Коллектив авторов - Плавучий мост. Журнал поэзии. №1/2016

Папа купи мне пластмассовые солдатики
Сладкую вату и колесо обозения
Мама а мне помаду шарик
И чего он ко мне пристает
Дядя Андрей а дядя Игорь и тетя Света
Что ли маленькие
Дай прокатиться на велике
Только если вокруг ротонды
Сквозь ограду солнце
И даже еще и не осень
Читаю на лавочке с наладонника
Книжка так себе
Катится вып(б)рошеный
воздушный шарик
Детский электромобиль, коляска
Американские горки грохочут
Тетя Света визжит
Дядя Игорь по-хозяйски ее обнимает
Август
Начало столетия

Свет из горсти в горсть,
Ты на земле – гость,
Ты на земле миг,
Раз, и уже старик.
Два, и уже другой,
Только опять живой,
Три, и придут сюда
Мертвые поезда,
А на четвертый счет,
Время назад течет.

Почтовые марки, индекс, обратный адрес,
Облезлый ящик для писем через дорогу.
Никому еще не предназначаясь
Уходит письмо, уходит, и, слава богу.

Но долго перед глазами будет мешать-маячить
Спина почтальона, и так до точки, до скрытой
Домами Камы, которой весна-удача
Несет от верховий паводок. И событий

Не будет больше. Хватай мешки, бля! Вокзал отходит…
Заборы заводов, кладбища лодок, снова заборы
Левшино, дурка, куртка не по погоде,
Лемминги-дачники, телефонные переговоры.

А конверту плевать, куда там лететь и ехать.
Почтальон уволился, ящик сперли, сменился адрес.
Песня из репродуктора, стены, эхо.
Диктофон в кармане с заедающей кнопкой «запись».

вот доеду и запишусь
в добровольные строители мостов
потом закончится апрель
вчера эта падла продала нам уксусную эссенцию
вместо водки
падла, потому что знала,
нюхать не будем, сразу дернем
только я всегда сначала нюхаю
Виталик вернулся в ряды
и не вернулся из командировки
Андрюха давно сторчался в своей Тюмени
Парня с соседней койки забрили,
потому что косить под пидора
тоже надо уметь
слышал,
армия пошла мудаку на пользу

рисовал по памяти Покрову на Нерли
потом на заказ
украденную из порно-колоды
даму червей,
сосущую здоровенный болт
флиртовал хоть убейте не помню с кем
хорошо, что в неврозах
нет разделения по полам,
только по палатам

записывал рассказы умалишенных
и собственные умные мысли
в одной тетрадке
курил кислые дешевые сигареты
плел из капельницы
чертил планы эвакуации
от себя добавляя лестницы и коридоры
пил с санитарами спирт и чифирь в палате
выписался в июне
остальное не важно.

кино кривозеркалья
закручено в цветы
подробные в расцвете,
поскольку декабря
не убыло в паркете
по линиям руки
затягивая воду
крадутся пауки.

в усталые пожатья
разжатая земля,
торопитесь к обеду
как люди-ледоходы,
а с четверга на среду
из сумерек стола
возносятся опилки
и выдохи стекла.

местность уже не ваша:
Russia и неизвестность
кошка – и на душе.

Сорос туда из гипса,
числа как будто голос:
чипса и стрекоза.

а ведь не память сходу,
воду и тёртый камень
к гиду – пускай слепа.

к чёрту ли разомлели
в деле на перечёты
пили из-под пера.

хрустящий хромовый четверг.
плезиозавры у окна дежурят,
смыкают очи от дневного света
и уши затыкают, иногда
стучат в окно и плавно затекают
по крестовине внутрь помещений
фабричных – там готовится лапша.
проникнув раздеваются по кругу
и представляются «комиссией», Москвой.

рабочие вздымают хэнде хох.
жужжание электродрелей гаснет,
но продолжает медленно бурить,
проводка плавится, плезиозавры курят.

в дверном проёме возникает краб –
огромный, водянистый, деловитый –
причмокивает, а плезиозавры
сужаются, рабочие колотят
по пассатижам – ровно – молотками.

лапша вытягивается в стороны от краба,
по полу разбегаются маслины,
сочится маслянистый сок.

из окон появляются служанки
в болотных сапогах, в руках шприцы:
– транквилизатор и очистка помещений…

по стенам трещины, вся фабрика дрожит,
обваливаются плиты потолка,
из пола откупоренная лава
ползёт плезиозаврам по ногам,
рабочие взывают к миротворцам,
служанки с крабом исчезают в окнах,
комиссия довольна.
миротворцы
отправлены назад в кот-д'ивуар,
в связи с нехваткой топлива.
аминь.

отрезвишься и поедешь
поползёшь как полетишь
неба сизые ошмётки
и печальная труба
а над городом из глины
проскрипит таёжный снег
и никто не уступает
места в транспорте-земле

заколоченные гнёзда
догорают в голове
очаги комендатуры
маршируют под печать
у собаки есть озвучка
будто оперный театр
а подводная на-водка
окружает и палит

три недели ясен тополь
серым светом за глаза
откупоривают душу
забивают телефон
чайки это отвечайки…
а подводные рабы
пузырят и плодоносят
сквозь густую чешую.

и руки умывал
когда они пилаты
по вторникам бурил
буровил и курил
в палаты
и галеты
дарил-паниковал

и поезд целовал
в пожарные кареты
и карты ковырял
ворочаясь нырял

но вымерли галаты
а я голосовал.

не прихожу в себя
не ухожу без стука,
солнечный частокол
и солона трава.

а насекомых кукол –
сосками подсобя –
выкормил бы: халва –
рыхлая как монгол.

перелетая верх
теменем обнажиться
и сединою глаз
пересказать письмо,
через жену кружится
в опочивальне снег
а седина – бельмо
или под землю лаз.

вот и хрома сосна
вещны святые мощи
не выдаётся Бог
заживо на ура
или спросонья ночи
высыпится луна
перьями из пера
ангелом из-под ног.

на дне глазного дня
расспрашивай меня
раскрашивай меня
вопросы утоляй

побольше не проси
вкушая не вкуси
но оставляй для птиц
на ветках из ресниц

а время – человек
на время человек
мышатам полевым
пшеница из-под век

всё кончится когда
закончится вода
ну а пока июнь
взрослеющий пока.

ни у голоса качели –
у виолончели.
размыкаются нули
и мычит июль
если любишь – поюли
и запутай в тюль.

меньше покоя – такое
страшное и другое

или следы от денег
и: денёк а не день

больше в глаза докуки
и старухи в старухе

время как молоко
сбитое молотком.

вижу голос в темноте
и мокнет дым и парит
звёзды ползают в молоке
но не видно, говорит

сколько раз одеялом
не укрывайся а смертельно.
что-то дрожит справа
и не может выдвинуться

а нетуже ничего да
только скопление тёмного
лишь раз озябнешь
и всё непоправимо.

это поминки
это родовая память

связанный крепко лежит в собственных верёвках
и корни волос доедают свои участки
вода замечает и взрывается
срывая с костей землянику

это правовое поле
это электрическая дуга

нет ничего положительного
только куски проволоки
окопы и полигоны
а текущие коровы проваливаются в степь

отвернувшись раз
не вернуться к месту захоронения

кресты по всей неуёмной степи
отмороженные глаза по всей бесконечной степи
миллиарды раскрытых ртов со снегом и проволокой
здесь же.

будет канатоходство
и ласточки из спины пролетят
памятник всех забудет
даже капельницы весны

чётное поколение
запаянное в карусельный хлеб
как увлечённое
остановит зимы бассейн

все ли успето? как-то
строгость листается по странице
прячутся новосёлы
в дереве обитаемом

вылетят из спины и
аллилуйю каждому вынесут
зря мы подложно выли
при сухарях и от жажды.