передний - o 496d70464d44c373
– Плевать.
Я сел около Крис и погладил ее по голове.
– Что случилось, милая? Я разочаровал тебя в постели?
Она тихо усмехнулась и, расцепив руки, вытерла глаза.
191
– Это я убила Ваню.
– Ну и что? Ты была в состоянии аффекта, тебя оправдают.
– Я не была в состоянии аффекта. Я его убила.
– Из-за любви?
– И из-за этого тоже.
– Значит, ты готова нести ответственность за свои действия. Не надо
убивать себя, так ты ничего не искупишь.
– А с чего ты решил, что я хочу искупить свой грех? Ничего подобного, я
просто устала и не вижу смысла жить дальше.
– К сожалению, Крис, специалист по экстренной психологической
помощи из меня никудышный. На твои последние слова мне сказать
нечего.
– Поэтому я и попросила тебя прийти. Знала, что ты не станешь меня
разубеждать.
– Я бы хотел, я бы очень хотел… Если ты потерпишь еще чуть-чуть, я
скажу, что не могу без тебя жить.
– Именно поэтому я не буду медлить ни секундой больше, – Крис
поднесла пистолет ко рту.
– Ты – сука, Крис, – сказал я устало. – Зачем ты меня позвала? Думаешь,
так просто жить с воспоминанием о раскромсанной голове человека, с
которым был близок только прошлой ночью?
– Извини. Я тебя не для этого звала. Я должна сказать кое-что…
И Крис сказала это не своим, изменившимся голосом. Возникло
ощущение, что она дразнит меня или пытается спародировать кого-то. Я
еще подумал, что страх смерти переиначивает даже это, даже голос
человека. Или, может быть, так звучит голос самой смерти.
– У нас не будет ребенка, – сказала Крис, порывисто засунула пистолет в
рот и нажала на курок.
Я вышел в коридор.
– Ну как она, успокоилась? – спросили ребята опять хором.
– Успокоилась. На пистолете был глушитель, вот вы ничего и не
услышали.
Я указал на свою комнату:
– Ваню убила она.
Затем махнул рукой в сторону комнаты Крис:
192
– А это было самоубийство.
У меня наконец-то появилась возможность поздравить участкового с
первым закрытым делом, чем я незамедлительно развлекся, как только он
пришел. Страж порядка не понял шутку.
После рутинного опроса и составления протокола Диего потащил меня в
бар «Пекин» напиваться.
– Ты держишься? – Диего был очень нежен и внимателен и не забывал
подливать мне виски. Как я мог подумать однажды, что он желает мне зла?
– Все в ажуре, милый.
– Она была тебе близка?
– Не то чтобы… Это кстати было отвратительно, то, как у нее череп
лопнул. Если тебя кто-нибудь позовет на последний разговор перед
самоубийством – смело находи любую, даже самую идиотскую отговорку. В
туалет захотелось и все такое.
– Да, она, конечно, тебя подставила.
– Как мне чертовски ее жаль… Это что-то невообразимое. Мне
чрезвычайно жалко абсолютно всех. И этих моих дурных соседей, и Крис, и
Ваню, и олигофренку Ингу с ее женихом, и тебя, Диего, и себя жаль. Что
мы творим? Мы так давно сбились с правильной дороги.
– Я тебя не понимаю.
– Я говорю об отсутствии в нашей жизни основного стержня. Мы все как в
невесомости зависли, верим в иллюзию, что движение происходит, а его
на самом деле нет и быть не может. Потому что в нашей жизни нет смысла.
И мы его не ищем, мы способны только обессмысливать эту жизнь. Вот
скажи мне, зачем существуют мои соседи по квартире? Зачем они все еще
не покончили с собой подобно Крис? Почему они предпочитают быстрой
смерти медленное умирание с головой, забитой иллюзиями и
самообманом?
– А ты почему все еще не наложил на себя руки? Я тебе, честно говоря,
удивляюсь.
– Наверное, это как раз одна из иллюзий. Мой самообман. Я знаю, что
могу найти смысл своего существования. Понимаешь? Не вообще смысл
жизни единый для всех, а мой личный смысл. И я знаю, чтобы заслужить
193
это знание – надо пройти через ад. Если бы у меня была вера, чистая вера
во что-то, ад бы не случился. Но я лишен этой веры и должен нести
ответственность за каждую свою рану.
– Это оптимистическая идея?
– Наверное, ведь я рассчитываю на приз после этого путешествия. Ведь
в самом конце я собираюсь обрести себя.
– Чего-то мне не верится, что все это не пьяный бред. Ты уж извини.
– Пошел ты. Когда я сказал о своем личном смысле жизни, я
подразумевал, что существует еще как бы общественный. То есть для
общего пользования. Видишь ли, надо обладать очень большой смелостью
и даже дерзостью, чтобы отстаивать приватность в вопросах бытия. Но ты
всегда можешь переметнуться на ту общественную мудрость… вру, если
уж ты начал искать свой личный смысл, ты попросту побрезгуешь
общественным. А что он собой представляет… В данный момент ничего,
потому что современное общество погрязло в идолопоклонничестве. Нам,
людям, сейчас очень тяжело. Мы все такие образованные, над нами
довлеет знание всех предыдущих веков, какая-нибудь там
натурфилософия или теория разумного эгоизма. Мы все нуждаемся в
очищении. Мы все, действительно, нуждаемся в новых идеалах, в новых
авторитетах. Люди пойдут за тем, кто сильнее, но очень быстро
разочаруются, если дорога будет грязной. Сейчас так актуален интерес
индивидуальной наживы из-за того, что людям приходится заботиться о
самих себе. А на самом деле они хотят быть ведомыми. Им не стоит об
этом говорить, пока не изживется гордыня, но их просто необходимо вести.
Это и есть общественный смысл жизни. Для людей, для народов. Тот же,
кто захочет продвинуться дальше этого благополучия, станет углубляться
внутрь себя…
– Лучше выпей еще виски.
– Пошел ты еще раз.
– Мне кажется, ты страдаешь, потому что от тебя мать отказалась.
Если бы Диего повторил свои слова два раза, я бы окончательно
протрезвел.
– Какого черта ты заговорил о моей матери? Давай, выведи из этого
какую-нибудь уродскую теорию.
– Я знаком с твоей матерью.
194
Я даже не стал переспрашивать, просто сидел с открытым ртом и очень
надеялся на объяснения. Они не замедлили последовать.
– Давно хотел тебе об этом рассказать. Но мне все казалось, что ты
водишь меня вокруг пальца. Я знаю твою мать, наверное, где-то шесть лет.
Извини за подробности, но мы были любовниками. И до недавних пор я
был уверен, что любовь между нами еще не прошла. Твоя мать и я –
мошенники, все шесть лет, что мы знаем друг друга, мы занимались
махинациями, связанными с антиквариатом. Банально говоря, мы охотники
за антиквариатом и вся наша работа происходила по простой схеме –
заказчик, обычно европеец или американец, сообщал, что он хочет
получить в свою коллекцию, и мы рыскали по всему миру в поисках
необходимого. В последнее время мы работали на русских заказчиков и по
иронии судьбы похищали то, что некогда искали для былых
работодателей. Русские очень щедрые коллекционеры и совершенно
безумные. Последний заказ нам сделал небезызвестный тебе господин
Гречишный, повернутый на мебели в стиле ар-деко. Пару лет мы ему все
это собирали по США и Западной Европе, пока вдруг твоя мать не
выяснила, что ее покинутый некогда муж, твой отец, является обладателем
внушительной коллекции как раз того, что нам надо. Она выяснила, что он
погиб и что ты единственный наследник всей коллекции, и почему-то
решила действовать самостоятельно. Вот здесь я и потерял ее след. Здесь
она меня бросила. Гречишный приказал своим ребяткам отбить у меня
какое-либо желание ее искать. Ну, они отбили у меня все, что могли, кроме
как раз этого желания. Очень осторожно я начал следить за действиями
твоей матери, вознамерившись вернуть ее или, по крайней мере,
отомстить. Я сразу понял ее план. Она вышла замуж за Гречишного, а так
как ты все еще официально ее сын – ты стал его пасынком. И вся
коллекция мебели автоматически перешла к Министру Просвещения как
приданное за невесту. Перешла бы… Не вставь ты им очень длинную
палку в колеса. Ты абсолютно вышел из-под их незримого контроля и
смешал все карты. Ты подписал какие-то документы, по которым все твое
имущество переходило к бывшим коллегам твоего отца, все свои
сбережения и счет в банке передал в пользование Архитектурному Совету
Москвы и… исчез. Гречишный и твоя мать собирались убить тебя. Они
даже подготовили историю с похищением жены и пасынка Министра
