передний - o 496d70464d44c373
первоначальному замыслу это должно было эффективно влиять на
совесть голодавших или, по крайней мере, отпугивать их множеством
узелков и тем, что при легчайшем прикосновении пакеты громко шуршали.
Не стоит уточнять, что это не сработало, а о полном фиаско
свидетельствовала возникшая на холодильнике записка:
«Кто не понял: где написано «Крис» – это мое. Руками не трогать!»
За ней последовала еще одна записка:
«Я сказала! Мудаки, руки выверну, если засеку!»
Потом еще:
«Майонез мой. Прошу не использовать. Дэн»,
«Вот и жри свой майонез. Борщик»,
«Пошли все на хуй. Больше я ничего в этот холодильник не положу. Крис.»
Вполне в традициях Генри Миллера Крис забыла достать из
холодильника кусок сливочного масла. Он так и поселился в уголке и
омерзительно пованивал сквозь несколько слоев пакета с биркой «Мое!».
А кто же воровал, навсегда осталось загадкой, хотя однажды Вашингтон в
порыве ярости сорвала с пустого холодильника историческую переписку, и
заслужила всеобщее расслабленное подозрение. Красивый жест
Вашингтон сопроводила словами: «Развели тут бардак!».
Продолжением этого конфликта стала проблема мытья посуды. С пеной
у рта, Крис доказывала, что использовать ее посуду и не мыть за собой –
нечестно. Дебаты она вела с Дэном, авторитетом группы молодых людей
из третьей комнаты, как раз и злоупотреблявших чистой посудой, и в этом к
ней присоединился Борщик – еще одна жертва. Крики продолжались
часами с привлечением самых неожиданных аргументов и большей частью
55
в ночное время. Таким образом квартира №44 ни чем не отличалась от
любой коммуналки, и я готов был сойти с ума или моментально поседеть
при одной мысли, что меня заставят в этом участвовать.
Наивное предположение Вашингтон, что молодая энергия освежит жизнь
в квартире, обернулось не тем боком. Крика и шума стало больше – это
бесспорно. В Крис содержались бесконечные запасы конфликтной
энергии, и она не заставляла себя ждать. Скандалы вроде кухонного
привели к абсолютному разобщению, когда каждый забивался в свою
комнату с куском колбасы и собственной посудой.
Мне была противна мысль, что уже в таком молодом возрасте все
постояльцы не способны существовать без выяснения отношений,
говорившем как раз о недостатке энергии и потребности вытрясти ее из
кого-нибудь другого. Внутренне все друг друга ненавидели, хотя, казалось
бы, начинали с дружной жизни студенческой коммуны. И уж точно ни я со
своей замкнутостью, ни импульсивная Крис не могли изменить ситуацию.
Разве что усугубить ее.
К некоторому сожалению, я заселился в квартиру №44 на последней
стадии ее деградации. В сущности, мои соседи не были такими уж
плохими людьми. Наоборот, они заслуживали искреннего сострадания за
вдребезги разбитые иллюзии и отказ от борьбы. Это бросалось в глаза,
стоило кому-нибудь устроить алкогольную вечеринку, а со временем они
только учащались. Я уже не заходил на кухню без рвотных позывов от
смешанного запаха чеснока, пельменей и перегара.
Крис тоже была из другого теста. Ее отец, хотя и благополучный
социально человек, часто прикладывался и вызвал этим в дочке
неослабевающий протест. Она никогда не пила и раздражалась на тех, кто
злоупотреблял. Я же не мог позволить себе запои от трепетного отношения
к тому, как выгляжу со стороны.
Но, видимо, мне прощали все снобистские закидоны. В какой-то момент
я с ужасом понял, что мои соседи считают меня очень милым мальчиком.
Может быть, чуть высокомерным, но все-таки добрым и отзывчивым.
Скорее всего, на эту мысль их навело мое терпеливое общение с вечно
пьяной Вашингтон. Борщик (из благодарности, что ли?) залавливал меня
56
на кухне и рассказывал о своих наркотических переживаниях, троица из
третьей комнаты внимание проявляла по-разному.
Я долго не мог понять, что внимание они проявляют вполне
определенного характера. А когда увидел щенячий, призывный взгляд
Вани – лицо как всегда опущено, руки что-то нервно теребят –
окончательно решил поставить на своей репутации крест. Похоть взяла
свое. Я больше не хотел оставаться в одиночестве и страстно желал вновь
почувствовать в своем рту мужской член.
Поразмыслив, я решил, что лучшей кандидатурой на место любовника
был все-таки Дэн. Я бы его даже уважал, не будь он алкоголиком. В этом
человека чувствовалась сила, о которой писала покойная Нелли, и если он
меня не заинтриговывал, то, по крайней мере, больше всех возбуждал.
Однако контакт с ним не ладился. Дэна поочередно ублажали две
субтильные девицы, видимо, и не подозревавшие о существовании друг
друга, а наше с ним общение ограничивалось довольно глупым, но
повторяющимся диалогом. Каждый раз, когда я заходил на кухню и
становился свидетелем веселого распития горячительного, Дэн
поворачивался ко мне и добродушно спрашивал:
– Дорогой сосед, не хотите ли водки?
На первых порах по врожденной наивности я принимал это за кокетство
и отвечал не менее добродушным отказом, но когда вдруг понял, что эта
сцена повторяется из раза в раз вот уже месяц и Дэн не отстает от меня
именно потому, что хочет напоить меня водкой, я тихо запаниковал и
интересничать бросил. Я, что, должен это терпеть? Он, что, с первого раза
не понял? И понеслось. Тренируясь в искусстве парирования, я старался
каждый раз отвечать по-новому и желательно оригинально. Не совсем
понимаю, кого я хотел этим впечатлить, но оригинальность вскоре
сменилась наспех замаскированной озлобленностью.
– Дорогой сосед, не хотите ли водки?
На выбор:
– Хочу, но только в другой компании.
– Нет, я предпочитаю дорогие напитки.
– Чтобы походить на вас? Боже упаси.
– Я… Я ухожу отсюда.
– Спрашивайте позволенья, прежде чем со мной заговорить.
57
– Я не задерживаюсь в людской.
– Черт, пора показаться врачу, у меня начались слуховые галлюцинации.
Но настоящих вершин я достиг не в этом искусстве (хотя, к великому
счастью, импровизировал, а не заготавливал ответы заранее) –
потрясающего мастерства я добился в искусстве игнорирования, когда
понял, что источник остроумия не бесконечен и что благоразумнее на все
вопросы, вернее на один-единственный отвечать величественным
молчанием.
Так и повелось. Этим поступком я окончательно оградил себя от быта
квартиры №44 и от симпатичного мне потенциального любовника. Свято
место пусто не бывает.
Личная жизнь Крис сложилась быстрее моей – вскоре на ее ложе стал
задерживаться Шурик. Минуя тот факт, что у него уже было три девушки, к
каждой из которых он относился очень серьезно. Я искренне порадовался
за подругу и почти завидовал, когда она пересказывала их сексуальные
игры. Видимо, мальчик был изощренным любовником, потому что иногда я
даже визуально не мог представить себе некоторые из его придумок. Но
безусловный талант не уберег Шурика от удара пяткой в лицо, которым
наградила его Крис в очень женском приступе ревности. Она не захотела
мириться с его похождениями на стороне и указала бедняжке на дверь. А
через пару дней мягкостью подушек и перин страстной Крис наслаждался
уже Ваня.
Забавный все-таки парень. Крис утверждала, что по энергетике он
идеальный любовник. Член у него был большой, и источник Ваниной
закомплексованности опять остался непознанным. А комплексовал он
сильно. Мог, например, час шумно и с азартом трахать Крис, а, кончив,
потупить глазки, обиженно повернуться к стене и только огрызаться на все
вопросы и ласки. Надо отдать должное Крис, на подобное поведение она
реагировала по-матерински нежно и внимательно, и старалась не
обижаться, когда Ваня вдруг трусливо сбегал из ее постели и прятался в
комнате своих друзей. Но он всегда возвращался, хотя и не скоро.
В то время, как Крис разбиралась со своими любовниками, я предавался
отчаянной мастурбации. Купил фаллоимитатор и подобно свихнувшейся
58
старой деве вгонял его в себя по ночам. Сосать резиновый член было
неинтересно и невкусно. Когда же он был во мне, я представлял, как все
мужчины этой квартиры по очереди меня пялят. Пожалуй, все кроме
Борщика – даже в фантазиях не хотелось конкурировать с его вечно
