Коллектив авторов - Плавучий мост. Журнал поэзии. №3/2016

Не пропадай. В какой унылый край
Земная ось качнула это лето?
И почему-то женщин очень жаль,
Когда их сумочки подобраны по цвету
К плащу. Печален неба свод,
И листья каждой жилкой кровоточат
И всё желтеет, тлеет и гниет,
Но сдаться увяданию не хочет.
Ты плачешь оттого, что ты живой,
А всё прошло. Пчелою пролетело.
Так плачет дерево под медленной пилой,
Цилиндрами своё теряя тело,
Так плачет мать, кроватку теребя,
Невыбранное имя повторяя,
И я как никогда люблю тебя,
И я как никогда тебя теряю.

Пройти, едва тревожа жизни гладь,
Не мучась ни от жажды, ни от стужи,
Пройти и ничего не потерять,
В итоге ничего не обнаружив.

И праздновать остатки смирных дней,
Несношенного сердца именины
В кругу своих не то, чтобы друзей,
В объятиях не так, чтобы любимых…

По-зимнему – в наброшенном пальто –
Курить старик выходит на площадку.
Чертил, считал, черкал, искал разгадку,
Но снова получается не то.
И рядом никого. Нет бы помочь,
Подать огня и постоять участно…
А за окном уже настала ночь.
А, впрочем, это к делу непричастно.
Стоит и курит. А часы стучат,
В квартире, на столе с зажженной лампой.
От света на кровати у внучат
Игрушечный медведь закрылся лапой.
И тишина над городом плывет,
Знакомая, привычная такая,
И только где-то в небе самолет
Летит себе, фонариком мигая.

Наше неяркое лето пригрелось на теплых камнях,
Уходить не спешит, задержалось на две недели.
Тыквы уже улеглись на зимовку в сенях,
Но на деревьях листья только чуть-чуть пожелтели.

Утром туман. После воздух прогрелся и стал невидимкой,
Держит птиц на весу над водой серебристой и зябкой.
Темная ящерка с крапчатой спинкой
Прижимает тень свою к камню тоненькой лапкой.

По трассе – по краю полей
Мы ехали мимо Режа,
В последнем осеннем тепле
Свой путь к Ирбиту держа.

Поля уже были пусты,
Но рощи в багряной листве
И золотые кусты
Стояли в пожухшей траве.

Еще вдоль опушки стога,
Горбами лохматых спин…
Что это у них – рога?
Нет, бивни… Вот морок, блин!

Понятно же – врут глаза,
Да как-то уж складно врут…
Водитель, кивнув, сказал:
В Курганскую область идут.
Тут корму под снегом шиш,
На лапнике зиму терпеть,
А там ивняк да камыш:
Озерная лесостепь.

К казахам бы не ушли –
Подстрелят их там на раз…
И, скорость переключив,
Нажал от души на газ.

Над полем где-то вдали
В предчувствии близких вьюг
Курлыкали журавли,
Птенцов уводя на юг.

Горело в небесной сини
Листвы золотой торжество.
Но мамонт ушел в осинник,
И больше не видно его.

Заранее ясен финал мотылька
У свечки в бокале.
Когда мы крушили ментальность совка,
Мы тоже летали.

Мы просто обязаны были сгореть,
Но вышло иначе,
А что нам от жизни осталась треть –
Так и это удача.

Простите нам, дети, словесный туман,
Напыщенность эту,
Прокуренных кухонь высокий обман,
Стремление к свету.

Вот нарисованный очаг,
Вот ключик золотой –
И мы спускаемся во мрак,
Ведомые мечтой.

Здесь паутина, пыль и грязь,
И низок потолок;
Здесь крыса пискнет, торопясь
Убраться из-под ног.

Здесь страх, что сводит нас с ума,
Тяжел, как кирпичи –
Но что там впереди, где тьма
Сгустилась и молчит?

– Какая разница? Наш путь
Лежит всегда вперед,
И что за ужас там ни будь,
Назад не повернет.

Наш мир – театр, но режиссер
Таит от нас финал.
Будь каждый сам себе суфлер,
И пусть трепещет зал!
Пускай, как барабан в бою,
Стучат во тмье сердца,
Пусть каждый роль ведет свою,
Сражаясь до конца.

Мальвина, бес тебе в ребро,
Корсаж и юбки – вон!
Читай скорей стишки, Пьеро,
И к бою, Артемон!

Я – ни любовник, ни герой,
Ни воин, ни поэт –
Любую стену головой
Пробью, идя на свет.

Хор поет:
Пусть очень трудно нам идти
Во мраке долгих лет –
Лишь был бы свет в конце пути.

Голос свыше (это отставший при
спуске по лестнице Папа Карло):
В конце пусть будет свет.

Не верю в женщин с именем Оксана –
Мне кажется, что ночи напролет
Им снятся львы, жирафы и саванна,
И на песчаном мысе бегемот,
И толстый негр, стучащий в барабан –
Вся эта гумилевщина, кино
Столетней давности. Храни, мой талисман,
Нас от иллюзий, канувших давно!
Я тоже отдал экзотизму дань,
Но я летел мечтой в другие страны,
Чтоб новым преисполнится и странным,
Не для того… Оксана, перестань!
Молчи, Оксана! Лучше в землю лечь,
Чем слушать… мне и слышать неохота,
Что как прижмешься к негру – «маешь вещь»
И сколько шкварок будет «с бегемота».

Харон на атеистах отдыхает:
– Ты погляди, компания какая!
Приперлись вечный обретать покой –
Ни у кого обола за щекой!
Не верили в богов, своим умом
Хотели жить? Ворочайте веслом!
Ты, толстый, становись к рулю,
А я покуда подремлю.

– Да ладно, песьемордый, не скули.
Бумажный рубль… на что тебе рубли?
Кто на себя надеялся всю жизнь,
К веслу привык. Давай левей держи!
Правь на стремнину. Да не суетись,
Кто нас там ждет? Давай-ка, братцы, вниз,
Ну, типа сплаву нас, как летом в отпуск.
Поди, с покойников не спросят.
Я думаю – пока несет река,
Не стоит утыкаться в берега,
Тут нас не ждут, там странствию конец –
Давай-ка вниз, мертвец. Греби, мертвец!
Терять нам нечего. Ну, разве счет годам.
Река всегда впадает в океан,
А в океане, – близко ли, вдали –
Нас встретят корабли.

Я в детстве думал – буду Крузенштерн,
Кусто или Челюскин, например.
При жизни все дела, не довелось.
Ну, после смерти повезет, авось,
Уйти за край земли, за окоем…
– Эй, лодку-то вернешь?
– Потом вернем…

– Что, приходила Муза?
– Да, была.
Вздохнула, обозвала непечатно.
Скользнула легкой тенью вдоль стола,
Опять вздохнула – и ушла обратно.

– Ей, видно, не понравился роман?
– Да ей мои романы… безразличны.
Она и не взглянула на диван;
Уж музы-то ко всякому привычны.

– Так ты был с женщиной?
– А с кем еще мне быть?!
Я, чай, не древний грек, чтоб мальчиков любить!

– Ноты писал?
– Конечно! Постил в блог:
Что наш постмодернизм суицидален,
Он деперсонизацией фатален,
А посему – я подвожу итог –
Весь фарш из смыслов только колбаса,
В которой вместо мяса консерванты.
Грядет Мак-Дональде духа… два часа
Расписывал я эти варианты.

– Постой! А как же творчество, скажи?
Ведь ты писал отличные сонеты…
– Ах, право, сочиненье есть род лжи,
Я врать устал. Заезжены сюжеты,
Никто их не читает. Манифест
Другое дело: изложил, и ясно
Что профессионал, и не напрасно
Свой хлеб литературный автор ест.

– Я знаю, ты умен и образован;
Но разговором я разочарован.
Я мнил, что ты действительно творец
И лирики терновый свой венец
Вовек не променяешь на корысть…
– Ох, надоел, Сальери, отвяжись!
Вот вечно ты с нотацией… Где ты
профит увидел? Глупые мечты!
Российский литератор вечно беден.
– Даты обедал ли?
– Оставь, не до обеден!