передний - o 496d70464d44c373
Я навалился на нее всем весом, и Крис рукой ввела член в себя.
Углубление в ее влагалище было фантастически приятным. Я всегда знал,
и это не нуждалось в подтверждении, что секс между мужчинами
физиологически не предусмотрен, он как бы основывался на
предварительном возбуждении от ласок и созерцания. А женское
влагалище, благословленное природой, всасывало, втягивало в себя
мужчину. Член соскальзывал в него и будто разрастался внутри, любое
движение становилось наслаждением. Теперь и только теперь я нашел
физический эквивалент уюту.
Крис сжимала руками мои ягодицы, изогнувшись, подставила мне грудь
для ласок, ловила воздух открытым ртом.
– Не жди меня, не жди меня, – простонала она.
– Крис, я сейчас кончу.
Я попытался привстать, чтобы кончить ей на живот, но Крис сжала меня в
объятиях и молящим голосом попросила:
– В меня, пожалуйста, я прошу.
Наверное, это было мое последнее соитие с женщиной, но оно, даже
лишенное какой-либо оригинальности, превосходило все сексуальные
контакты с мужчинами. Подобная мысль коробила – я так и уснул,
уткнувшись головой в живот Крис, с уверенностью, что природа сыграла со
мной злую шутку. Ведь в одиннадцать лет мой выбор не был
183
сознательным.
Проснувшись за полдень, мы прижались друг к другу и стали болтать.
Крис попросила рассказать, что было между мной и Ванечкой. Ее очень
рассмешил тот случай, когда Ваня расцарапал себе лицо бритвой для
конспирации.
– А он был шалун, – заметила Крис. – Вроде бы закомплексованный
парень, а такой находчивый и дерзкий. Тебе понравилось с ним спать?
– Мне было с ним очень спокойно. Я получил массу удовольствия только
потому, что отключил голову и весь ему отдался. С другими у меня так
никогда не получается.
– У Ванечки была такая энергетика. Успокаивающая и возбуждающая
одновременно. Ты любил его?
– Я люблю другого человека.
– А я люблю Ваню, – Крис сказала это очень спокойно. Похоже, наше
сближение помогло ей смириться.
– Крис, скажи, а зачем ты живешь в этой квартире?
– Я уехала от родителей, захотелось самостоятельной жизни, но так как я
ненавижу одиночество мне показалось хорошей идеей поселиться в
сквоте. Здесь у меня почти каждый день случались какие-нибудь
приключения.
– Но это же грязное место. Я хочу сказать, что квартира №44 не
богемный рай, здесь всех уже давно засосала бытовуха.
– Знаю, я этого тоже не избежала.
– Почему же ты не съедешь?
– Потому, что я сначала влюбилась в Шурика, а потом в Ваню. К тому же
из этой квартиры не так просто выбраться. Я до сих пор себе в этом не
признавалась, но это место как будто уничтожило все мои романтические
представления о жизни, то есть ложные представления. Я сильно
обозлилась. Ведь взамен утраченных иллюзий я ничего не получила,
никакого нового здорового знания, чтобы жить дальше. Возможно, никто не
хочет покидать квартиру №44, потому что никто из нас не получил нового
знания. Без него жизнь в любом месте становится невыносимой, зачем в
таком случае напрягаться и переезжать?
184
– Ты права. Я читал личный дневник той девушки, которая жила в моей
комнате, и из него следует, что наши соседи когда-то были добрыми,
жизнерадостными людьми. Но, наверное, они разочаровались в жизни, на
которую было столько надежд, и опустились.
– Они до сих пор добрые. Ребята деградировали, но не утеряли какой-то
самой слабой веры в чудо…
– Это ты с чего решила?
– В отличие от тебя я с ними общалась, разговаривала. Вашингтон
однажды была трезвой и призналась мне, что хочет от Борщика ребенка.
Борщик вот не добрый, мне кажется, он даже садист, вечно бьет
Вашингтон, а она надеялась, что ребенок излечит его от жестокости, а ее
от алкоголизма.
– Надеялась?
– У Вашингтон недавно случился выкидыш. После того, как Борщик ее в
последний раз избил.
– Дерьмо.
– Знаешь, я нисколечко не симпатизирую Борщику, даже ненавижу его и
еще недолюбливаю Дэна.
– А его почему?
– Потому что он умнее, чем хочет казаться. Он пользуется авторитетом
среди наших соседей и грязно ими манипулирует. Дэн очень унижал Ваню,
а Шурика так вовсе выставлял в глупом свете перед его нынешней
девушкой, негритяночкой такой, может быть, видел.
– Видел, очень милая девочка.
– А как Дэн обходится с собственными девушками? Трахает их и
выставляет ночью на улицу. Будто хочет что-то себе или другим доказать.
Будто хочет, чтобы все верили в его непреходящую жестокость.
– Он слабак на самом деле.
– Вот о чем я и говорю. Все в этой квартире преувеличили свои
возможности, я в том числе. Все думали, что они избранные какие-то,
фавориты жизни, но жизнь все переиначила. И мы оказались
потерянными, бездомными. Я впервые за всю жизнь почувствовала себя
слабой и одинокой, по-женски я имею в виду. И стала вешаться на шею
каждому встречному, пока не втюрилась в Ваню. А до этого считала, что я
выше этих чувств. Мне хватило пары месяцев в этом дрянном месте,
185
чтобы полностью деморализоваться, упасть в собственных глазах. И тоже
самое случилось с остальными. Может быть, они медленнее опускались, у
них на это было несколько лет, но все-таки каждый достиг той точки, когда
былые идеалы перестали работать, вера в них прошла. Я ведь считала
себя легкомысленной и вообще легкой, а сейчас все вот это думаю и
мучаюсь.
– Но почему так случилось? Почему все так разочаровались, ведь
утраченные иллюзии – естественная часть жизни. Она никогда из-за этого
не останавливается. Почему же разочарование стало превалировать?
Крис задумалась, встала, молча оделась и ответила загадочно:
– Потому что мы догадались, что ждать бесполезно.
Она наклонилась, чтобы поцеловать меня в лоб, накинула плащ и
отправилась обратно в участок.
После смерти Пашечки-ключника я стал выходить из дома смело, хотя
было глупо предполагать угрозу исключительно с его стороны. Он всего
лишь выполнял чей-то приказ. Хотя, признаюсь, расцветка кафеля в
подъезде моего дома, где он безвылазно провел несколько месяцев, кого
угодно могла вдохновить на насилие.
Убийство Пашечки ставило меня в тупик. Выходило, что кто-то решил
оставить мне жизнь или попросту спас, защитив от этого грубияна.
Неужели помимо врагов у меня к тому же есть неопознанные
доброжелатели? Или я все еще представляю какую-то таинственную
выгоду?
Вся эта история уже давно перестала меня развлекать, а скорее
раздражала. Что они не прикокнут меня никак? Что за непрофессионализм
такой? Или попросту отпустите на все четыре стороны – вот, чего я,
действительно, желал. Если бы только в конце пути меня ожидала
приличная награда, вместо этого в результате я должен был оказаться с
пустыми руками. Мне больше не вернуть мою истинную квартиру, отныне
она принадлежит черт-те кому. И любовь Валентина мне тоже не
заслужить, хотя я собираюсь его спасать. Я заранее устал от своего
благородства. Я хотел быстренько выяснить, что приключилось с
Валентином, оказать ему посильную помощь и покончить с этим раз и
186
навсегда. Просто синдром поп-звезды какой-то: вокруг одни интриги,
скандалы, враги и журналисты, а так хочется ровной, обывательской
жизни.
И тот факт, что на каждом шагу меня поджидал чей-нибудь труп, как
прыщи на роже во время полового созревания, – это тоже утомляло. Я
ведь никак не мог определить, связаны ли эти смерти с моей персоной, с
моей историей или они случайное стечение обстоятельств. Этот вопрос
будил во мне почти теологическое возмущение. Чем, с позволения сказать,
занимается человечество вот уже двадцать один век подряд и еще
неопределенный период времени до нашей эры? Неужели так сложно
было за эту уйму времени окончательно доказать или опровергнуть
существование Бога, а с ним онтологической случайности или
закономерности? Да покопайтесь черт вас дери в высшей математике, что
ли, изобретите эту окончательную и абсолютно достоверную формулу, на
что нам логика и философский опыт предыдущих веков? Нет, на такую
фигню людям тратить свое драгоценное время лень, они предпочитают
