Коллектив авторов - Плавучий мост. Журнал поэзии. №3/2016

Многочисленно тикающие часы
вот вам вектор пространства
Вырастает
красное дерево Это вечер
Неизбежность симметрии
слепая мысль
голая идея будущей печали
стремительно перебегает
от предмета к предмету
некоторых
еще нет
но синее небе уже летит
кто задумал
все это
смотрит

С протянутыми руками стоит над свершенным
То о чем мы думаем
уже есть
Но не знаем чего уже нет

С рождения когда мы спим
гребень растет на голове и снятся
головы змиев
с оттенком мистической
мудрости а
Лжемудрые!
я отправляюсь в путь
Впереди
сияющая седловидная вселенная
на линии уреза воды
очаги звезд Из глубин
плывут рыбы
огромное отчужденное братство
из неточностей и хаотических приближений
…в разные времена будет состоять их знание
…В некоторых направлениях нет границ
и во все отодвигающемся будущем
эфемерными памятниками интуиции
уставлен мир

Старый элегантный бог джунглей,
Белый Сэдан.
В раздумье бог.
И перестала петь маленькая птица.

Сэдан
еще юный молочно
белый
в лунном сиянии
повторяет
дневной
урок Будды
Солнце
Локализации
Иерархии

В вечерних стволах
облокотив большое
уставшее тело
стоит Сэдан
Текут мысли через наклонную голову
свои
чужие
В вечернем свете
навсегда

Там
где под зеленью дерева
Космогония надежд
получила разум и веру
свастику ног и пентаграмму копыт
где под зеленью дерева
спит
извилистая улыбка
химеры юности
прекрасной
как
розовое ухо слона
где
Сэдан снова юный
недоуменно-белый
повторяясь трубит
там
преданный –
веселюсь
пурпурный мотылек
из жерла
космоса

между столпами
истины солнечного света
тепловой след замысла
парит
но
огибая обман
сквозь дождь
летит
пурпурный
мотылек признака
быть

Сегодня раннее утро,
август, солнечно
и по-весеннему тихо.
В зеленой массе листьев
отчаянный сон
видит желтый листок.

Ночь. Сквозь наползающий
сон
мерцающие в сочленениях
скелеты
новых иерархий
в старых
…короткое повествование
в остывающей голове
быка

Ночь. Мокрые листья падают.
Из окна бара свет. Музыка XX века.
Все эти трубы и контрабасы
все мои школьные товарищи.
Что мы умеем?
Всю жизнь приняли на себя.
Ночь и осень. Вот такие мы люди.

Как-то сказал отец
– построим дом.
Все мы уселись за стол.
– Каждому по комнате,
Одно окно, второе окно, третье окно.
А вот над крышей отец задумался.
Но и крыша готова!
Готова?
Тогда мне позволил он
Дорисовать трубу и дым.

И долго мы потом жили в этом доме.

Из трубы не вылетает больше искр.
Ночь сидит на теплой трубе.
Некому согнать эту темную птицу,
которая раньше, казалось,
не прилетала.

Что хочет вечер сказать?
Что все приняло свой облик?
Кто такие безмолвные деревья,
Кто такие звери,
Кто это смотрит в глаза?
Из тьмы тебе Маугли тихо ответит:
Те, кто не успел стать людьми.

Весенний путь. Чуть зеленеющий.
Чья-то голова в облаках.
Голубые куски апрельского неба,
там, там
…для пропавших без вести
Что предназначено?
Путешествие.
…путешествие там, где светло.

Вечер.
Вышел Полифем на террасу,
где-то там
люди внизу.
Подымается дым от костра.
Дети сели поближе к взрослым.
Старики смотрят в огонь.
В каждом есть что-то,
что не сбудется.

Первый автомобиль!
Как Ваши благородные
блестящие спицы?
А запасное колесо?
Как много оно значило в Вашей жизни!
Заметив Ваш след, стараюсь
не потерять его из виду
…приподнимаю шляпу при встрече
с Вами…

Первые дни кинематографа
Люди спешат как в жизни.

Вышел на улицу.
Люди бегут
бегут
в свежем осеннем воздухе…
…не страшась
вы действительно
предстанете перед нашим богом
в грязной обуви
и моя смерть между вами
и наверняка он пожурит вас
а вы потупитесь и будете
снова
живыми людьми

Воздух, воздух осенний воздух
пошел человек
Это я доносчик Богу
на себя и людей

Тихо и глубоко
вздохнул
дракон
во тьме ночной
Мертвого
легкого как пушинку перенес
с места
на место
На его веку прошло
время этого человека
Жуткое и сладкое
одиночество
…как хотелось чтобы
человек тот
дышал

Первобытный человек, я могу,
могу только смотреть.
Вдыхая и выдыхая.

На берег
песка и красной глины
прибывает ветер
и снова
посмотреть на море
колеблется горизонт…
В последний раз
выпущу
неразумный клубящийся сонм богов
выскажу им истину
вырву крылья
в кого превратиться
как тепло как одиноко на берегу морском

В своей кубической комнате
живший столько лет
я мертв.
Протянется солнце
осветит красные корешки книг
графин розовый с синим
зелень стеблей
Оставил записку на столе
– сейчас буду
…а ушел навсегда

Говорю им –
несу в себе
и жизнь и смерть,
такими, какие они есть на самом деле
смеются все…
А как счастливо можно было бы
прожить эту жизнь.

Осень
очень
тяжело
пробирается к себе в логово.
Стило
сосны-писаря
оцарапало щеку
хозяйки.
Стайки
ворон
устроили небольшой содом
на подходах к ее участку,
и ветер на яхточках дней
рвет оснастку.

О многом мальчик деду говорил,
а бабушка в сторонке засыпала.
Вопрос к вопросу мальчик городил…
Угомонившись, начинал сначала.

«Она умрет, – мальчишка все твердил, –
и ты умрешь. Тогда на кой вы жили?
Кого-нибудь ты в жизни победил?
Тебя любили?»

Растерянно отмалчивался дед,
не понимая внуковых вопросов
(да и не слыша их): какой еще ответ,
когда снопы не убраны с покосов.

Вернется сын, махорки принесет,
и надо будет вычистить колодец,
и, может быть, старуха поднесет…
Заезжий горец

на Ленина палатку основал,
а дед там не был…
Мальчишка все болтал и нападал,
а бабушка, забывши про аврал,
глядела в небо.

Ангарской швейной фабрики
красивое пальто.
Порхают плечи-зяблики,
и ножки без понтов
бегут обыкновенные,
по площади летят,
и дремлют тени пленные,
и ангелы хотят.

Тебя нашел в столетии прошедшем.
Ты служишь проституткою в столице.
Ты – самая красивая из женщин,
но принц не снится.

Ты запросто отказываешь мужу
сутра, не объясняя – все понятно.
И чтение – одна из тех отдушин,
что врет приятно.

К тебе подходит призрак еле слышно,
ноты не замечаешь, вся в романе…
И молодость растерянная вышла…
И ты уже на грани… И за гранью.

Иди домой, там твой опять нажрался.
Повздорил с кем-то из своих, подрался,
разбил окно, а ведь декабрь. Там дети.
А сам разлегся, сволочь, в туалете.
От шума не уснули до утра…
А ты-то, дорогая, где была?

Пришел из зоны брат,
и каждый в доме рад.

Отец от счастья плачет,
бутылку мать не прячет,

несут еду на стол –
из зоны брат пришел.

В пивбаре мужик
искал туалет,
упорно тыкался в стену,
выпивший, заполошный.
Конечно, он был смешон.
И я рассмеялся.

А потом подошли
пять его собутыльников,
и затеялось долгое,
неприятное разбирательство.

Офицеры вертели стволами,
кидали пачки банкнот
(какие они крутые),
но вскорости все уладилось.
– Мы стояли на защите Белого дома, –
после мира рассказывали они, –
но сильно не пострадали.
Только вот Саня
(тот дуралей)
слегка контужен
и плохо в сумерках
ориентируется.