передний - o 496d70464d44c373
Маши умерла с голоду, потому что ее заперли в комнате и забыли потом
отпереть. Она была очень стара, слаба и честь знала еще с прошлого
столетия.
* * *
Москвичи рисковали в любом переулке и дворике нос к носу столкнуться
с рысью какой-нибудь или ламой. Ночью на улицу не выйдешь из-за
комендантского часа – теперь целый день, что ли, взаперти сидеть?
Естественно, москвичи шли на работу, по магазинам и на свиданки. И,
видимо, это было весело.
Позвонил Диего. Сказал, чтобы я срочно бежал в галерею
«Ржавь&Коромысло» – кто-то спрашивал о граффити Иззалиевой. Но
никакая спешка не лишит меня права уложить волосы и хорошенько
приодеться перед выходом из дома.
Очаровательные служащие галереи, брюнетка и блондинка, сообщили
мне имя господина, интересовавшегося не выставленной картиной. Он
узнал о ней из каталога и подозрительно не выглядел. Наоборот, девушки,
сошлись на привлекательности молодого человека. Однако что мне с его
бородки и высокого роста – обязательных черт половины моих приятелей
мужского пола?
Молодой человек, правда, представился. Георгий Резин. Имя
совершенно ничего не говорившее. Его личину засняла видеокамера при
входе в галерею. Девушки извинились и сказали, что просмотреть пленку
можно только в конце рабочего дня, когда охранники ее стирают. Славно. Я
и так долго ждал, отчего не потерпеть несколько часов? Молодой человек
мог оказаться рядовым поклонником современного искусства,
влюбившимся в картину по названию из каталога. Вернусь с Диего – в лицо
этого Резина может знать он.
Я вышел на улицу и побрел в сторону площади Маяковского. Горячий
шоколад в кафетерии при Центральном Концертном зале – есть вещи,
которые скрасят даже самое поганое настроение.
На подходе к кафе меня осенило. Пришлось отказаться от сладкого и
200
рассеять неожиданные подозрения. Я вернулся в квартиру №44 и нервно
подошел к письменному столу. Где она? Куда я ее заткнул?
Рукопись лежала в нижнем ящике стола. Со следом от ботинка на
титульном листе. Георгий Резин – это псевдоним Дэна.
Сперва я хотел вернуться и выпить горячий шоколад, как собирался. Не
тост поднимать, а поразмыслить. Я повернулся, чтобы выйти из комнаты, и
заметил, что у моего отражения в зеркале как-то странно размыта голова.
Я медленно шел к зеркалу, думал о горячем шоколаде, об очках, которые
давно стоило бы купить, о Диего. Я плакал, но струйки слез на моем лице,
да и само лицо в зеркале не отражались. Как раз на уровне моей головы
зеркало прикрывала Кошка. Она висела, распятая, прибитая за лапы к
рамкам зеркала, подобно летучей мыши. Это я видел вместо своего лица.
Ее распоротое брюхо, желто-красные ребра и хребет. Кишки валялись на
полу.
Скоро и я там оказался, потеряв сознание.
Комната сильно преобразилась, когда я очнулся. Из нее вынесли всю
мебель, кроме одного стула и матраса с кровати. На окнах появились
решетки, при чем они были набиты изнутри, а не снаружи, как это обычно
делается. Шкаф вынесли. О смерти кошки все-таки напоминало жирное
пятно на полу.
Вспомнив, как она была убита, я разревелся. Меня совершенно
уничтожала жестокость содеявшего это человека. Но ведь она кричала,
она царапалась, она была в десять раз слабее любого человека,
дерзнувшего поднять на нее руку. Но ведь ей было больно, ведь она была
не способна себя защитить и даже позвать на помощь. И проклясть не
могла. Это же такое беззащитное и незлопамятное существо!
Я ревел, уткнувшись лбом в грязный пол. Теперь еще надо признать, что
моя комната выполняет роль тюремной камеры. Нет никаких сомнений –
они даже специальное отверстие во входной двери проделали, чтобы еду
передавать. Кто они? Я подбежал к двери и с одного яростного удара
высадил фанерку, которая прикрывала дыру.
Послышались шаги. В замочной скважине зашуршал ключ, и в комнату
вошел улыбчивый Борщик. Он очень сильно толкнул меня, так что я снова
201
упал на пол.
– Не балуй, – посоветовал Борщик весело, – и не порть государственное
имущество.
Он опять хотел запереть дверь, но кто-то его остановил. В комнате
появился Дэн. Тоже улыбаясь, он оседлал стул и облокотился на его
спинку. Борщик прикрыл дверь и замер на страже.
– Что, черт побери, происходит? – прошипел я.
Дэн молчал и довольный произведенным эффектом улыбался.
– И какого черта вы лыбитесь?!
– Ты бы помолчал лучше, – посоветовал Дэн.
– А ты бы объяснился лучше, пока я тебе глаза не выдавил. Ведь у меня
есть повод, правда?
Дэн усмехнулся.
– За шесть лет мучений тебя еще не сильно наказали, – сказал он и
сильно помрачнел.
– Что ты несешь? Какие шесть лет? Какие мучения?
– Хочешь я его заткну? – спросил Борщик у Дэна.
– Подожди, ты еще развлечешься.
Не нравилось мне все это. Квартира №44 и ее жители предстали в очень
неожиданном свете. Я даже не мог сказать в каком именно неожиданном,
но, что неприятном – точно.
– Дэн, – начал я тихо, – что происходит? Я ничего не понимаю. Это вы
убили мою кошку? Зачем? Зачем на окнах решетки?
– Ну хватит уже изображать невинность! – заорал на меня Дэн. – Ваши
эксперименты нас достали, мы не собираемся больше терпеть! Мы и так
привлекали к себе внимание, и так, а вы не заявляли о себе целых шесть
лет! Я знал, что или ты, или Крис – шпионы, но когда она себя прикончила,
все стало на свои места. Это тебя подослали. Ты, сукин сын, наблюдал за
нами и докладывал все, конспектировал даже небось. Как мы тут
опустились, деградировали. Как мы ждали все шесть лет!
Дэн отвесил мне оплеуху. Борщик сорвался с места – ему, видимо, не
терпелось изорвать меня на куски, но Дэн коротким жестом его остановил.
– Колись давай, – потребовал он сквозь зубы.
Я хотел что-то сказать, но вдруг расслабился и расхохотался. Я упал на
пол и стал извиваться от неудержимого смеха. Они молча наблюдали.
202
– У него истерика.
– Или опять рисуется.
– Идиоты, идиоты, – стонал я сквозь смех, – какие вы идиоты. Да о чем
вы… Колись! Какой маразм!
Я постарался успокоиться. Мальчики не собирались со мной мелочиться
– с секунды на секунду должен был последовать новый удар. Я решил
понапрасну не выводить их из себя.
– Дэн, я понятия не имею, с кем вы сводите счеты, но, по-моему, вы
ошиблись. Шесть лет назад я даже не предполагал, что на свете есть такие
психованные уроды.
За последние слова я, конечно, заслужил пощечину, и она
незамедлительно последовала.
– Хватит руки распускать, мудак! Говори по-человечески, чего вы от меня
хотите?!
– Нет, что вы от нас хотите? Что у вас за новый эксперимент, колись?
Почему вы перестали поддерживать с нами контакт?
– Кто «мы», кто «вы»? – от постановки вопроса меня опять начал душить
смех.
– Так мы далеко не уедем, – резонно заключил Диего и кивнул Борщику.
Борщик вышел из комнаты и вскоре вернулся, позвякивая кожаной
сумкой. Он достал из нее несколько ножей разной величины и, улыбаясь,
показал мне.
– Да, Борщик, ты совершенно прав – в твою задницу они все поместятся.
– Он сейчас пытать тебя будет, – зачем-то разъяснил Дэн. – Лучше
говори, пока не поздно.
– Могу рассказать, как я лишился девственности, устроит? Это долгая,
нравоучительная история и она нас всех развлечет.
– Борщик начнет с твоей ноги. Борщик очень любит снимать кожу заживо.
Забыл?
– Да как-то запамятовал. Только, Борщик, сейчас вновь в моде
тридцатые, а не Средневековье.
Конечно, я хорохорился. А вообще мне было очень жаль мою ногу.
На помощь пришла Вашингтон. Заглянув в комнату, она, хотя и была в
подпитии, но двусмысленность ситуации расценила правильно. Вашингтон
бросилась к нам, прыгнула на спину Борщику и диким голосом заорала:
203
– Не делай этого! Не делай этого! Ради всего святого!
Дэн отошел от них на безопасное расстояние. Борщик сбросил с себя
обезумевшую женщину и стал бить ее ногой в живот. Я, не долго думая,
подхватил стул и размозжил его о бритую голову Борщика. Дэн вцепился
мне в предплечья, но было уже поздно – его Санчо Панса икнул и грузно
осел на пол. Вашингтон почему-то прижалась к нему, обняла и стала
просить прощения.
– С вами каши не сваришь, – признал Дэн.
– Это ты прав, но я знаю чудесный рецепт вишневого пирога.
На этот раз я получил подзатыльник.
