вон на ту свадьбу, — Варвара кивнула на небо. — Летим.
Поле
Гном Еремеич закрыл глаза. За три минуты полета хмель из головы улетучился, но она все кружилась, словно бешеная юла, и муть подкатывала к горлу, когда трое летящих высоко над землей наклонялись то вправо, то влево или покачивались вверх и вниз. Знал бы, что эта баба ведьма, просто за палец бы ее подружку укусил, а потом удрал в канализационный люк — и пусть искали бы себе другого гнома, который на свадьбу лететь согласился бы да еще показывать им дорогу. Но Еремеич опомниться не успел, как из-под урны его подхватила большая ладонь — и вот он завис в ней на высоте сотни метров, где укачивало хуже, чем в кукурузнике, и боялся пошевельнуться, чтобы ненароком не вырвало.
Плохо было не только ему: подружка, которой он чуть было палец не откусил, даже визжать начала, когда втроем они взмыли в воздух. В шею ведьме вцепилась — та заорала: «Ди, ты задушишь меня! Держись за пояс! Не бойся, я вас с гномом не уроню!» Пусть только попробует уронить, разве что если ей жизнь не дорога или подружку не жалко. Еремеичу от падения с такой высоты физического вреда не будет — он ведь гном, существо магическое, но уж ведьме припомнил бы, если что; а вот от подружки лишь лужа крови останется, костей точно не соберет! Что за дурацкий способ передвижения? Попросили бы по-человечески, Еремеич нормальный маршрут показал бы: тут всего час гномьей железной дорогой. Или примерно столько же на большом метро; свадьба, на которую им лететь приспичило, неподалеку от гномьего массового гулянья.
***
Веселье шло по полной программе: гномы, радостные и возбужденные, развели в поле огромный костер и танцевали вокруг него шим-шам, линди хоп, пели многоголосым хором, пили что-то небезалкогольное. Звучали громкие тосты: «За победу, бля!», «За маму Магию!», «За ее вечное торжество на Земле!», «За хуяк Здравому Смыслу!» Ну и потом уже всё, как у нормальных людей: «За здоровье присутствующих дам», «За то, чтобы ффсе», «За мур-р во усём мир-ре», а также «За войны и революции».
«Войны и революции? Это они о чем?» — спросила Нелида. От парадного чешуйчатого мундира Бог не спешил избавляться по какой-то странной, ему одному известной причине — дракон лежал неподалеку от многочисленной гномьей толпы, и их многошумное празднество, кажется, волновало только одну — Нелидину — голову.
«О том, что после такой вспышки Магии надо ждать революции или войны», — лениво ответила вторая голова. Вслух между собой головы не разговаривали, и мысли хоть и продолжали поступать в сознание Нелиды прямым потоком, воспринимались как-то менее внятно, чем раньше, до превращения в дракона, что раздражало ее неимоверно.
«Ты шутишь?»
«Отнюдь. На обреченной планете, где Здравый Смысл давно затмил Магию, такой всплеск — это хуже, чем пожар или другое стихийное бедствие. Погасить его можно лишь встречной стеной огня, слабенький костерок не сгодится, нужен равносильный шквал, устремленный навстречу стихии. Встречный огонь превращается в катастрофу, в войну или революцию, потому что под его воздействием люди теряют человеческий облик, страдают, испытывают сильнейшие эмоции, часто направленные на разрушение, вожделеют и ненавидят».
«Как же так? Мы боролись за то, чтобы Конец Света предотвратить, а напоремся на войну?» — спросила Нелида, не веря словам Бога.
«Напоремся. Но лишь как на временное явление. Сначала столкнутся стихийный и встречный пожар, и будет всё comme a la Guerre[163]: пламя пойдет стеной на стену, будут гореть дома и деревья, переплетаясь огненными ветвями, бури, смерчи, взвивающиеся к небу столбы черного дыма…»
— Ужас! Ужас! — закричала в голос Нелидина голова. Кусок пламени выплюнулся из пасти дракона, угодив в праздничный гномий костер, полчище искр взметнулось к небу красно-оранжевым фейерверком.
— Едит твою ма-ать!! — одобрительно завопили гномы, захлопали в ладоши, засвистели и заулюлюкали от восторга, как толпа перевозбудившихся анархистов. Несколько звонких голосов тут же подхватили: «Взвейтесь кострами, синие ночи!»
«Вот так примерно и будет, ага, отличная иллюстрация в миниатюре, — похвалил Бог. — Кому-то ужас, кому-то веселое, безудержное безумство. Но зато когда стихийная Магия и ее встречный пожар выжгут почти весь Здравый Смысл, угроза Конца Света отступит основательно».
«И что, по-другому нельзя?..»
Вторая голова приняла задумчивое выражение.
«До сих пор по-другому ни разу нигде не было. На моем веку все крупные революции — это встречный пожар против стихии. И войны не бывает без страха и ужаса, ничего не поделаешь. Зато планета будет спасена. А вместе с нею — ее обитатели коренные…» — голова вяло кивнула в сторону веселящихся гномов, легла на траву, прикрыв глаза тяжелыми веками, будто бы говорила: «А теперь не мешай».
От злости и бессилия Нелида готова была побить эту голову: мало того, что Бог не позволял ей обратно в себя превратиться, так еще и наговорил черт знает чего: пошутил он или сказал правду — ей не узнать, к мыслям в отдельную голову не залезешь.
Бог до своих мыслей, в принципе, и без того ее не допускал, пусть она даже и возомнила, что обладала долей Всеведения. Ни один Бог не позволял того аватарам. К чему людям Всеведение? Это же все равно, что человеку вселиться в кролика и научить его телевизор включать. Человеку в кроличьем теле, может, было бы любопытно, но зачем кролику телевизор?
«И долго ты будешь валяться тут, как дурацкий тюльпан? — услышал Бог, как всегда чуть раньше, чем фраза была сформулирована в другой голове дракона. — Я лично устала, но лежать дома хочу, а не на грязном поле».
У Бога был выбор: отправить ее домой, оставшись на поле в своей бестелесной форме, или пребывать здесь вместе с Нелидой. С учетом того, что двуглавый зверь смотрелся куда эффектнее тоненькой девушки, не говоря уже о совсем бестелесных формах, в ожидании прибытия своих вечных коллег, Бог выбрал дракона. На то он и дракон, чтобы производить впечатление на всех, включая Богов. Пятеро из шести себя долго ждать не заставили.
Кто-кто, а Боги о всплесках Магии узнают сразу. Стихийная Магия в таких огромных количествах, да еще в местах, где ее практически не осталось, — дело совершенно непредсказуемое: она либо спасет мир, либо его разрушит, если ее не направить в то или иное русло, так что Богам требовалось принять меры. Трое мужчин и две женщины словно выросли из-под земли.
— Мы уже приняли решение, — истерично подвизгивая, хоть и мужским голосом, сказала дама потолще. На ней была зеленая шляпа и несуразная юбка в шотландскую клетку, а крупное лицо, которое на долю секунды показалось Нелиде темным, как у негритянки, стремительно бледнело, будто его облили кислотой. Пятеро были одеты своеобразно, но выглядели притом простыми людьми; и хоть Нелида сама была в грозном теле дракона, ей странным образом сделалось не по себе.
