передний - o 496d70464d44c373
Обзор книги передний - o 496d70464d44c373
Я не знал, что и в
пытках
есть классовые различия.
Грэм Грин
Когда я снял с глаз повязку, началась моя вторая жизнь.
Конечно, я не думал о втором рождении, сидя на снегу, весь в лохмотьях
и синий, я даже никого не проклинал. Потому что, во-первых, совершенно
не помнил, что со мной произошло и кто именно виновник моего, мягко
говоря, жалкого положения, а, во-вторых, зуб на зуб не попадал – я был
увлечен совершенно иными вопросами. Где я? Что за черт?! Я еще жив??!
Я не подумал о втором рождении, с облегчением я констатировал, что
вообще жив, что в кромешной заднице, но все ж таки скриплю. Сделалось
нестерпимо холодно. Когда я был еще в повязке, я просто чувствовал, что
моему телу неуютно, что, прозрев, вряд ли обнаружу себя в
предпочтительном месте и виде, но когда я ее наконец содрал и,
привыкнув к темноте, различил заскорузлость снега и непроходимость
дремучего леса – мне стало нестерпимо холодно.
Мою одежду рвали прямо на мне, ноги не связали, но на руках, которые
почему-то не заломили за спину, красовался внушительный морской узел
из бечевки. Чтобы хоть как-то согреться, я стал анализировать в данный
момент бессмысленное: надо мной измывались непрофессионалы,
специалисты бы все-таки связали руки за спиной, и о ногах бы не забыли,
и кляп бы в рот заткнули, как в фильмах бывает. Хотя кричи, не кричи в
таком лесу – все равно никто не услышит. Вот я и не стал кричать.
Профессионалы это были или нет, одно из двух: или они просто
сплоховали, или хотели, чтобы я выжил. Я как-то не решился
противоречить второму варианту, поэтому встал и, на каждом шагу
запинаясь о кочки и уродуя босы стопы стекловатыми ветками, потащился
к блеклому просвету в деревьях.
1
*
Моим спасителем оказался лось. Его я первым встретил, когда кое-как
выбрался на опушку леса.
Лось мирно жрал какие-то ошметки из выдолбленной в поваленном
дереве миски. Добрые люди постарались. А, может быть, просто не хотели,
чтобы животные в поисках пищи приходили в деревню. Хитрые.
Лось коротко глянул на меня и продолжил трапезу. Мне было холодно, но
не страшно. Лось не почувствовал вибраций страха и посему не
обнаружил во мне врага. Очень трогательно с его стороны. А я вспомнил.
Я вспомнил, что уже видел такую миску на опушке леса, и вспомнил, как
отец объяснил мне ее предназначение. Я уже был в этом лесу. Конечно же,
я был в лесу около собственной дачи.
Естественно, это открытие не сулило мне спасения. На мне окаменели
кусочки одежды, но в карманах ключи от дачного дома почему-то не
завалялись. Однако я знал, где именно нахожусь, без особых потерь
добрался до цивилизации и завладел увесистым шансом выжить.
Ноги уже отказывались передвигаться. Я отморозил себе абсолютно все,
кроме сердца. Оно бешено билось. Видимо, из последних сил. Откуда я
знал, в какой дом стучаться? Зимой никто из наших соседей не жил здесь.
Надо идти на станцию, а это еще несколько километров пешего хода,
чересчур ироничного в моем случае. До сторожа тоже далеко.
В доме приятеля моего детства горел свет.
Стучался я недолго. Из окна с ружьем наперевес на меня смотрел сам
Коля. Изо всех оставшихся сил я понес полную околесицу:
– Коля! Это я. Ты меня не помнишь, мы не виделись десять лет. Но в
детстве ведь дружили! Не самой настоящей дружбой, но лягушек вместе
мучили. Помнишь, ты вставил одной соломинку в жопу и надул ее?
На этих словах я бухнулся в сугроб, потеряв сознание.
Человеческий организм потрясающ в своем нежелании погибнуть.
Правда, этот талант проявляется только в критических ситуациях.
2
Наверное, так устроено наше сознание, мы способны умирать только
медленно, а если она, старая и с косой, вот прямо здесь и без всяких
предупреждений – будем сопротивляться изо всех сил. Что мне помешало
умереть в лесу, под деревом, с веревкой на руках, и послужить десертом
лосям? Я скорее согласился бы курить всю жизнь и умереть в девяносто
шесть лет от рака легких, чем погибнуть со скрюченными от холода
пальцами, заметно погрызенными милым лосенком. Он так забавно
хлопал глазами и дергал маленькими, но слишком тяжелыми для него
рогами. Ах, совсем забыл, драматизируя, – он же травоядный… Или мы
воспитаны так? С твердой уверенностью, что умрем без особых мучений в
собственной постели. Но никак не в зимнем лесу, оказавшись там черт
знает как!
Коля сразу вспомнил, кто я, стоило лишь упомянуть замученную до
смерти лягушку. Такое, действительно, не забывается. И соучастников
убийства не запамятуешь. Никогда не думал, что придется на это
положиться. Он выходил меня, сказал, что страшно переживал, очень
боялся, что я издохну прямо у него на руках. А я все думал, тебе-то какая
выгода?
Такое облегчение для совести могло случиться. Умри я, не осталось бы
свидетелей того, как сладострастно ты дул в ту соломинку, как закусил
язык, опустив лягушку в воду, чтобы она засвиристела пузырьками. Тебе
ведь это выгодно было, моя смерть. Или не захотел подвешивать к совести
новый брюлик? Умер у меня на руках – моя в том вина, какой же я
несчастный! Да чего там, Коля? Стащил бы меня поглубже в лес, бросил
бы под дерево. Снег сойдет, и никаких следов не останется, а мой труп к
тому времени раз уж не лось, то кто-нибудь другой запросто обсосет до
неузнаваемости.
Эти мысли шли фоном. Ведь я как-никак был благодарен за спасение.
Коля вернул меня на грешную землю.
– Что с тобой произошло? Ты помнишь? – спросил не без любопытства.
– Не помню. Я уже пытался.
– Тебя били?
Я вспомнил, как отец отхлестал меня ремнем за то, что я перебежал
улицу в неположенном месте. Хороший урок. Правда, он потом
сфотографировал мою раскрасневшуюся задницу на память. Себе на
3
память – это уже совершенно другая история.
Я осмотрел свое тело, но никаких повреждений не обнаружил, кроме
истерзанных в кровь стоп.
– Вроде не били.
– Изнасиловали?
– И как я, по-твоему, это теперь узнаю?
– Должно быть больно.
– Вроде не больно.
– Тогда я ничего не понимаю.
– Я – не больше.
– Хочешь, схожу к тебе домой, посмотрю, что там творится?
– Коль, забыл сказать. Это чистая случайность, что я сейчас на даче. Со
мной это не на даче произошло, понимаешь, я очнулся в лесу, со
связанными руками. Это все. То, что в нашем лесу – чистая случайность.
– Но если ты ничего не помнишь до потери сознания, почему ты решил,
что это произошло не на даче? Ведь все сходится.
Я согласился. Коля сходил на мой участок, но, вернувшись, признал, что
там никого нет. Что там давно никого не было – никаких следов на снегу, а
они должны были остаться.
Я почему-то уже знал это. Меня привезли из Москвы. Со мной что-то в
Москве приключилось.
Еще забавная деталь. Я четко вспомнил, что в лесу вокруг меня тоже не
оказалось следов. И новый снег давно не выпадал. Но не мог же я там
несколько дней пролежать. И не могли же меня туда зашвырнуть.
Своей предупредительностью Коля вызвал у меня только подозрение.
Что нужно такому крепкому, грубому парню от мальчика слабого и
женоподобного? Почему-то ответ на этот вопрос до сих пор не перестает
меня удивлять.
Коля растопил баню, объяснив это тем, что мне обязательно нужно
согреться. Все мои попытки отказаться привели к неудаче. Даже апелляция
к буржуазности, мол, баня – это для крестьян, а я предпочитаю ванну с
пеной и ароматическими добавками. По-моему, этим я его только
раззадорил.
4
Я не люблю быть обнаженным в присутствии недорогих мне людей. Коля
относился именно к ним. Я не люблю пот как таковой. Ему все это чуждо. Я
предполагаю, ему доставило удовольствие в очередной раз покрасоваться
своими мускулами и красивой фигурой. А мне было не до красоты после
пережитого. И уж тем более не до секса.
Коля попросил отлупить его березовым веником. Сначала лежал на
животе, видимо очень гордясь еще и своим волосатым задом, а когда
перевернулся на спину, член у него уже вовсю стоял.
– Либидо свое прикрой, - сказал я. – Ведь веником задену.
– Веришь ли, – ответил он с бесстыдством достойным портовой шлюхи, –
