передний - o 496d70464d44c373
изобретать механических собак и совершенствовать технику пластической
хирургии. Дерьмо. Я ведь испытывал острую нужду в этой формуле, все
человечество, чем бы оно ни забивало себе голову, чувствует ее
жизненную необходимость. Получается, что раз только два вопроса так и
остались безответными – в них и есть вся соль и вся мудрость. И только
ответив на них, человек получит право по-настоящему жить. А пока
остается признать, что если Бог и существует, у него есть очень веская
причина скрываться, пребывать инкогнито.
Я ехал на Большой Каменный мост уламывать идиотку Ингу. Диего
обещал добраться туда своим ходом. На перекрестке около Никитских
ворот краем глаза заметил соседку по былому родному дому. Ту, которая
имеет привычку пережидать зиму в Италии. К сожалению, очень быстро
она скрылась из виду. Нет, позвольте, почему «к сожалению»? Ключи от
квартиры мне ведь сейчас никак не помогут.
– Когда вся эта история закончится, – сказал я себе вслух и тут же
поправился, – если эта история когда-нибудь закончится, станет
неприлично увиливать и распевать меланхолические песни по кабакам.
Жизнь, хочешь того или нет, все-таки придется начинать с круглого нуля.
Уже третью по счету жизнь, будто я вшивая кошка какая… Черт.
187
На мосту собралась толпа приглашенных и случайных зевак. Здесь же с
мрачными лицами разгуливали милиционеры, комментируя что-то в
переговорные устройства.
Диего стоял на каменном балконе со стороны Дома на Набережной. Он
курил, смотрел куда-то вдаль и казался ко всему безучастным.
– Чего грустишь? – спросил я, усевшись на парапет. – Инга заставляет
всех ждать?
Диего молча махнул рукой под мост, край его верхней губы при этом
брезгливо вздернулся. Оказалось, что акция Инги в самом разгаре –
художница привязала себя веревкой к мосту и висела над водой подобно
циркачке.
– Давно она так?
– Уже полчаса, – Диего опять уставился куда-то вдаль.
– А почему народ все еще здесь?
– Ингу заберут в участок, когда она выберется, за нарушение
общественного порядка. Все жаждут на это посмотреть.
– А она не спешит, да? Наверное, придумывает, что ей сказать, когда
вылезет, какую-нибудь реплику поэффектней. Но с ее куриными мозгами,
она так до глубокой ночи провисит.
– Нам необходимо с ней переговорить, ты помнишь?
– Естественно. Почему милиционеры ее не вытянут?
– Она грозится прыгнуть в воду.
– Декадентка.
– Кретинка. Ненавижу современное искусство.
Инга стала что-то выкрикивать. Вся толпа притихла, вслушиваясь.
– Я ангел! Я ангел! – донеслось из-под моста.
– Приехали…
Инге очень понравилась ее выдумка. Она стала размахивать руками по-
птичьи, раскачиваться и на разный манер выкрикивать свою фразочку.
– Я ангел! – то пискляво, то баском.
– По-моему, ангел наширялся, – пришло мне в голову.
– По-моему, ангел сейчас ебнется, – злобно предположил Диего.
– Тебе не идет ругаться матом, но ты всегда делаешь это очень к месту.
188
– Спасибо. Здесь есть поблизости какой-нибудь мотель? Можно было бы
там переждать. Идиотка… Сидела бы дома, рожала детей.
На мосту кто-то вскрикнул. Инга стихла. Когда мы заглянули под мост,
там уже никого не было. Только кусок веревки мирно раскачивался на
ветру.
Диего опять брезгливо вздернул краешек верхней губы. Я последовал его
примеру.
– Нет. Она не ангел.
Толпа начала редеть. Никто не решился прыгнуть в реку на помощь
художнице. Милиционеры следили за течением и продолжали кокетничать
с кем-то по рациям. Очень иронично из-под моста выехал речной
трамвайчик.
– Ты будешь прыгать? – спросил я Диего вполне серьезно.
– Воздержусь.
– Как эта страна неосмотрительно разбазаривает таланты.
– Таланты, скажешь тоже. Что будем делать?
– Будем жуировать – поехали в галерею. С Ингой все равно не удастся
поговорить.
– Заметано.
В галерее «Ржавь&Коромысло» нам сообщили, что Инга погибла – тот
трамвайчик отпилил ей голову. Но вернисаж по этому случаю не отменили.
Смерть Иззалиевой только добавила перца событию.
– Похоже, что мир современного искусства циничней даже мира
политики и бизнеса, – сказал Диего и взял с фуршетного стола два бокала
шампанского.
Мы чокнулись.
– А имя моего врага как всегда неизвестно.
– Что будешь делать?
– Эта картина, которую вчера купил Магометов, была ответом на
граффити в музее. Следовательно, кто-то должен прийти сюда, чтобы на
нее посмотреть. Но этот человек останется с пустыми руками и, скорее
всего, попытается выяснить, что произошло с картиной, у хозяев галереи.
– Хозяин галереи – приятель Магометова, – Диего указал на солидного
189
брюнета в изящных очках. Изящество оправы говорило об уме и хорошем
вкусе галериста, но верили в это только самые подобострастные.
– О, и Магометов с ним. Я, пожалуй, поблагодарю его за помощь.
– Даже не смей. Он до сих пор не знает, что делать с идиотской картиной,
которая обошлась ему в три тысячи. Туалет в его квартире слишком для
нее мал.
– Три тысячи – это у меня случайно с языка сорвалось… И все же
Магометова можно поздравить с удачной покупкой. Инга ведь умерла, и
теперь цена на ее произведения возрастет. Смотри-ка, он жизнерадостно
улыбнулся, ему, видимо, только сейчас сообщили о ее кончине.
– Если твой враг хотел увидеть картину – он здесь, среди приглашенных.
Я огляделся. Вот модный художник, который трахается с хомяками. Вот
модный литературный критик, который недавно написал роман так, что
всем стало за него неудобно. Вот модный музыковед – на всех вечеринках
он напивается и начинает танцевать, глупо вздернув руки. Вот модная
хозяйка культурного центра, которая похожа на усохший труп Крысильды с
вылезшими из орбит глазами, но журналисты год от года любят ее все
больше. Вот… Черт побери, если хоть кто-то из них имеет на меня зуб – я
лучше сразу наложу на себя руки. От позора.
Два телевизора по углам галереи воспроизводили акцию около могилы
Неизвестного солдата. Инга в образе Ахматовой и ее приспешники
носились по Александровскому саду за перепуганными невестами и
брызгали в них из водяных пистолетов настоящей кровью. Отсюда
название хэппининга – «Кровь». Бегущая строка внизу экрана сообщала,
что кровь Иззалиева сцедила на скотобойне и что акция символизирует
собой дефлорацию, которая с недавних пор превратилась из интимного
ритуала в часть шоу-бизнеса.
– Не смотри это, – посоветовал Диего. – И на тусовщиков не смотри.
Тебе скорее всего нужен, кто-то неприметный, неожиданный.
Я еще раз огляделся. Ничего неприметного и неожиданного.
– Знаешь…
– Кто-то подозрительный?
– Нет. Просто на вернисаж не пришли мои соседи по квартире. Наверное,
их до сих пор держат в участке.
– Или опять что-то случилось.
190
Мы не допили шампанское и решили немедленно наведаться в квартиру
№44.
В «Ржавь&Коромысло» из всей толпы богемы своей естественностью
выделялись две девушки, блондинка и брюнетка, – служащие галереи.
Перед самым уходом Диего галантно попросил их сообщить, если кто-
нибудь станет интересоваться картиной Магометова.
Диего как в воду глядел. Мы обнаружили всех моих соседей в прихожей
квартиры. Они взволновано переговаривались около двери в комнату Крис.
Увидев меня, хором закричали:
– Где тебя носит? Крис сидит у себя уже несколько часов и грозится
покончить жизнь самоубийством. Она хочет с тобой поговорить.
– С чего бы это? – шепнул мне Диего.
Я пожал плечами:
– Мы вчера переспали, может быть, она уже успела ко мне привязаться и
боится потерять?
– Ты на себя в зеркало смотрел, герой-любовник? Сомневаюсь, чтобы на
тебя женщины западали.
– Это с точки зрения мачо. А вообще женщины любят утонченных
мужчин…
Шурик схватил меня за руку и быстро затолкал в комнату Крис.
Она забилась в дальний угол и держала в сцепленных руках пистолет с
глушителем.
– Крис, – сказал я тихо и подошел к ней. – Крис, что ты делаешь?
– Отгадай загадку, – Крис посмотрела на меня красными от слез глазами.
– Что никогда не проходит быстро и никогда не уходит красиво?
– Даже не знаю… Прыщ?
– Дурачок… Жизнь.
– Если ты сейчас выпустишь себе мозги – тебе точно не удастся уйти
красиво.
– Плевать.
Я сел около Крис и погладил ее по голове.